Итальянский флот во Второй Мировой войне - Брагадин Марк Антонио - Страница 31

Глава XXVI

I.

К третьей неделе марта 1941 года мы поняли, что немцы больше не будут откладывать свое наступление в Греции. Более того, с 25 марта стало заметным увеличение активности воздушной разведки над юго-западной Грецией и Критом, начались ежедневные попытки провести разведку гавани Александрии. Необычная настойчивость, с которой противник следил за передвижениями Средиземноморского флота, заставила нас подумать, что итальянский флот намерен предпринять нечто серьезное.

Враг имел богатый выбор. Он мог атаковать наши уязвимые конвои со слабым сопровождением, перевозящие войска и припасы в Грецию. Он мог направить конвой с сильным сопровождением на Додеканезские острова. Существовала вероятность, что итальянский флот предпримет диверсию, чтобы прикрыть высадку в Греции или Киренаике. Возможна была и генеральная атака против Мальты. Из всех этих возможностей самой вероятной была атака наших конвоев, идущих в Грецию, скорее всего — к югу от Крита.

Самым очевидным способом противодействия этому была дислокация линейного флота к западу от Крита. Однако в этом случае вражеская авиаразведка определенно выследила бы его, и итальянский флот отложил бы свою операцию до тех пор, пока мы не были бы вынуждены вернуться в Александрию для дозаправки. Чтобы у нас появился реальный шанс перехватить итальянцев, мы должны были иметь совершенно достоверную информацию об их выходе в море. Нам же самим следовало выходить в начале ночи, чтобы не быть обнаруженными на следующее утро вражескими самолетами. Если бы мы сохранили в тайне свой выход из Александрии, это помогло бы успеху операции. Передвижения наших конвоев в Эгейском море были настолько хорошо известны неприятелю, что нельзя было их менять, чтобы не вызвать подозрений. В то же время это означало риск атаки против них.

В течение ночи 27 марта одна из наших стающих лодок с Мальты сообщила о соединении из 3 крейсеров и 1 эсминца в 80 милях восточнее юго-восточной оконечности Сицилии. Они двигались на юго-восток, примерно в направлении Крита. Видимость быта плохой, и летающая лодка не могла следить за неприятелем, Между мной и моим штабом вспыхнул ожесточенный спор, что на самом деле означает появление итальянских крейсеров. Их положение и курс ясно указывали, что поблизости должны находиться линкоры и что их целью явно будут наши греческие конвои.

Так случилось, что 27 марта в мере находился только один конвой. Он двигался в Пирей в уже наводился возле южной оконечности Крита. Ему было приказано следовать прежним курсом, но с наступлением темноты повернуть назад. Обратный конвой из Пирея получил приказ задержаться с выходом.

Я сам был склонен думать, что итальянцы ни на что не решатся. Позднее мы заметили «обычную интенсивность итальянских радиопереговоров, и в юнце концов решили после наступления темноты выйти в море, чтобы наши линкоры оказались между неприятелем и тем местом, где он ожидал увидеть наш конвой Я побился об заклад на 10 шиллингов со своим начальником оперативного отдела штаба капитаном 2 ранга Ауэром, что мы не встретим противника.

К счастью, мы заранее решили выходить после наступления темноты, так как в полдень и перед закатом над Александрией появлялись вражеские самолеты-разведчики. Они сообщили, что флот мирно стоит на якорях.

Я также придумал свои небольшие хитрости, чтобы получше скрыть наши планы. Мы знали, что японский консул в Александрии имеет привычку сообщать обо всех передвижениях флота, которые замечает, хотя оставалось неясным, получает ли неприятель эту информацию своевременно, чтобы она еще имела значение. Я решил обмануть этого джентльмена. Я отправился на берег играть в гольф, везя с собой чемодан, словно намеревался остаться на берегу на всю ночь. Японский консул всю вторую половику дня провел возле лунок для гольфа. Спутать его с кем-либо было трудно — низенький, толстый, с характерным азиатским лицом, так неуклюже сложенный, что язвительный начальник штаба прозвал его «тупым концом Оси».

