Особый отдел и око дьявола - Чадович Николай Трофимович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/73
• Следующая

Ещё в юные годы он побывал со школьной экскурсией на мясокомбинате и с тех пор питал стойкое отвращение ко всем технологическим процессам, в ходе которых производятся пищевые продукты, но поскольку деваться всё равно было некуда, а мороз зло покусывал лицо, решил, как говорится, заглянуть на огонёк.

Внутри было парно, как в бане, хотя бревенчатые стены кое-где покрывала наледь. По мокрому бетонному полу сновали заспанные люди, у которых поверх белых рубах и штанов были надеты резиновые фартуки.

Барак делился на отдельные секции, и в первой из них находилось огромное металлическое корыто, наполненное густой зернистой массой, похожей на прокисший творог. Одни рабочие усиленно лопатили её, а другие вёдрами подливали горячую воду. В целом эта сцена сильно напоминала северный вариант одного из кругов дантова ада.

В следующей секции вонючие творожные сгустки мяли, резали и по частям запихивали в полотняные мешки, сквозь ткань которых уходили излишки сыворотки. Дальше сыр прессовали в круглых формах и погружали в соляной раствор.

Между собой рабочие почти не разговаривали. На вооружённого человека в милицейских погонах здесь никто внимания не обращал, словно это был бестелесный призрак.

В конце концов Цимбаларь добрался до святая святых сыроварни – помещения, где дозревали сыры. Всё его пространство занимали многоярусные широкие полки, похожие на лагерные нары. На полках лежали сыры – каждый размером с колесо малолитражки. Одни были ещё белыми, словно грибное мясо, другие успели подрумяниться, а третьи, покрытые слоем парафина, дожидались оптовых покупателей.

Отыскать в этих сырных лабиринтах мастера оказалось не так-то и просто.

Но стоило лишь Цимбаларю пару раз призывно кашлянуть, как он примчался сам – такой же круглый и гладкий, как его знаменитые сыры.

– Только этого мне ещё не хватало! – Мастер с ходу набросился на гостя. – Вход сюда лицам, страдающим инфекцией верхних дыхательных путей, строжайше запрещён!

– Боже упаси, – ответил Цимбаларь, слегка ошарашенный таким приёмом. – Это я просто так, чтобы привлечь внимание…

– Любые патогенные микроорганизмы действуют на нашу продукцию самым отрицательным образом, – продолжал мастер. – На стадии созревания сыры подвержены инфекции в той же мере, что и грудные дети. Они могут зачахнуть и даже погибнуть.

– Искренне вам сочувствую, – сказал Цимбаларь. – Не каждый в наше время решится завести столько болезненных детишек.

– Впрочем, – мастер принюхался, – создаётся впечатление, что в вашей носоглотке патогенные микроорганизмы отсутствуют. По крайней мере, жизнеспособные. Но на всякий случай прополощите ротовую полость, – он протянул Цимбаларю мензурку со спиртом (это следовало из химической формулы, намалёванной на ней).

День начинался многообещающе!

Цимбаларь тщательно продезинфицировал рот, но из соображений приличия проглотил полоскание (как известно, воспитанные люди при посторонних не плюются). Мастер немедленно поднёс ему тарелку, на которой лежали кусочки сыра разных сортов.

– Отведайте нашего «Маасдама», – посоветовал он. – Жирность почти пятьдесят процентов. Реализуется исключительно за рубежом. Цена десять евро за кило. Рецепт достался мне от дедушки.

«Маасдам», надо сказать, оказался отменной гадостью. По вкусовым качествам он не шёл ни в какое сравнение с плавлеными сырками «Дружба», которыми до сих пор закусывала прогрессивная российская интеллигенция.

Пока Цимбаларь через силу жевал безвкусный, закаменелый сыр, мастер представился:

– Геннадий Николаевич Страшков. А вы, как я понимаю, наш новый участковый. Александр… э-э-э… Цинандали?

– Цимбаларь, – поправил его гость.

– Ох, простите, – смутился мастер. – Но всё равно фамилия для этих краёв редкая. От кого ведёте род?

– От валашского господаря Влада Дракулы, по кличке Цепеш, – невозмутимо пояснил Цимбаларь. – Служим России с шестнадцатого века. Сначала в пыточном приказе, впоследствии по линии министерства внутренних дел.

