Администрация леса - Чадович Николай Трофимович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/8
- Следующая
– Простое или не простое, но я своего добьюсь, – без нажима сказал отец. – У вас просто не найдется повода отказать мне.
Он прекрасно понял весьма прозрачный намек советника, но все же решил повременить со взяткой, надеясь выиграть предстоящий бой малой кровью и, тем самым, сберечь на будущее один из самых главных своих козырей.
– Вы так в этом уверены? – советник едва заметно улыбнулся.
– Абсолютно.
– Тогда начнем с самого простого. Вы член общества друзей леса?
– Да. Вот удостоверение.
– Оно не просрочено?
– Действительно по первое января следующего года.
– Взносы уплачены?
– Конечно. Вот гербовые марки.
– В мероприятиях общества участвуете?
– Ни одного не пропустил. Вот справка.
– С печатью и подписью?
– С печатью и подписью.
– Характеристика от регионального секретариата общества имеется?
– Имеется.
– Заверенная нотариусом?
– Заверена.
– И фотографии приложены?
– Приложены.
– Анфас и профиль?
– Анфас и профиль.
– А сколько штук?
– По шестнадцать каждого вида, как и положено.
– Браконьеры и порубщики среди родственников есть?
– Нет.
– А среди друзей и знакомых?
– Тоже нет.
– Будем проверять.
– Зачем? Вот справка вашего регионального агента.
– В Администрации рек и озер состояли?
– Не состоял.
– В Администрации недр и карьеров?
– Никогда.
– Учтите, если окажется, что вы хотя бы однажды имели контакты с этими подлецами, леса вам не видать, как собственных ушей.
– Учту.
– Собрания общества посещаете регулярно?
– Регулярно. Вот учетный листок с отметками.
– А за текущий месяц?
– Собрания у нас всегда двадцатого числа. А сегодня только тринадцатое.
– Ничего не знаю. Вот после двадцатого и приходите.
– Так ведь сезон уже закончится!
– Ну и что? Будет еще осенний сезон. И летний сезон следующего года.
Довольный собой, советник развалился в кресле и ласково воззрился на отца. Тот тяжело вздохнул и полез в свою необъятную папку.
– Не сочтите за оскорбление… Маленький подарок… Исключительно из чувства глубокого уважения…
Советник со снисходительной улыбкой приподнял вверх ладонь, как бы предлагая обойтись без лишних слов. Тут же у телевизора вдруг прорезался звук, рефлектор вспыхнул ядовито-желтым светом, и над зажигалкой взметнулось голубоватое пламя.
– Уверен, что ваши чувства искренни и чисты, – сказал советник, натягивая тонкие хирургические перчатки. – Хотя встречаются еще негодяи, пытающиеся использовать подобные случаи как повод для шантажа. Но я этого не боюсь. Звукозаписывающая аппаратура, как вы сами понимаете, ничего, кроме этой дурацкой симфонии, не зафиксирует. Фотоаппарат, если бы он вдруг оказался в одной из ваших пуговиц или, скажем, в запонке, обезврежен радиоактивным импульсом, не опасным для здоровья, но достаточно мощным. Войти сюда постороннему лицу невозможно, так как дверь кабинета сейчас заперта и может быть открыта только по моей специальной команде. Даже ваш мальчик мне не мешает. Суд, как известно, не принимает во внимание показания несовершеннолетних, если они могут быть обращены во вред или на пользу родителей.
Он взял конверт с деньгами и принялся внимательно разглядывать каждую купюру на свет рефлектора. Бумажки, чем-то не понравившиеся ему, тут же подверглись аутодафе в пламени миниатюрного костра.
– Вообще-то глубокое уважение ко мне принято выражать более крупной суммой. – Советник небрежно швырнул перчатки, деньги и конверт в нижний ящик письменного стола. – Запомните это на будущее… А теперь могу продемонстрировать вам один фокус.
Он с треском задвинул ящик, выкрикнул: «Раз! Два! Алле-гоп!» – и вновь выдвинул его почти на всю длину. Отец с глухой ненавистью, а сын с восторгом убедились, что ящик совершенно пуст. Тотчас погас рефлектор, умолк телевизор, сгинуло пламя зажигалки, и в дверях щелкнул язычок замка.
– Техника на грани фантастики, – сказал отец. – Сами придумали?