Маленькая уловка сработала, как предполагалось. Бросив свой чемодан, я вернулся на «Уорспайт» после наступления темноты, и в 19.00 мы вышли в море.

Что японский консул подумал и сделал, когда на следующее утро увидел пустую гавань, меня уже не интересовало.

II.

Покидая гавань, «Уорспайт» прошел слишком близко к илистой банке, которая заполнила его конденсаторы грязью. Это сказалось позднее, так как наша скорость теперь была ограничена 20 узлами. Ночь прошла спокойно, мы двигались на северо-запад с этой скоростью. Эскадра состояла из «Уорспайта», «Барэма», «Вэлианта» и «Формидебла», которых прикрывали эсминцы «Джервис», «Янус», «Нубиэн», «Мохаук», «Стюарт», «Грейхаунд», «Гриффин», «Хотспур» и «Хэйвок».

Как я рее говорил, один конвой находился в море в опасной зоне, нему было приказано с наступлением ночи изменить курс. Вице-адмирал Придхэм-Уиппел, действовавший в Эгейском море с крейсерами «Орион», «Аякс», «Перт», «Глостер» и эсминцами «Айлекс», «Хэсти», «Хируорд», «Вендетта», получил приказ выйти в точку к югу от Гавдоса к рассвету 28 марта.

На рассвете с «Формидебла» были подняты самолеты-разведчики, и в 7.40 один из них сообщил, что видит 3 крейсера и несколько эсминцев недалеко от того места, где должны были находиться наши 4 крейсера. Естественно, мы приняли их за эскадру Придхэм-Уилпела. Однако незадолго до 8.30 сам Придхэм-Уиппел сообщил, что видит на севере 3 вражеских крейсера и эсминцы. Стало ясно, что неприятельский флот вышел в море, поэтому я охотно уплатил проигранные 10 шиллингов.

Однако ситуация оставалась запутанной, и трудно было понять, сколько же вражеских соединений заметили самолеты. Одно донесение упоминало «линкоры», и казалось вполне естественно, что итальянские крейсера поддерживаются линейной эскадрой. С другой стороны, мы не могли быть в этом уверены. Ранее самолета не раз путали итальянские крейсера и линкоры.

Крейсера Придхэм-Уиппела находились примерно в 90 милях впереди нас, поэтому мы развили ту скорость, какую мог дать «Уорспайт», то есть не более 22 узлов из-за неисправности холодильников. Тем временен Придхэм-Уиппел опознал замеченные крейсера как тяжелые. Как он писал: «Зная, что корабли этого типа имеют более высокую скорость, а их орудия дальнобойнее, чем на моих крейсерах, что позволяет им выбрать дистанцию боя, я решил завлечь их поближе к нашим линкорам и авианосцу».

Итальянские крейсера погнались за ним и в 8.12 открыли огонь с расстояния примерно 13 миль. Сначала они сосредоточили огонь на «Глостере», и их стрельба была достаточно точной. «Глостеру» пришлось «извиваться змеей», чтобы не получить попадания. В 8.29 дистанция сократилась на 1 милю, и «Глостер» сам дал 3 залпа из своих 6" орудий. Все они легли недолетами. Враг повернул на запад и в 8.55 прекратил огонь Придхэм-Уиппел повернул следом за ним, чтобы сохранить контакт.

Незадолго до 11.00 Придхэм-Уиппел заметил на севере вражеский линкор, который немедленно открыл по нему точный огонь с дистанции 15 миль. Наши крейсера отвернули прочь под прикрытием дымзавесы и помчались на полной скорости. Находиться под градом 15" снарядов было достаточно неприятно.

Нам на «Уорспайте» ситуация тоже казалась не слишком хорошей. Мы знали, что линкоры типа «Литторио» способны развивать до 31 узла, а ночью «Глостер» сообщил, что из-за неполадок в машине он может дать не более 24 узлов. Кроме того, к северу от Придхэм-Уиппела находилась сильная крейсерская эскадра. Однако вид неприятельского линкора чудесным образом увеличил скорость «Глостера» до 30 узлов.

