Всем стоять на Занзибаре - Браннер Джон - Страница 31

• Предыдущая
• 31/143
• Следующая

– Логично. Один из стандартных методов сломать человека, чтобы превратить в солдата, это отобрать у него радость, от которой он может почувствовать, что жить стоит – даже человеку по ту сторону прицела. Нашел монеты?

Выбирая три из кармана, Джерри думал: «Я был прав, что избегал Артура, пока не стало слишком поздно что-то менять. Он чертовски уверен в своем цинизме, а я вообще ни в чем не уверен, даже в том, что этот древний оракул – куча дерьма».

Монеты были брошены, гексограмма нарисована, и Артур вперился в результат.

– Пи, – сказал он, не потрудившись свериться с кни гой. – Со слабой чертой во второй позиции. «Когда рвут тростник, другие стебли тянутся за ним, так как он растет пучком». Проще говоря, единение с ближними еще может спасти положение. Хочешь прочесть полный текст?

Джерри со смехом покачал головой.

– Сам знаешь, что я думаю о предсказаниях судьбы!

– Да, знаю, и тебе должно быть стыдно, что ты не воспринимаешь их всерьез. Потому что мне не нравится, как твоя слабая черта поднимается в гексограмме, превращая ее в Си Кань, «Двойную бездну», а это означает «преумножение опасности». Иными словами, держись начеку, запаска, иначе ты в беде.

– О риске я подумал. Мне не нужна мистическая книжка, чтобы сказать, что, отправляясь в армию, я, возможно, подвергаю себя опасности.

Это Артур пропустил мимо ушей.

– Знаешь что я думаю? Я думаю, что слабая черта проявится завтра, когда от единения с другими ты перейдешь к подверганию себя опасности.

– Но я и собираюсь «объединиться с другими»! Как еще яснее перевести «пойти в армию» на язык этой книжки!

– Ага! Но более логичный перевод «оставайся с семьей и друзьями».

Джерри обиженно поднялся на ноги.

– Извини, Артур, – сказал он. – Я надеялся, ты поймешь, что я принял решение и переубеждать меня уже поздно.

– Ну да, признаю. Я только пытаюсь показать, что ты делаешь. Тебе не хочется сесть и продолжить разговор?

– Боюсь, нет. Я просто зашел попрощаться. И мне еще кое к кому нужно зайти перед сном.

– Как хочешь. Но окажи мне услугу. – Артур порылся в горе книг. – Возьми это с собой, почитай на досуге… если тебе досуг оставят. Не трудись возвращать. Я знаю ее почти наизусть.

– Спасибо. – Взяв протянутую книгу, Джерри рассеянно запихнул ее в карман, даже не посмотрев, как она называется.

– Знаешь что? – продолжал Артур. – У меня такое чувство, что тебе, пожалуй, все-таки нужно послужить в армии. Хотелось бы только, чтобы у тебя было больше шансов вернуться живым.

– Как сейчас все поставлено, потери сведены к минимуму. Они же потеряли не более…

– Одни люди, – прервал его Артур, – с большей вероятностью впутываются в истории, чем другие, это относится и к успеху, и к поражению. Ты из тех, кто ни за что не желает расставаться с иллюзиями. Ты скорее всего бросишься искать… славы или чего там еще – чем объясняют, почему люди рискуют своей жизнью, и ты этого не найдешь, поэтому добровольно пойдешь на какое-нибудь идиотское задание и этот шанс сведешь к тысяче против одного, и…

Он перевернул руку, точно ссыпал с ладони горку песка.

Мгновение Джерри стоял как каменный, потом внезапно дернул на себя дверь и вышел.

Проходя мимо двери Бенни Ноукса, он услышал слабые звуки: скрип, вздох, смешок.

«Сгноит себя до смерти, учитывая, сколько дерьма принимает! И у него есть потрясающая терка, красивая терка, а У меня…»

В это мгновение он понял, что не может не верить пророчеству Артура.

Его ждет не учебный лагерь. Это неминуемо будет плавучий лагерь. Это будет на базе, отделенной от берега милей воды. Барьер дезертиров не остановит, но пляжа достигнут только самые выносливые пловцы.

