Ищейка - Чадович Николай Трофимович - Страница 11
- Предыдущая
- 11/15
- Следующая
Фонарик упал и сразу погас. Вор, круша все на своем пути, метнулся туда, метнулся сюда, врезался в стенку, рухнул и стал возиться на полу, не то пытаясь раздеться, не то сражаясь с кем-то невидимым.
Кульков, справившись кое-как с цепким и злым, как черт котенком, осторожно приблизился к преступнику, беспомощно ворочавшемуся среди груды товаров.
– Ни с места! Руки вверх! Стреляю без предупреждения! – выкрикнул Кульков (вернее, попытался выкрикнуть, на самом деле эти решительные слова были произнесены сорванным, петушиным фальцетом).
Преступник с места не двигался, только елозил ногами, рук не поднимал и, вдобавок, бормотал что-то невнятное, что с одинаковым успехом можно было расценить и как сигнал о безоговорочной сдаче и как боевую песнь неизвестного индейского племени. Лишь включив свой фонарик, Кульков определил истинное положение вещей. Его противника с ног до головы опутывала рыболовная сеть, в которую также угодило и немало других предметов: теплые женские рейтузы, раздавленные пачки стирального порошка и банка маринованной свеклы – все это, вместе с человеческим телом было спеленато в плотный тугой кокон. Вдобавок ко всему канат с грузилами несколько раз захлестнулся на лице и горле незадачливого злоумышленника, что в данный момент лишало его дара внятной речи, а в самом ближайшем будущем обещало лишить еще и доступа воздуха.
С помощью пистолетной протирки Кульков освободил от пут шею и рот преступника. В благодарность за этот гуманный акт тот укусил Кулькова за палец и завопил благим матом: «Кузьмич, меня менты повязали! Выручай, гад!»
Неизвестный пока еще Кузьмич, все это время хоронившийся где-то неподалеку, получил, наконец, достоверную информацию о происшедшем и – судя по быстро удаляющемуся топоту ног – сделал из нее совершенно правильные выводы. Кулькову не оставалось ничего другого, как через разбитое окно кинуться вслед за ним.
Мрак, можно сказать, был абсолютным, лишь иногда в разрывах облаков капелькой ртути вспыхивал осколок месяца. Отчаянно брехали разбуженные выстрелом собаки. Легко ориентируясь по свежему следу, Кульков добежал до конца деревни, пересек узенькую полоску пашни и вступил в лес. Здесь Кузьмич явно потерял ориентировку – след петлял, пересекался удаляясь от того места, где находилась спрятанная автомашина.
– Эй! – крикнул Кульков. – Не беги! Пропадешь ведь!
Ответа не последовало. Кузьмич, как поднятый с лежки волк, уходил в глубь леса, и сухой валежник гулко трещал у него под сапогами. Почва постепенно становилась все податливей, ноги тонули в сыром мягком мху, явственно потянуло болотом.
Кульков замер, принюхиваясь. След больше не убегал вперед, а обрывался метрах в десяти, и там, в его конце, за толстой сосной стоял Кузьмич, вскинув над головой руку, с чем-то железным, увесистым. Как загнанная в угол крыса, он был готов защищаться до конца, но обильно хлынувший липкий пот выдавал его страх.
– Эй, не дури! – Кульков вырвал клок мха вместе с торфом и швырнул Кузьмичу прямо в грудь. – Брось железку!
Кузьмич бросил, но не на землю, а в Кулькова, конечно же, промахнулся и побежал прямо к болоту.
– Стой! – крикнул Кульков. – Там трясина! Пропадешь, дурак!
Однако Кузьмич шел напролом, врезаясь в кусты, спотыкаясь на кочках, проваливаясь в колдобины. Кульков, выбирая сухие места, трусил параллельным курсом. Каждое дерево, каждую ямку он узнавал так же легко, как если бы сейчас был ясный день.
Кузьмич вскрикнул и по самую грудь ухнул в яму со ржавой холодной жижей.
– Ну что, допрыгался! – сказал Кульков. – Я тебя предупреждал. За ветки хватайся, над головой они у тебя! Так! Грудью ложись, не бойся! Влево выбирайся! Еще! Ну, слава богу. Да не туда! Только влево!
Кое-как Кузьмич все же выкарабкался из трясины и снова побежал, теперь уже держась края болота. Вода смачно хлюпала в его сапогах.
– Постой! – уговаривал его Кульков. – Ты что, всю ночь бегать собираешься? Учти, у меня пистолет есть. Могу и применить.
– Не попадешь! – прохрипел Кузьмич.
– Попаду! Я тебя как на ладони вижу! – Кульков снова запустил торфяную бомбу и, судя по реакции Кузьмича, весьма удачно.
