Бастионы Дита - Чадович Николай Трофимович - Страница 59
- Предыдущая
- 59/69
- Следующая
С каждым из наших товарищей по несчастью разбирались хоть и не долго, но очень въедливо. Первый вопрос был таков: «Веруешь ли ты в истинного и могучего Бога Мозголома?» Тех, кто верил, оставляли в живых, но озадачивали следующим вопросом: «Ожидаешь ли ты его второго пришествия?» А уж потом всех, якобы ожидавших этого, срезали окончательно: «Тогда укажи место, где пребывает тело Бога Мозголома, после вкушения которого на людей снисходит неземная благодать». Последний вопрос как раз и служил камнем преткновения, в некоторых случаях способным брать на себя функции плахи.
Мне, конечно, не составляло труда по дорожке четвертого измерения уйти от этих вконец обнаглевших адептов мной же самим придуманной веры. Но я не забыл предупреждение Всевидящего Отче об опасности чересчур частых проникновений в прошлое, а отправившись в будущее, боялся безнадежно отстать от Замухрышкиного войска. Намного проще для меня было бы исполнить сокровенное желание каплюжников: место, где рос вожделенный куст, я хорошо помнил, а тем более это было нам по пути.
В экспедицию за святым причастием мы тронулись в окружении каре суровых воинов, не смевших и поверить в привалившее им счастье. Но на месте все оказалось гораздо сложнее, чем я предполагал. Совсем недавно здесь кто-то кого-то поджидал в засаде, а потом обе стороны рьяно рубились на мечах и топтали друг друга копытами верховых быков. Победный пир, совмещенный с тризной, закончился для победителей грандиозным расстройством пищеварения, что также не могло не сказаться на переменах в запомнившемся мне пейзаже.
Отыскать полузасохший по вине Хавра куст мозголома удалось лишь чудом. Смертник-каплюжник, в котором я узнал жреца, оппонировавшего мне в недавнем религиозном споре, отведав кусочек очищенной от коры древесины, впал если и не в состояние благодати, то в неистовство: порвал веревки на руках и укусил старейшего из старейшин.
– Велик Бог Мозголом! – с благоговением говорила стража. – Даже еретику даровал силу.
Спустя час причастились все, кто не поленился. Употреблены были даже корни, а потом и кора благодатного растения. После этого, по доброму обычаю, каплюжники перешли к силовым единоборствам, выяснению личных взаимоотношений, разборке по поводу давних обид и поношению справедливо низвергнутого Важлака, которого именовали уже не Богом, а истуканом проклятым.
Можно было и сматываться потихоньку, однако старейший из старейшин, которого протрезвил коварный укус жреца-идолопоклонника, о нас не забыл.
– Куда же вы, родимые, путь держите? – с елейной улыбочкой осведомился он. – Неужели не собираетесь среди нас второго пришествия дожидаться?
– Да недосуг что-то, – ответил я. – Надо веру в Бога истинного дальше нести: к златобронникам, к дитсам.
– А то оставайтесь, – он оглянулся по сторонам, но позвать на помощь было некого: Бог Мозголом одолел даже самых здоровенных каплюжников. – Содержание царское положим. По овце в день, по ковшу пива да по бабе свежей… Тебе мужика, соответственно, – он критически оглядел Ирлеф.
– Боюсь, что на тот год у вас овцы передохнут, а пиво не удастся, – печально сказал я. – Дело к тому идет.
– Да и мужикам вашим вовсе не бабы нужны, а дурь всякая, – добавила Ирлеф.
– Значит, все же уходите? – вздохнул каплюжник. – Не передумаете?
– Уходим. Привет передавайте Богу истинному.
Не знаю, откуда только у Ирлеф брались силы, но за весь последующий путь она ни разу не остановилась и не присела, а упав, тотчас поднималась. Однако, как мы ни спешили, Замухрышка опередил нас – это стало ясно на подходе к той самой Хляби, где мы едва не погибли.
Нынче она представляла собой довольно жуткое зрелище. Тут и там в расквашенной тысячами ног болотной жиже валялись раздутые, словно накачанные воздухом человеческие тела. Даже малая стайка гнуса не вилась над ними – всем нашлись жертвы, все сейчас готовились к метаморфозе, старательно выедая изнутри податливую человеческую плоть. Некоторые трупы уже развалились, выпустив на свет легионы шишкообразных гадов, каждый из которых вскорости должен был породить новые полчища гнуса. Через месяц-другой это болото обещало стать не менее опасным местом, чем Одурник или Окаянный Край.