Следовало что-то предпринять, и «Вэлиант» получил приказ на полной скорости следовать на помощь Придхем-Уиппелу. Я стремился придержать атаку торпедоносцев до того момента, когда вражеские линкоры не окажутся так близко к нашим кораблям, что в случае повреждения одного из них мы наверняка сумеем перехватить его и уничтожить. Однако обстоятельства диктовали образ действий. Ударная волна уже находилась в воздухе, и я приказал «Формидеблу» направить их к цели. Атака ослабила давление на крейсера Придхэм-Уиппела, однако она, к несчастью, заставила вражеский линкор повернуть прочь. Он находился на расстоянии примерно 80 миль от нас. Это означало, что я не смогу навязать ему бой до заката, если это вообще удастся.

Тем временем малая скорость «Уорспайта» вызывала у меня серьезное беспокойство. Я знал, что старший механик остался больным на берегу, однако я также знал, что флагманский механик инженер-капитан 1 ранга Б.Дж.Г. Уилкинсон находится на борту. Поэтому я послал за ним и приказал ему что-нибудь предпринять. Он спустился вниз, и вскоре я с удовлетворением заметил, что «Вэлиант», шедший за кормой на полной скорости, больше не нажимает на нас. Мы шли с одной скоростью.

Серьезную заминку в этот момент вызвало то, что ветер дул с востока, прямо с кормы. Это означало, что периодически мы должны разворачиваться в этом направлении, чтобы позволить «Формидеблу» проводить полеты. Однако в 1J.30 стало ясно, что Придхэм-Уиппелу необходима немедленная помощь, поэтому «Формидебл» был отделен, чтобы он мог проводить полеты самостоятельно, тогда как линейный флот шел к цели на полной скорости. «Формидебл» быстро отстал, и я слегка забеспокоился, когда увидел, что его атакуют торпедоносцы. С облегчением мы увидели, что он ушел от торпед.

Примерно около полудня вернулась ударная авиагруппа и сообщила об одном вероятном попадании в линкор, которым был «Витторио Венето». Через несколько минут летающая лодка КВВС сообщила еще об одном вражеском соединении, состоящем из 2 линкоров типа «Кавур» и нескольких тяжелых крейсеров. Линкор, атакованный самолетами ВСФ, шел под прикрытием только эсминцев. Однако в 20 милях юго-восточнее его находилась крейсерская эскадра. Донесения самолетов указывали, что противник отходит на запад.

Мы заметили наши собственные крейсера в 12.30, и «Формидеблу» было приказано поднять вторую ударную волну, чтобы атаковать «Витторио Венете», находящийся в 65 милях впереди нас.

Мы начали погоню, однако было совершенно ясно, что будет она долгой и бесплодной, если только «Витторио Венето» не будет поврежден нашими воздушными атаками и не снизит скорость. Погоня затянулась еще больше, так как пришлось снизить скорость до 21 узлов, чтобы позволить присоединиться «Формидеблу», а «Барэму» — сохранить свое место в строю. Однако нам все-таки улыбнулась удача. Восточный ветер стих и установился полный штиль с легкими порывами ветра с запада, что позволило «Формидеблу» проводить полеты, сохраняя свое место в строю.

Вскоре после 15.00 один из наших самолетов сообщил, что «Витторио Венето» все еще находится в 65 милях впереди и двигается на запад. Вторая ударная волна начала атаку и донесла о 3 попаданиях, а также что скорость «Витторио Венето» упала до 8 узлов. Эта великолепная новость была слишком оптимистичной, гак как наша цель все еще находилась в 60 милях от нас и уходила со скоростью 12 — 15 узлов, то есть мы не могли перехватить ее до наступления темноты. Небольшая группа «Суордфишей» ВСФ с аэродрома Малеме на Крите также атаковала одну из крейсерских эскадр и сообщила о возможном попадании. Во второй половине дня бомбардировщики КВВС из Греции также нанесли ряд ударов. Ни один корабль не получил попаданий, хотя имелись близкие разрывы.

