Выбери любимый жанр

Провокационная терапия - Фаррелли Френк - Страница 11


Изменить размер шрифта:

11

Уверенность и знание, что мы отягощены наследственностью (окружающая среда все-таки не дает нам наших гениталий), уверенность, что есть большой выбор детерминант поведения человека — экономических, социальных, психологических и культурных, что риск представляется нам правым делом — все это учитывается в провокационной терапии, тем не менее, исходная посылка опирается на то, что клиент сам отвечает за свое поведение. Одно из самых трудных допущений для любого человека можно иллюстрировать примером «Я сделал это маленьким топориком». Признать, ответственность за свое поведение и не взваливать ее на других людей, «систему» в целом — очень трудная, но необходимая задача. Многим людям кажется наивным и лишенным оснований предположение о том, что люди испытывают трудности, потому что сами захотели этого, но мы делаем такое допущение с лечебной целью и стремлением изменить восприятие, отношение и, наконец, поведение больного. «Правомерно» это или нет, доказывает наш клинический опыт, который подтверждает, что это — самая действенная, функциональная предпосылка для возбуждения у больного стремления выздороветь и актуализировать все свои потенциальные возможности.

У клиента гораздо больше потенциальных возможностей адаптироваться в жизни, чем он сам и большинство клиницистов думают «Мрачные» прогностические установки в отношении недостатка способностей или возможностей клиента слишком суровы в клинической области и являются, возможно, скорее субъективной реакцией терапевта на беспомощность и безнадежность в целом, чем любая объективная установка на клиента. Терапевты, как и большинство людей, не любят признавать свои неудачи, и очень часто они не могут избежать искушения и простое чувство неадекватности превращается для них в научный факт, который можно применить к больному: «Мне не удалось, значит, ты безнадежен» или «Если я не помог тебе, не сможет никто». Многие из нас, кто проработал какое-то время в социальной сфере, могут припомнить какого-нибудь респектабельного, интеллигентного, хорошо обученного врача с большим опытом, который сделал или предполагал сделать заключение: «Этого человека не вылечить». И вот приходит какой-нибудь студент или новичок, который не знает об этом, и помогает человеку вылечиться. Думается, это явление лучше всего можно объяснить следующим образом: прогностические утверждения становятся самоисполняющимися пророчествами. В конце концов, кто захочет работать с клиентом, у которого, как выясняется, «безнадежный прогноз»?

Возможно, для нас, профессионалов, это прозвучит несколько унизительно, но мы должны признать, что в случаях, когда мы не способны помочь клиенту, это может сделать другой, даже новичок в нашем деле. Однажды я давал консультацию по трудному случаю в продростковой палате пациентке было 17 лет, из них 10 лет она была госпитализирована и имела ворох других проблем. Одна из ассистенток воскликнула: «Ну, если Фрэнк Фаррелли не сможет ее вылечить, значит, никто не вылечит». Я возразил: "О, нет. Я не сказал бы так". Хотя я поблагодарил ее за дружескую поддержку, все-таки сказал, что ни одного из терапевтов нельзя отнести к категории исцелителей любого больного. Только научное исследование может со временем определить, почему так происходит. Если верить высказыванию «пища для одного человека, но яд для другого», тогда в результате наших опытов, можно заключить, что «возмездие, судьба для одного человека — возможность для другого», хорошо что это так для наших клиентов. Молодым терапевтам это придает надежду и побуждает их к наступлению там, где «эксперты» пасуют.