– Трудовая династия, значит, – кивнул мастер. – Это хорошо… А в нашу сыроварню каким ветром занесло?

– Знакомлюсь с вверенной мне территорией.

– Ну и как вам в Чарусе?

– Пока ещё только приглядываюсь.

– Место тихое, – наливая в мензурку из пузатой десятилитровой бутыли, заверил его мастер. – Хотите ещё?

– Нет, спасибо… А насчёт тихого места я с вами совершенно не согласен. Каждый год то убийство, то несчастный случай, то суицид. На плохом счету ваша Чаруса.

– Ну да, ну да… – мастер сам опорожнил мензурку и закусил сыром, имевшим подозрительный фиолетовый цвет. – Что есть, то есть… А знаете, когда надвигается какая-нибудь беда, мои сыры заранее чувствуют это. Замедляется созревание «Чеддера». Пересыхает «Рокфор». Да и другие сорта ведут себя непредсказуемо… Почти год производственный процесс шёл без сучка и задоринки, а с недавних пор я снова вижу грозные знамения. Пропала целая партия «Чеддеров». «Рокфор» опять не может набрать положенную по технологии влажность. Значит, в самом скором времени надо ждать новую трагедию.

– Это вы серьёзно? – Цимбаларь подозрительно покосился на бутыль со спиртом.

– Совершенно серьёзно, – ответил мастер. – И поверьте, спиртное здесь ни при чём. Это лишь профилактическое средство… Просто я очень хорошо знаю сыры. Можно сказать, вырос среди них. И мой отец был сыроделом, и дед. По той же стезе пойдёт и мой сын… Кстати говоря, Страшковы ведут свой род от Николая Васильевича Верещагина, первого российского сыродела, основавшего своё дело во второй половине девятнадцатого века.

– Разве до этого в России не было сыра? – удивился Цимбаларь.

– Своего, представьте себе, не было! Пётр Первый, большой его любитель, пытался завести сыроделие, да безуспешно. За границей этот товар покупали.

– Но сейчас, похоже, всё в порядке, – Цимбаларь огляделся по сторонам. – У вас, как я погляжу, дело кипит.

– Это что! Сейчас лактация коров на нижнем пределе. А летом просто рабочих рук не хватает.

– Мой предшественник старший лейтенант Черенков к вам не захаживал? – как бы между прочим осведомился Цимбаларь.

– Крайне редко. Не любил он сыр. Впрочем, кроме меня, его в Чарусе никто не любит. Предпочитают пироги да ватрушки.

– Это от переизбытка, – сказал Цимбаларь. – Мой предок Цепеш, имевший прекрасные винные погреба, предпочитал токайскому и мускату обыкновенную человеческую кровь. Разве это не парадокс?

– Ну да, ну да… – теперь уже мастер подозрительно косился на собеседника.

Воспользовавшись его замешательством, Цимбаларь напрямую спросил:

– Что вы можете сказать об убийстве Черенкова?

– Только то, что я его не совершал. – Мастер сразу заторопился. – Извините, но сейчас мне надо закладывать в молоко сычужий фермент. Очень ответственная операция.

– А я собирался задать вам ещё несколько вопросов, – с расстановкой произнёс Цимбаларь. – Ну да ладно, ещё встретимся…

Покинув сыроварню, Цимбаларь некоторое время постоял в нерешительности, соображая, куда бы ему сейчас лучше всего отправиться. До открытия магазина оставался ещё целый час, клуб, где кроме всего прочего располагалась ещё и библиотека, работал крайне нерегулярно, а о времени первой церковной службы он вообще не имел никакого представления.

Цимбаларь уже начал было склоняться к идее посещения коровника, сторож которого первым обнаружил труп Черенкова, но неизвестно откуда взявшийся долговязый мужчина, чью грудь прикрывали от холода только татуировки, лихо отсалютовал ему левой рукой.

– Здравия желаю, гражданин начальник! Что стоите, как витязь на распутье? В наших краях не только нос, но и мужскую достопримечательность отморозить недолго. Дозвольте проводить вас в отапливаемое помещение. – Упреждая неизбежный вопрос участкового, он тем же молодецким тоном добавил: – А я тот самый Борька Ширяев, про которого вам дед Ложкин рассказывал.

– Почему же Борька? – сухо осведомился Цимбаларь. – Вам ведь, наверное, уже за сорок перевалило.

• Предыдущая
• 20/73
• Следующая