Эти атаки хорошенько напугали итальянцев. Нам было особенно приятно, что они получили порцию той горькой микстуры, которую мы хлебали месяцами.

Теперь стало необходимо войти в прямое соприкосновение с кораблями противника. Поэтому в 16.44 вице-адмирал Придхэм-Уиппел получил приказ идти на полной скорости, чтобы установить визуальный контакт с отходящим неприятелем. Эсминцы «Нубиэн» и «Мохаук» были посланы вперед, чтобы обеспечить визуальную связь между крейсерами Придхэм-Уиппела и линейным флотом. Ситуация еще оставалась крайне запутанной, так как всю вторую половину дня мы продолжали получать тревожные донесения о присутствии второго вражеского соединения, имевшего в своем составе линкоры, к северо-западу от «Витторио Венето». Эти сообщения, как мы узнали позднее, были ошибочными. Больше в море не било ни одного линкора.

Теперь мы должны были передать выработанный нами план ночного боя, так как приближалась темнота. Было решено создать ударное соединение из 8 эсминцев под командованием капитана 1 ранга Филипа Мака на «Джервисе». Если бы крейсера установили контакт с «Витторио Венето», эсминцы должны были атаковать его. В случае необходимости вступали в действие наши линкоры. Если бы крейсера не сумели установить контакт, я намеревался описать круг на север и северо-запад, чтобы попытаться на рассвете отыскать и перехватит «Витторио Венето». Одновременно «Формидеблу» было приказано в сумерках отправить в атаку третью волну торпедоносцев.

Но нам требовалась точная картина, поэтому в 17.45 «Уорспайт» поднял самолет-разведчик с наблюдателем главнокомандующего капитан-лейтенантом Э. С. Болтом на борту, чтобы прояснить ситуацию. К 18.30 мы имели первую серию донесений от этого опытного и знающего офицера, который быстро сообщил нам все, что требовалось. «Витторио Венето» находился в 45 милях от «Уорспайта» и шел на запад со скоростью около 15 узлов. Весь итальянский флот собрался вместе. Линкор шел в середине, по обоим бортам шли колонны крейсеров и эсминцев, и завеса эсминцев располагалась впереди. Другие самолеты продолжали сообщать о соединении линкоров и тяжелых крейсеров на северо-западе.

Около 19.30, когда было уже почти темно, начала атаку третья волна торпедоносцев «Уорспайта». В то же время Придхэм-Уиппел сообщил, что видит вражеские корабли в 9 милях на северо-запад. Чуть позже авиагруппа донесла об одном вероятном попадании, хотя не было точных указаний, что линкор получил новые повреждения.

Наступил тяжелый момент принятия решения. Я был по-прежнему твердо убежден, что мы зашли слишком далеко, поэтому будет просто глупо, не сделать вес возможное для уничтожения «Витторио Венето». В тоже время было похоже, что итальянский адмирал превосходно знает о нашей позиции. Он имел множество крейсеров и эсминцев сопровождения, и любой британский адмирал на моем месте не поколебался бы послать в атаку все имеющиеся у него эсминцы, поддержанные крейсерами с торпедными аппаратами. Кое-кто в моем штабе утверждал, что глупо бежать вслепую за уходящим врагом с нашими 3 тяжелыми кораблями, имея вдобавок на руках «Формидебл», ведь на рассвете мы могли оказаться под ударом вражеских пикирующих бомбардировщиков. Я внимательно рассмотрел эту точку зрения, однако начавшаяся дискуссия совпала по» времени с моим обедом, потому я сказал штабным, что сначала должен поесть, а там посмотрим, как я буду себя чувствовать.