Психологическая хрупкость пациентов чересчур преувеличивается как самими пациентами, так и другими людьми

Большинство больных разгуливают с наклеенными на них ярлыками «Осторожно, хрупкое стекло!» К сожаленью, слишком часто наши клиницисты верят этим ярлыкам и соответственно реагируют: «Руками не трогать». Часто можно слышать: «Она еще не готова к этому» или «Было бы ужасно предположить». Многие педагоги и врачи, читающие лекции и проводящие семинары по детской психиатрии, часто не могут сдержаться, чтобы не поразить слушателей рассказами о том, какие случаи бывают с детьми во время их роста. Под впечатлением от психопатологических фактов они недоумевают: «Удивительно, как это еще люди вырастают наполовину здоровыми!» Такое обучение предписывает начинающему врачу уделять внимание изучению предпосылок для лечения того или иного пациента, его силы и здоровья, психопатологии и отклонения в социальном общении. Терапевт провокационного лечения, пародируя традиционный подход в попытке спровоцировать проявление положительного хорошего в пациенте, иногда излишне переоценивает его отклонения.

Было бы намного уместнее для терапевта всегда помнить о том, что пациент действует самым худшим образом, на что он способен (Например, Якобсон и др., 1965, подтверждают, что 75% их клиентов находились в состоянии экстренного кризиса, когда их начали лечить). Если же терапевт будет ориентироваться только на переоцененные, завышенные отклонения (т.е. дисфункциональное, кризисное поведение), он получит искаженную картину состояния клиента. Разумеется, нужно учитывать психологические и физические пределы больных, но в целом мы должны относиться к ним более требовательно; в большинстве своем они ведут себя так, как от них ожидают и отнюдь не являются хрупким дрезденским фарфором.

Клиент излечим независимо от сложности его состояния

В клиниках принято считать: каким образом предскажет больничный персонал исход заболевания пациента, таким он и будет. Если персонал ожидает выздоровления больного, последний стремится к исцелению, если же персонал предскажет, что ничего с пациентом не произойдет, так и случается. Почему это так? Ответ найти нетрудно: обычно персонал руководствуется точными предпосылками на основе системы убеждений. Если они поверят и будут ждать, что больной выздоровеет, они будут использовать все доступные им средства и сдерживать его негативные проявления.

Такое предположение отнюдь не поверие или байка, а часто встречающийся клинический факт. У нас много примеров такого типа, что доказывает основательность нашего предположения. Нет нужды говорить, что псевдонаучный и непродуманный ярлык «спонтанная ремиссия» не объясняет значительных изменений в поведении больного, считавшегося ранее «хроническим». Кажется удивительным, что такие случаи еще не получили детального изучения. Мы занимаемся изучением процесса заболевания, каким образом больной становится социально небезопасным (социальные отклонения), но не изучаем «безнадежные» случаи, где пациенты требуют таких усилий врачей, какие он потратил бы на копание вечной мерзлоты простой чайной ложкой. Думается, пациенты проходят через определенный процесс, заметной фазой которого является выбор пациентом пути на исцеление.

Опыт взрослой жизни так же, если не более важен, чем опыт детства, для формирования у клиента системы ценностей, установок и поведения

Е.Е. Ле Мастере, бывший декан школы социальной помощи при университете Висконсин (Общение Личности 1966), отмечал, что в противовес преобладающей в сельской местности еще несколько поколений назад идеи семьи, семейственности, современные родители являются для своих детей скорее опекунами, чем созидателями и воспитателями характера и личности ребенка. Доступное общение с равными себе, средства массовой информации, ценности нашего реалистического общества, система поощрения и собственный выбор — вот что формирует ребенка во взрослого человека не менее, чем влияние мамы и папы. Далее Ле Мастере (1970) пишет: «Окружение сравнялось по своей значимости с влиянием родителей. Одно дело предположить, что личность — результат общественных отношений и культурной среды, но совсем другое дело предположить, что общественный мир ребенка — результат взаимоотношений с родителями. Верно, что в раннем возрасте окружающий мир воспринимается только через семью, но, как говорил Клин, существуют силы, такие, как юношеские группы, родственные связи и средства массовой информации. Родительское влияние не является синонимом семейному влиянию, не говоря уже о социальном окружении. Конечный результат такого взгляда на проблему — связать отца и мать полной ответственностью за формирование личности их ребенка». Возможно, психологи не достаточно строго указывали родителям на их вину и этим позволяли клиентам также уходить от ответственности.

11
Перейти на страницу:
Мир литературы