Выбери любимый жанр

Лес Ксанфы - Чадович Николай Трофимович - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3

Дурак, с болезненной отчетливостью подумал Сергей, ох, какой же я дурак! На что я мог надеяться!

Он шел сквозь Лес, ветви беспорядочно раскачивались вокруг. Они уже не были послушны и предупредительны, как прежде, и временами даже цеплялись за скафандр, словно пытаясь остановить человека. Вершины материнских побегов шатались от ветра. Где-то с хрустом рухнул перезрелый ствол. В воздухе стремительно закружился песок.

Ураган, как будто сквозь сон подумал Сергей. Ну, конечно! Этого следовало ожидать. Лес не злой и не добрый, он рациональный, как сама природа. Смерть неудачникам! Дорогу сильным и нахальным! Может быть и Тахтаджяна бросила любимая. Как же ее звали?.. Ирина Ковач, кажется.

И Сергей вспомнил.

Ирина Ковач – ну, конечно! Это именно она доказала биологическую природу Большого Красного Пятна на Юпитере. Потом участвовала в экспедиции «Галилей-12»… Что-то там у них случилось. Экспедиция погибла. Точно! В тот же день погиб Тахтаджян. Конечно же, он любил эту женщину. Лес улавливает эмоции любого разумного существа. Страх, гнев, горе совершенно неведомы жителям Ксанфы, и, столкнувшись с ними здесь, Лес, наверное, испытал нечто вроде стресса. Отсюда огромное выделение энергии. Вот она, причина урагана! Тахтаджян! Вика!

Внезапно его словно пронзило – «Станция! Вика!» Станция будет разрушена!

Ветер валил с ног. Сергей невольно опустился на колени. Вырванные с корнем побеги уносились ввысь. В двух шагах уже ничего не было видно. Это его горе породило бурю. Тоска превратилась в ревущий ветер, боль – в песчаный вихрь, обида – в грохот и стон ломающихся деревьев.

Тахтаджян погиб, когда понял, что он единственная причина бури.

Неужели уже ничего нельзя сделать? Усилием воли блокировать сознание? Вряд ли сейчас получится. Уснуть, выключиться? Хоть бы какой-нибудь наркотик! Ничего нет. Тахтаджян нашел выход. Но он не успел. Какой неподатливый клапан в маске… Скорее, скорее! Щелчок! Пронзительное шипение. Тесно в костюме! Душно! Запрокидывается в пропасть голова…

Очнувшись, Сергей увидел склонившегося над ним брюнета.

– Это моя вина, – торопливо сказал брюнет. – Целиком моя вина. Я хочу, чтобы ты это сразу понял. Раз и навсегда.

Слова доходили до сознания с трудом, словно набор звуков, лишенный смысла и человеческих эмоций.

– О чем вы? – безучастно сказал Сергей.

Кроме брюнета вокруг стояли, склонившись к нему, еще несколько человек. Кто-то поддерживал его под голову. Вики нигде не было видно.

– Ну, понимаешь, – продолжал брюнет, – первоначально в условия эксперимента это не входило…

– Какого эксперимента?

– …В общем, мы уже подозревали, что причиной урагана были эмоции Тахтаджяна, но только подозревали…

– Значит, мы с Викой…

– Нет, нет! Ты не должен так думать! Просто требовались три условия, трудно выполнимые, если брать их все вместе: нужен был специалист, достаточно неустойчивая психика и незнание того, что отрицательные эмоции могут вызвать ураган. Специально для эксперимента не разбудишь ведь в себе злобу или там зависть, ревность, не станешь стонать от горя. У меня, например, – я главный специалист проекта Постников, – всегда были на редкость положительные эмоции.

– Вроде… как у сытого питона, – Сергей сел, давясь мучительным кашлем.

Брюнет нисколько не обиделся и, кажется, даже воспрянул духом, обнаружив в пострадавшем явственные признаки жизни.

– Это уже потом, когда привез Викторию, мне пришла в голову дурацкая идея попросить ее разыграть сценку… Если бы она не согласилась так сразу… Да нет, что тут – не прощу себе! Когда мы увидели, что начинается ураган, бросились за тобой в лес. Рация твоя почему-то не работала, кажется, ты просто забыл ее подключить. И вот – не успели.

– Где Вика?

– Ее сразу пришлось увезти. Эмоции такие, что возможен был новый ураган. Повторяет только, что любит.

– Кого?

– Как кого? Тебя, конечно… Скверно получилось, но может быть ты учтешь, что…

Не дослушав, Сергей поднялся и, пошатываясь, пошел прочь сквозь покорно расступающиеся заросли.

3
Перейти на страницу:
Мир литературы