Когда я вернулся на мостик, мой дух был достаточно высоким, и я приказал ударному соединению эсминцев найти и атаковать неприятеля. Мы двинулись следом, слегка сомневаясь, как оставшиеся с линкорами 4 эсминца сумеют отразить атаку вражеских эсминцев, если итальянцы рискнут ее предпринять. В этот момент вражеский флот находился в 33 милях от нас, делая по-прежнему 15 узлов.

У вице-адмирала Придхэм-Уиппела имелись свои проблемы. Установить контакт с «Витторио Венето», прикрытым 3 эскадрами крейсеров и 1 I эсминцами, было нелегкой задачей, особенно если учесть, что Придхэм-Уиппел должен был держать все свои 4 корабля вместе в готовности к немедленному началу боя. И Придхэм-Уиппел не сумел найти вражеский линкор.

В 21.11 мы получили его донесение о вражеском корабле, стоящем без хода в 5 милях слева от него и обнаруженном радаром. Мы продолжали гнаться за неприятельским флотом и только слегка повернули влево, чтобы сблизить-CJ со стоящим кораблем. «Уорспайт» не имел радара, но в 2L10 «Вэлиант» сообщил, что его радар засек этот корабль в 6 милях слева по носу. Это был большой корабль. «Вэлиант» определил, что его длина превышает 600 футов.

Наши надежды окрепли. Это мог быть «Витторио Венето». Линейные корабли повернули влево на 40° все вдруг. Мы уже находились на боевых постах, и главная артиллерия была готова к бою. Башни были развернуты в нужном направлении.

Контр-адмирала Виллиса с нами не было, а новому начальнику штаба коммодору Эдельстену еще следовало набираться опыта. Четверть часа спустя, в 22.25, осматривая в бинокль горизонт справа по носу, он спокойно сообщил, что видит 2 больших крейсера и 1 малый впереди них. Они пересекали курс нашего линейного флота справа налево. Я посмотрел туда в свой бинокль — крейсера действительно имелись. Капитан 2 ранга Пауэр, бывший подводник и непревзойденный специалист в опознании вражеских кораблей с первого взгляда, заявил, что это 2 крейсера типа «Зара» и «алый крейсер впереди них.

Используя передатчик с малым радиусом действия, линейный флот был развернут в кильватерную колонну, и я вместе со штабом отправился на верхний, капитанский мостик, откуда открывался прекрасный круговой обзор. Я никогда не забуду следующие несколько минут. Стояла мертвая тишина, почти ощутимая физически, можно было только слышать голоса артиллеристов, переводящих орудия на новую цель. Можно было слышать приказы, повторяемые в КДП, стоящем позади и выше мостика. Взглянув вперед, можно было видеть разворачивающиеся башни них 15" орудия, нащупывающие вражеские крейсера. Никогда в жизни я не испытывал такого волнения, как в ту секунду, когда услышал спокойный голос из КДП: «Наводчик КДП видит цель». Это значило, что орудия готовы стрелять, а его палец лежит на гашетке. Неприятель находился на расстоянии не более 3800 ярдов — совсем рядом.

Приказ открыть огонь отдал флагманский артиллерист флота капитан 2 ранга Джеффри Барнард. Можно было слышать «динь-динь-динь» артиллерийских гонгов. Затем последовали огромная оранжевая вспышка и ужасный грохот, когда 6 тяжелых орудий выстрелили одновременно. В тот же самый момент эсминец «Грейхаунд», входивший в состав прикрытия, осветил прожектором один из вражеских крейсеров, возникший из темноты серебристо голубым силуэтом. Наши прожектора тоже открылись после первого залпа к дали полный свет на страшную картину. В луче прожектора я увидел наши 6 снарядов, летящих в воздухе, 5 изб попали чуть ниже верхней палубы крейсера и взорвались, выбросив ослепительное пламя. Итальянцы были захвачены врасплох. Их орудия стояли на нуле. Они были разбиты, прежде чем смогли оказать хоть какое-то сопротивление. Капитан 1 ранга Дуглас Фишер, командир «Уорспайта», сам был артиллеристом. Когда он увидел результаты первого залпа, то голосом, полным удивления, невольно произнес: «Великий боже! А ведь мы попали!»

