Бастионы Дита - Чадович Николай Трофимович - Страница 46
- Предыдущая
- 46/69
- Следующая
Мерно раскачиваясь, он затянул речитативом:
– Отец, я пришел по твоему зову. Я сделал все, о чем ты просил. Пусть не совсем так, как тебе хотелось. Не забудь, что мне за это обещано. Идущий Через Миры рядом со мной. Если ты все еще хочешь с ним говорить, подай знак. Подай знак и побыстрее убери от меня этих косматых ублюдков. От них воняет хуже, чем от паршивых козлов.
Обезьяны тоже принялись раскачиваться и подвывать в унисон с Хавром. Вой этот постепенно приобретал признаки человеческой речи, и вскоре вся стая скандировала хором:
– Отец… я пришел по твоему зову… Не забудь, что мне за это обещано… Подай знак… Подай знак… Убери от меня этих косматых ублюдков…
– Разве они умеют говорить? – удивился я.
– Еще чего! Мозгов у них не больше, чем у курицы. Но человеческой речи подражают превосходно и память имеют крепкую. Они шатаются по базарам всех городов, прячутся под стенами постоялых дворов и харчевен, плетутся вслед за армиями, а потом все услышанное пересказывают отцу.
Несколько обезьян, не переставая горланить, скрылись в глубине рощи. Остальные постепенно умолкли, но глаз с нас не спускали. Внезапно набежала орда, раза в три превышавшая первую. Все они орали: «Пусть приблизятся! Пусть приблизятся! Пусть приблизятся!»
– Вставай, – сказал Хавр. – Пошли. При ходьбе пригибайся пониже и время от времени касайся земли кулаками. И будь постоянно настороже. Эти твари удивительно легко впадают в ярость.
– Легко впадают в ярость… Легко впадают в ярость… Легко впадают в ярость… – словно подтверждая его слова, забормотали вокруг обезьяны.
Сопровождаемые столь шумным эскортом, мы достигли старого дерева (об этом говорил цвет его коры, не светло-кофейный, как у остальных, а чугунно-серый), судя по всему, и являвшегося резиденцией папаши Хавра. Вход в дупло располагался примерно на высоте двух человеческих ростов, но обезьяны предусмотрительно построили для нас лестницу из своих собственных тел. Взбираясь вверх по их жестким косматым туловищам, я вынужден был мысленно согласиться с Хавром – пахло от хвостатого народа отнюдь не ландышами.
Как я и ожидал, внутри дупла царили полумрак, духота и сконцентрированная почти до осязаемой плотности обезьянья вонь. В такой атмосфере можно было подвесить не то что топор, но даже соборный колокол. Если отец Хавра и исповедовал какую-нибудь философию, то скорее всего философию киников, предпочитавших нищету, грязь и убожество всем земным благам. Дупло оказалось не только вместительным, но и разветвленным, как катакомбы. В центральном помещении обитали боеспособные самцы, а самки и детеныши жались по дальним закоулкам.
Властвовавшего над обезьянами человека мы обнаружили в какой-то яме, наполненной густой мутной жижей, по поверхности которой широко разметалась его седая, как у волхва, борода. Кости черепа проступали под кожей так ясно, словно этой кожи вообще не было. Пронзительный взгляд глубоко запавших линяло-серых глаз странным образом напоминал мне кого-то.
Впрочем, на меня старик глянул только мельком и тут же заговорил с сыном. Разговор их, напоминавший пересвистывание птиц, к моей радости, закончился очень быстро.
– Отец спросил, на каком языке ты говоришь, – объяснил мне Хавр. – Я ответил, что на языках урвакшей и дитсов. Он презирает и тех и других, но ради тебя постарается освежить свою память.
– Урвакши убили мою жену, а дитсы отняли сына, – произнес старик, и то, как это было сказано, свидетельствовало об отменно ясном состоянии его ума. – Поэтому я и позволяю себе столь недостойные высказывания. На самом деле ни один народ не заслуживает ни презрения, ни поклонения. Нельзя же презирать реку, в которой утонул твой близкий, или пропасть, в которую он сорвался. Любой человеческий поступок, добрый или злой, давным-давно предопределен высшей силой.
– Почему ты лежишь в этой смердящей яме? – спросил Хавр. – Неужели ты не в состоянии раздобыть ложе, подходящее твоему возрасту и положению. Мне известно, сколько сокровищ собрала для тебя эта вонючая братия.