– Что-то придумал, а что-то усовершенствовал.
– Один вопрос на прощание. Можно? – спросил отец.
– Смотря какой.
– А если бы я вдруг успел посетить собрание в этом месяце? Что было бы тогда?
– Да все то же самое. Я задал вам всего шестнадцать вопросов. И вы уже сдались. Можно сказать, без борьбы. Обычно мне попадаются орешки покрепче. Но больше шестидесяти вопросов не выдерживал еще никто.
– Великолепно. Просто блеск.
– Я рад, что вам понравилось. Вот ваше заявление. Сейчас вам нужно зайти в отдел статистики и учета. Комната сто шестнадцать. Думаю, особых проблем у вас там не возникнет.
В лифте, поднимавшем их на десятый этаж, мальчик спросил:
– Дядя забрал наши денежки?
– Да.
– Насовсем?
– Насовсем.
– А что он будет с ними делать?
– Да пусть хоть подавится!
Отдел статистики и учета занимал целую анфиладу комнат, в которых светились экраны дисплеев, трещали принтеры, а по бесчисленным каналам связи носились туда-сюда миллионы мегабайт информации.
Раньше со всей этой никому не нужной статистикой вполне справлялся один-единственный чиновник, но он постоянно попадался на каких-то махинациях, его секретарша флиртовала со всеми встречными-поперечными, включая юных курьеров и дряхлых швейцаров, и посему Верховный Администратор, весьма щепетильный в вопросах чужой нравственности, да еще к тому же не лишенный интереса к новейшим техническим поветриям, решил заменить одиозную парочку компьютером, который после долгих торгов и переговоров был приобретен у Администрации науки за не поддающееся учету количество первосортной древесины. Впрочем, как поговаривали, непрактичные интеллектуалы, так и не найдя этой древесине применение, благополучно сгноили ее на задворках какой-то академии.
Штат отдела пополнился сразу пятью операторами, тремя программистами, парой техников и дюжиной работников вспомогательного персонала. Кроме того, поскольку компьютер в принципе мог иметь выход в общенациональную сеть ЭВМ, где (опять же в принципе) могла содержаться не подлежащая разглашению информация, в отдельной комнате, за обитой железом дверью теперь сидел еще и секретчик, – тихий, как мышонок, и подозрительный, как некрасивая жена.
Приемная делилась пополам высоким стеклянным барьером, к которому с обеих сторон были придвинуты два совершенно одинаковых стола. На одном (с этой стороны) валялось несколько обгрызенных карандашей. За вторым (с той стороны), опираясь левым локтем о столешницу, сидел плешивый молодой человек, чье лицо, а в особенности устремленный в пространство взгляд выражали высшую степень мировой скорби.
Убедившись, что сам факт появления в приемной посторонних лиц не может заинтересовать плешивого кибернетика, отец осторожно забарабанил по стеклу костяшками пальцев. Печально-одухотворенный лик дрогнул, отрешенный взгляд переместился из запредельных далей в постылую повседневность, бледные уста разомкнулось и произнесли: – Что надо?
– Ходатайствую перед Администрацией леса о получении лицензии на летний сезон текущего года.
Откуда-то из-под стола кибернетик извлек длинный и узкий бумажный бланк, сквозь щель в стекле выпихнул его наружу и вновь погрузился в горькое раздумье.
Бланк представлял собой опросный лист, судя по перфорации по краям, предназначенный для машинной обработки. Вниманию испытываемых предлагалось около сотни вопросов, на каждый из которых заранее было приготовлено несколько ответов, один из которых и требовалось подчеркнуть. Первым номером стояло: «Укажите ваш пол: мужск., женск., затрудняюсь ответить, предпочитаю умолчать». Последним – «Какие чувства вы испытываете к самому себе: восторженные, положительные, обычные, отрицательные, глубоко неприязненные, никаких».
Чертыхаясь про себя, отец занялся решением этого идиотского кроссворда, всякий раз тщательно обдумывая, какой именно из ответов может пойти ему на пользу. Так он уже успел дойти до вопроса номер 24 – «Страдаете ли вы ночным недержанием мочи?», когда сын дернул его за полу плаща. Мальчик указывал на светящееся в глубине помещения табло, которое они раньше почему-то не заметили.
- Предыдущая
- 3/8
- Следующая