«Вэлиант», шедший у нас за кормой, открыл огонь одновременно с нами. Он тоже поразил свою цель, и когда «Уорспайт» перенес огонь на другой крейсер, я видел, как «Вэлиант» разносит свою цель на кусочки. Скорость его стрельбы поразила меня. Я никогда не поверил бы, что тяжелые орудия могут так быстро стрелять. «Формидебл» вывалился из линии вправо, но шедший за нормой «Вэлианта» «Барэм» пел жаркий огонь.

Положение итальянских крейсеров было неописуемо. Можно было видеть целые башни и массы обломков, Взлетающие в воздух и шлепающиеся в море. Вскоре сами корабли превратились в пылающие руины, охваченные пламенем от носа до кормы. Весь бой длился считанные минуты.

Наши прожектора еще были открыты, и сразу после 22.30 мы увидели слева по носу 3 итальянских эсминца, которые, очевидно, шли за крейсерами. Они повернули, можно было видеть, что по крайней мере один выпустил торпеды, поэтому линкоры повернули вправо на 90° все вдруг, чтобы уклониться от них. Наши эсминцы вступили в бой, который превратился в сумасшедшую свалку. «Уорспайт» стрелял по противнику из 15" и 6" орудий. К своему ужасу я увидел, что один из наших эсминцев — «Хэйвок» — накрыт нашими снарядами. Мне показалось, что он погиб. «Формидеблу» тоже перепало. Когда начался бой, он вышел из линии вправо на полной скорости, так как артиллерийский ночной бой — не лучшее место для авианосца. Когда он уже находился в 5 милях от нас, его нащупал прожектор «Уорспайта», шаривший в поисках вражеских кораблей с подбойного борта. Мы услышали, как командир 6" батареи правого борта приказывает навести орудия, и едва успели остановить его.

4 наших эсминца сопровождали линейный флот. Это были «Стюарт», капитан 1 ранга Г.М.Л. Уоллер, КАФ; «Грейхаунд», капитан 2 ранга У.Р. Маршалл-Э'Дин; «Хэйвок», лейтенант Г.Р.Г. Уоткинс; «Гриффин», капитан-лейтенант Дж. Ли-Барбер. Они получили приказ прикончить вражеские крейсера, и линейные корабли, присоединив «Формидебл», отошли на север, чтобы освободить им дорогу. По их собственным донесениям трудно восстановить передвижения эсминцев. Однако у них была безумная ночь, и они потопили по крайней мере 1 вражеский эсминец.

В 22.45 мы увидели интенсивную стрельбу, осветительные снаряды, трассирующие пули на юго-западе. Так как по этому пеленгу не находился ни один из наших кораблей, нам показалось, что итальянцы сражаются друг с другом, или эсминцы нашего ударного соединения вышли в атаку. Сразу после 23.00 я отдал приказ всем силам, не занятым уничтожением неприятеля, отходить на северо-восток. Как мне видится сейчас, этот сигнал был плохо продуман. Я намеревался дать нашим эсминцам полную свободу атаковать любой корабль, который они заметят, и в то же время облегчить сбор флота утром. Также предполагалось, что капитан 1 ранга Мак и его 8 эсминцев, находящиеся в 20 милях впереди нас, воспримут этот сигнал как прямой приказ не отходить, пока не выполнят атаку. Однако этот же приказ, к сожалению, заставил вице-адмирала Придхэм-Уиппела прекратить попытки установить контакт с «Витторио Венете».