– Сокровища предназначены для благих дел и не принадлежат мне, сынок. А эта, как ты говоришь, смердящая яма – лучшее средство от пролежней. Если бы не она, мое мясо давно бы прогнило до костей. Ведь за время, проведенное мной в полной неподвижности, сменились уже три поколения этих добрых и бесхитростных существ, которых ты столь безосновательно оскорбляешь. Разлука не изменила тебя, сынок. Чужой хлеб и чужой кров ничему хорошему научить не могут… А сейчас иди отдохни с дороги. Я должен переговорить с этим человеком без свидетелей.
Хавр приоткрыл рот, словно собираясь возразить, но обезьяны, подняв оглушительный галдеж, уже посыпались вон из дупла. Увлекаемый десятками цепких рук, Хавр последовал за ними наружу, где царил такой шум, словно эвакуировалось население не только одного этого дерева, но и всей рощи.
– Может быть, до начала нашей беседы ты хочешь спросить меня о чем-нибудь? – произнес старик после того, как гомон за стенами дупла утих.
– Как называть тебя, отец? – спросил я. – На мой слух, Живущий В Дупле не слишком благозвучное имя для столь достойного человека, как ты.
– Так и зови, как назвал сразу. Уже давно все те, что общаются со мной, называют меня просто Отче.
Вот кого он мне напоминает, подумал я. Всевидящего Отче народа болотников. Человека, которому доверены нечеловеческие тайны, смертного, способного общаться с небожителями.
– Тогда больше ничто не мешает начать нашу беседу, Отче.
– Почему ты хромаешь? Твое предназначение требует не только ума, силы и удачи, но и легких ног.
– Несколько дней назад на Забытой Дороге, недалеко от Стеклянных Скал, мы подверглись нападению каких-то странных созданий. Одно из них повредило мне ногу. Но кость уже почти срослась.
– Срослась за несколько дней?
– В одном из миров, оставшихся позади, мое тело буквально по косточкам перебрали существа, которым известны все самые сокровенные тайны человеческого организма. Им нужен был сильный, выносливый, неуязвимый воин-слуга, и они придали мне эти качества.
– Качества слуги – тоже?
– Нет, тут судьба благоволила ко мне… Прости, Отче, что перебиваю тебя. Ты только что упомянул о каком-то моем предназначении. Что тебе известно об этом?
– Не больше, чем тебе самому.
– Еще раз прости за назойливость и бесцеремонность. Ты служишь бессмертным и всезнающим созданиям, – я глянул вверх – туда, где с потолка этой мрачной берлоги свешивались тяжелые полуистлевшие штандарты, изображавшие золотисто-красную птицу на фоне черного, рассеченного молниями неба. – Почему они не могут вернуть тебе молодость и здоровье?
– Ты говоришь о Предвечных? Их побуждения настолько далеки от наших, что они вряд ли способны отличить здорового человека от больного, а старика от юноши. Им не дано осознать бренность человеческой жизни, как нам не дано осознать бремя бессмертия. Впрочем, я никогда и не просил их об этом. Раньше не осмеливался, а теперь не хочу. Природа человека в надлежащий срок требует смерти точно так же, как до этого она требовала пищи, воды и воздуха. Мои дни приближаются к концу, и я рад этому.
– Возможно, я веду себя непочтительно…
– Не нужно извиняться. Наш разговор уже начался, и начался как раз так, как следует. Ты кое-что знаешь обо мне, примерно столько же мне известно о тебе. У нас общие покровители, но разная судьба. Я останусь здесь, а ты пойдешь дальше и дальше через великое множество известных и неизвестных миров. Цель твоя мне неизвестна, точно так же, как и тебе самому, однако, думаю, в свой срок ты все узнаешь. Возможно, она настолько грандиозна, что тебя сознательно оставляют в неведении, дабы не пугать раньше срока. А теперь скажи, что ты знаешь о мире, в котором находишься сейчас?
– Твой сын немного просветил меня. Этот мир – гнездо Предвечных.
– Он был их гнездом задолго до того, как в природе появился род человеческий. Теперь это ловчая яма, западня для них. Давным-давно, когда великая распря сотрясала Вселенную, тогдашние враги Предвечных, Иносущие – создания, властвовавшие над Миропространством, – окружили эту страну стенами, сквозь которые могли проникнуть лишь они одни. Предвечные были обречены метаться в этом замкнутом кусочке Мировремени. Их соплеменники, находившиеся в других пространствах, уже не могли прийти на помощь тем, кто остался в родном гнезде. А сейчас стены, которые мы называем Окаемом, медленно сжимаются, грозя уничтожить все живое и неживое. По пути сюда ты должен был преодолеть пропасть, называемую Гробницей Вечности. Это неизгладимый след, оставшийся после попытки Предвечных расколоть Окаем.
- Предыдущая
- 46/69
- Следующая