– У тебя что, прибор какой-то есть?
– Есть.
– Слушай, а что я сейчас делаю? – Кузьмич остановился.
– Папиросу достал, закурить хочешь. Да только спички твои промокли, не зажигаются.
– Отпусти меня. Я тебе денег дам. Много. Все что есть отдам. Дом купишь, машину.
– Дом у меня имеется, а машина и казенная сгодится.
– Ну тогда просто так отпусти. Человек ты или нет?
– А сам ты кто? Знаешь, сколько из-за тебя баб по деревням ревет?
– Значит, не отпустишь?
– Не отпущу.
– Ну тогда стреляй. Я с места не сдвинусь.
– Зачем стрелять. Сейчас мне подмога подоспеет. За уши тебя потянем.
Действительно, со стороны деревни уже слышался рев автомобильных моторов, лай вновь всполошившихся, уже притихших было собак.
– Ладно, сдаюсь, черт с тобой, – тяжело вздохнул Кузьмич. – Скажешь начальникам, что я, дескать, добровольно… с повинной явился…
– Это можно.
– Но учти, не будет тебе больше в жизни счастья. Прокляну я тебя. Я умею. Меня бабка научила. И тебя прокляну, и детей твоих.
– А детей зачем? Дети тут ни при чем.
– Хорошо, детей не буду, – немного подумав, сказал Кузьмич. – Но тебя все равно прокляну…
Если на белом свете есть кто-то равнодушный к славе, то это скорее всего тот, кто этой славы уже хлебнул по самую завязку. Ну а если тебе довелось попробовать ее впервые, да еще полным ковшом, тут уж равнодушным остаться никак нельзя. Этот тезис доказал свою справедливость и на примере Кулькова, переживавшего в эти дни свой звездный час.
Люди, еще совсем недавно относившиеся к нему с полным безразличием или открытой неприязнью, теперь здоровались первыми и уважительно жали руку. В числе двенадцати других особо отличившихся сотрудников (начальника, его заместителя, шофера начальника, Дирижабля, Печенкина и семи столичных майоров) он был поощрен денежной премией в размере половины оклада.
Посмотреть на Кулькова прибыл сам начальник Управления – генерал-майор внутренней службы Лыков. Тут, правда, не обошлось без маленькой накладки. Фигурой, ростом, прической (а вернее, полным отсутствием таковой) и зеленым цветом мундира генерал весьма напоминал инспектора Госпожнадзора капитана Кашкина. Следуя без свиты по темному и извилистому коридору первого этажа, он нос к носу столкнулся с Дирижаблем, только что прибывшим в отдел и ничего не знавшим о визите высокого гостя. Не удивительно, что Дирижабль обознался и, поравнявшись с генералом, хлопнул его рукой по плечу, радушно здороваясь:
– Привет, старый пень!
– Здравствуйте, – сдержанно отозвался генерал.
Первым побуждением осознавшего свою ошибку Дирижабля была попытка пасть на колени, однако Лыков придержал его.
– Простите, товарищ генерал-майор! Обознался!
– Ничего, ничего, – сказал Лыков, делая безуспешные попытки обойти тушу Дирижабля то слева, то справа. – Со всяким может случиться.
– Простите! – продолжал реветь Дирижабль. – Больше не повторится! Честное офицерское!
– Считайте, что ничего не было.
– Как же не было! Было! – Убедившись, что непосредственная опасность миновала, Дирижабль стал искать способ извлечь пользу из этого случая. – Мне как раз подходит срок на очередное офицерское звание. Не задержите?
– Не вижу причин.
– Значит, обещаете?
– Обещаю.
– А если отдел кадров задержит?
– Хорошо, я прослежу лично.
– Вот спасибо, товарищ генерал-майор. Вы уж там не забудьте!
На этом они и расстались, оба чрезвычайно довольные – генерал своим демократизмом, а Дирижабль перспективой получения новой звездочки, которую в обычных условиях ему пришлось бы дожидаться не один месяц.
Затем генералу был представлен бледный от страха и восторга герой дня. Лыков разрешил ему подержаться за свою вялую руку, сказал несколько ободряющих слов и согласился лицезреть несложный фокус, заключавшийся в том, что во взятой наугад книжке генерал прикоснулся (опять же наугад) к одной из страниц, каковую Кульков тут же быстро и безошибочно отыскал. Корреспондент ведомственной газеты «Всегда на страже» взял у него пространное интервью. Кто-то в штатском, человек серьезный и загадочный, поинтересовался способностями Кулькова по запаху находить яды и взрывчатку. Молодой, да ранний лейтенант из политотдела предложил объявить по области, а может и по республике почин: «Учиться жить и работать по методу Кулькова».
- Предыдущая
- 11/15
- Следующая