Там у длинных столов призывникам приказывают вывернуть карманы и раздеться догола. Капитан в сопровождении старшего сержанта медленно идет вдоль столов, осматривая разложенные на них предметы, а тем временем другой сержант следит, чтобы новобранцы стояли по стойке «смирно», а не то… Капитан останавливается против Джерри и переворачивает данную Артуром книгу, чтобы прочесть заголовок.

«Словарь гиперпреступности», – говорит капитан. – Арестуйте его, сержант. Владение подрывной литературой.

– Но!.. – взрывается Джерри.

– Закрой варежку, солдат, хватит с тебя и одного нарушения.

Джерри давит в себе ярость.

– Разрешите обратиться, сэр, – по всей форме говорит он.

– Разрешаю.

– Я ни разу не открывал эту книгу, сэр. Один друг дал мне ее вчера вечером, и я просто положил ее в карман, а потом забыл…

– Она зачитана до дыр, страницы едва не выпадают, – отвечает капитан. – Добавьте, сержант, ложь офицеру.

– Наказание всего в двадцать четыре часа строевой подготовки – можно сказать, прощение.

Как соизволил заметить капитан, это ведь, в конце концов, первое нарушение.

Дональд был потрясен, насколько обыденным показался ему вечерний город. Народу на улицах было меньше, чем днем, из-за той самой паранойи, которой поддался и он, но все же достаточно, чтобы создать приятное оживление и дать ему почувствовать, что он вернулся в те времена, когда только-только окончил колледж и тел на тротуарах толклось на миллион меньше.

«Неужели я подспудно рассчитывал увидеть, что с привычных дневных мест исчезли магазины?»

Ему захотелось рассмеяться над собственными дурными предчувствиями. Тем не менее что-то не давало ему покоя. Постепенно его мозг распознал причину, Дональд специально это в себе вырабатывал: исходить из мелких вторичных признаков и, не посвящая себя проблеме целиком, подсознательно отыскивать нужную ниточку.

Чересчур шумно. Музыка, в основном хиты последнего поп-парада, гремела повсюду, и потому два или даже три отдельных ритма беспорядочно смешивались в полутоновой диссонанс, но иногда к шлягерам примешивалась и классика: пройдя сто ярдов, он идентифицировал Бетховена, Берга, Ойяка. Впрочем, то же можно было бы сказать и про Дневные часы, особенно с тех пор, как производители радиоодежды начали встраивать в швы не наушники, а колонки.

Необычным ему показался звук голосов. Люди повсюду болтали и сплетничали – непозволительная роскошь днем.

Подсказка: Эти люди друг друга знают, друг с другом здороваются.

Безымянные для него, но знакомые между собой, они сбивались на тротуарах в группки по пять-шесть человек. Он едва не принял их за бездомных, как вдруг понял, что даже по нынешним меркам их слишком много, и начал замечать в толпе настоящих нищих: мужчин, женщин и даже детей с печальными глазами, которые цеплялись за мешки с пожитками и ждали ночи и законного шанса прилечь где удастся.

– Ты устал, тебя тяготят заботы? Приди к Иисусу, приди и отдохни на его груди! – взывала с паперти через ручной громкоговоритель женщина-пастор.

– Нет уж, мэм, спасибо, у меня пока мозги на месте! – крикнул ей проходящий мимо чудо-мальчик в крокодиловке, и его запаски хрипло рассмеялись и похлопали его по спине. Чудо-мальчик был афроамериканцем, и пасторша тоже. Вообще кругом афрамов было в пять-шесть раз больше, чем днем.

«Они посмотрели на меня с любопытством. Подсказка: Цвет кожи? »

Но это был ложный след. Постепенно он отыскал истинную причину. На нем был консервативный, несколько устаревший и совсем немодный пиджак, какой он обычно носил. Большинство проходящих мимо были или в лохмотьях, как бездомные, зачастую по десятку раз натягивавшие на себя одноразовую одежду, или же те, кто наступление сумерек воспринимал как сигнал дать волю воображению. Не только чудо-мальчики в крокодиловках особого покроя, создававшего впечатление огромных мускулов, но прохожие постарше носили одежду броскую, как оперенье павлина: алый и бирюза, черное дерево и хром. Они красовались в чем угодно от длинных одеяний в стиле стран РЭНГа до ритуальной раскраски, оттененной в стратегических местах парой перьев.

«Ответ: словно в чужой мир попал».

• Предыдущая
• 31/143
• Следующая