Через несколько минут после полуночи «Хэйвок», торпедировав эсминец и добив его артогнем, сообщил, что видит линкор примерно в том районе, где мы вели бой Линкор был главной целью капитана 1 ранга Мака, и сообщение «Хэйвока» заставило эсминцы Мака со всех ног броситься назад, хотя он находился в 60 милях западнее этого места. Однако через час «Хэйвок» исправил свое донесение, передав, что обнаружил не линкор, а тяжелый крейсер. Вскоре после 3.00 он послал еще одно сообщение, указав, что подошел вплотную к «Поле». Но поскольку Уоткинс ранее израсходовал все торпеды, он запрашивал инструкции — «взять крейсер на абордаж пли подорвать корму глубинными бомбами?»

К «Хэйвоку» уже присоединились «Грейхаунд» и «Гриффин», а потом и капитан 1 ранга Мак подошел на «Джервисе» к борту «Полы». Корабль находился в состоянии неописуемого беспорядка. Охваченные паникой люди прыгали за борт. На полубаке, заваленном одеждой, личными вещами и бутылками, собралась пьяная толпа. Не было даже тени порядка и дисциплины. Сняв экипаж, Мак потопил корабль торпедами. Конечно, «Пола» и был тем кораблем, о котором сообщали Придхэм-Уиппел и «Вэлиант» между 21.00 и 22.00. Он стоял без хода слева от нашего курса. Его не обстреливали, он сам тоже не стрелял. Однако в него попала торпеда во время последней атаки в сумерках и полностью вывела его из строя.

Его потопление в 4.10 было финальным актом ночного спектакля.

На рассвете с «Формидебла» поднялись самолеты-разведчики, дополнительные самолеты вылетели из Греции я с Крита, однако они не обнаружили даже признаков врага на западе. Как мы узнали позднее, «Витторио Венето» сумел ночью увеличить скорость и скрылся.

На рассвете наши крейсера и эсминцы встретились с линейным флотом. Поскольку мы были почти уверены, по «Уорспайт» во время ночной свалки потопил собственный эсминец, то с волнением занялись их подсчетом. К нашему невыразимому облегчению присутствовали все 12 эсминцев. У меня отлегло на сердце.

Утро было прекрасным. Мы вернулись в район боя и увидели спокойное море, покрытое слоем нефти, усыпанное шлюпками, плотиками и обломками, множеством плавающих тел. Все эсминцы, которые я смог выделить, занялись спасением людей. Всего, считая экипаж «Полы», британские корабли спасли 900 человек, хотя некоторые из них позднее умерли. В самый разгар спасательных работ мы привлекли внимание нескольких Ju-88. Это напомнило, что глупо задерживаться по пустякам в районе, где мы можем подвергнуться мощным воздушным атакам. Поэтому мы были вынуждены отходить на восток, бросив в воде несколько сотен итальянцев. Самое большее, что мы могли для них сделать — передать открытым текстом их точные координаты итальянскому Адмиралтейству. Было послано госпитальное судно «Градиска», которое спасло еще 160 человек.

Досадная ошибка помешала флотилии греческих эсминцев принять участие в бою, в котором, я уверен, они вели бы себя отважно. Эсминцы были посланы через Коринфский канал в Аргостоли со всей возможной поспешностью. Они прибыли слишком поздно, чтобы принять участие в бою, однако успели подобрать еще ПО итальянцев.

Всю вторую половину дня мой флот подвергался ожесточенным воздушным атакам. Хотя прорваться сквозь заслон истребителей «Формидебла» было нелегко, несколько бомб разорвались близи самого авианосца. Мы прибыли в Александрию без дальнейших происшествий в начале вечера в воскресенье, 30 марта. 1 апреля я приказал отслужить специальную благодарственную службу на борту всех кораблей в ознаменование нашего успеха у Матапана.

Вскоре после этого меня посетил патриарх Ортодоксальной греческой церкви в Александрии, который принес поздравления по случаю победы, которую он описывал не только как великое избавление, но и как проявление божьей мощи, за что он сам и вся его паства благодарят Всемогущего Бога. После возвращения в город он преподнес флоту икону с изображением Св. Николаи, покровителя моряков и путешественников, которая была помещена в Святом Престоле в корабельной церкви «Уорспайта».