Гробница Вечности возвышалась над миром все так же непоколебимо и грозно, и от того, что я узнал природу этого явления, зрелище не стало для меня менее величественным. Три пары конных златобронников сторожили Переправу с этой стороны. Я смиренно заговорил с ними:
– Скажите, любезные, не проходило ли здесь войско владыки Приокаемья?
– Совсем недавно оно было здесь, – ответил златобронник, лицом напоминавший ангелов Рафаэля. – Эти дикари отказались внести положенную за Переправу плату и завязали бой с нашими отрядами.
– Значит, вы отразили их? – В голосе Ирлеф звучала надежда.
– Да. На ту сторону они перешли только после того, как заплатили втрое больше против первоначальной цены.
– Куда же они двинулись потом? – спросил я.
– Это нас мало интересует. Я только слышал, как они говорили между собой, что в Дите найдется достаточно сокровищ, чтобы возместить все их убытки. Перед собой они погнали всех бродяг и разбойников Окаянного Края. Теперь тот берег свободен вплоть до Межречья.
– А нас вы пропустите, любезные?
– Заплатите сколько положено и можете идти.
– У нас нет с собой ничего ценного.
– Нищим на том берегу делать нечего. Возвращайтесь восвояси, а когда разживетесь чем-нибудь, приходите опять.
– Нельзя ли мне тогда переговорить с вашей доблестной сестрой, которая прозывается Асмелой, Держащей Знамя Змеи? – Это был наш последний шанс благополучно преодолеть Гробницу Вечности.
– Откуда тебе известно это имя? Мы никогда не называем своих имен чужакам.
– Не так давно она проявила участие ко мне и моим спутникам. Может быть, она вновь снизойдет к нашей просьбе.
– Все Держащие Знамя Змеи погибли в последнем сражении. – Одна из женщин-воинов подъехала к нам поближе. – Им довелось первыми принять удар банд Приокаемья. Асмела была моей любимой сестрой, и я сама поднесла факел к ее погребальному костру.
– Прости, любезная, мы не знали об этом, – я опустил глаза.
– Ты запомнился мне, чужак, – продолжала женщина. – И ваш разговор с Асмелой я не забыла. Впоследствии мы не однажды вспоминали о нем. Если ты так стремишься на ту сторону, я могу сама назначить плату за пользование Переправой. Уверена, она не покажется тебе чрезмерной. Этой платой будет твоя любовь. Ко мне или к любой другой из наших сестер. Можешь выбирать сам. Но предупреждаю: чтобы мы остались довольны, тебе придется постараться. – Отдав поводья сидевшему позади нее мужчине, прекрасная воительница соскочила с коня.
Пока я, несколько смущенный таким предложением, подыскивал ответ, вперед выступила Ирлеф.
– То, что ты предлагаешь, не любовь, а блуд. Что пристало скоту, недостойно человека. Прежде чем соединятся тела, должны соединиться души. Можешь пронзить меня своим мечом, затоптать лошадью, но я не позволю тебе даже прикоснуться к этому человеку. Никогда, пока я жива! Слышишь, раззолоченная потаскуха!
– Как не откликнуться на такую просьбу! – усмехнулась подруга Асмелы, одним молниеносным движением выхватывая из ножен свой меч. – Куда ты предпочитаешь получить удар? В голову или в сердце?
– Нет, не надо! – Я ухватил брыкающуюся Ирлеф поперек туловища и попытался оттащить обратно. – Не слушайте ее! Она не в себе! Сейчас мы уйдем отсюда! Не обращайте внимания на ее слова! Стойте и дальше у своей Переправы!
– Почему же я не должна обращать внимание на ее слова? – Женщина-воин, не глядя, швырнула меч обратно в ножны. – Они впечатляют. Это слова истинной любви. А за любовь прощается многое. Можете идти на ту сторону. Путь для вас открыт.
Еще не веря в удачу, я потащил Ирлеф к Переправе, но в двух шагах от тускло переливающейся призрачной стены меня остановили слова нашей спасительницы:
- Предыдущая
- 59/69
- Следующая