Хотя «Витторио Венето» ускользнул, мы потопили 3 тяжелых крейсера — «Зара», «Пола», «Фиуме» — и 2 эсминца — «Альфиери» и «Кардуччи». Итальянцы потеряли более 2400 офицеров и матросов, большей частью от артиллерийского огня. «Фиуме» получил 2 — 15" залпа с «Уорспайта» и 1 — с «Вэлианта»; «3 ара» получил 4 залпа с «Уорспайта», 5 — с «Вэлианта» и 5 — с «Барэма». Воздействие этих 6— и 8-орудийных залпов:, каждый снаряд которых весил почти тонну, описать невозможно.

На флоте царило торжество. Наши моряки вполне оправданно считали, что они с лихвой расплатились за постоянные бомбардировки, которым подвергались во время выходов в море.

Наши потери у Матапана были ничтожными, мы потеряли только 1 самолет с экипажем.

И еще раз, прежде чем завершить обзор этого бея, я должен отдать дань великолепной работе ВСФ. Процитирую свое донесение, опубликованное в приложении к «Лондон Газет» 31 июля 1947 года:

«Самой высокой оценки заслуживают отвага и самообладание летчиков и безукоризненная работа палубной команды „Формидебла“ и наземного персонала в Малеме. Примером отваги наших молодых офицеров может быть лейтенант Ф.М.Э. Торренс-Спенс, который, чтобы не остаться в стороне, на единственном имеющемся самолете вылетел с торпедой из Элсусиса в Малеме и, несмотря на все трудности разведки и скверную связь., сам провел разведку. Позднее он взлетел вместе со вторым самолетом и принял участие в атаке торпедоносцев в сумерках».

III.

Оглядываясь назад, на сражение, которое теперь официально известно как бой у Матапана, я ногу признать, что было несколько дел, которые можно было выполнить лучше. Однако спокойное рассмотрение предмета из мягкого кресла, когда имеется полная информация о происходившем, сильно отличается от управления боем ночью с мостика корабля в присутствии н (приятеля. Постоянно следует принимать решения, на что отпущены считанные секунды. Быстро перемещающиеся корабли, проносящиеся совсем рядом, и грохот орудий не облегчают размышлений. Одни тот факт, что бой происходил ночью, настолько сгущает туман над сценой, что кое-кто из участников может остаться в полном неведении относительно истинного положения дел.

Тем не менее, мы добились значительных результатов. Эти 3 тяжелых крейсера были хорошо защищены против 6" снарядов и являлись постоянной угрозой нашим более маленьким и легко бронированным кораблям. Более важно то, что вялое и пассивное поведение итальянского флота во время последующих эвакуации Греции и Крита было прямым результатом тяжелого удара, полученного им у Матапана. Если бы вражеские надводные корабли вмешались во время этих операций, наша и без того трудная задача стала бы почти невыполнимой.

Адмирал Анджело Иакино, командовавший итальянским флотом, держал флаг на «Витторио Венето». Я читал его отчет об операции н ночном бое, нет никаких сомнений, что авиаразведка крупно подвела его. Это было неожиданностью для нас, так как мы знали, насколько эффективно действовали итальянские самолеты-разведчики в других случаях. Однако, как говорит адмирал Иакино, взаимодействие итальянского флота с авиацией в области тактики было слабым.

Похоже, что они полагались на донесения германских самолетов, и так как погода была вполне приемлемой, непонятно, почему их авиаразведка потерпела неудачу. В 9.00 28 марта германский самолет действительно сообщил об авианосце, 2 линкорах, 9 крейсерах и 14 эсминцах, которые в 7.45 находились гам-то и там-то. Это действительно был наш флот, который, по мнению адмирала Иакино, в это время спокойно стоял в Александрии. Однако, рассмотрев повнимательнее карту, адмирал решил, что пилот ошибся и обнаружил его собственный флот, о чем и сообщил на Родос. Он не подозревал, что британские линкоры находятся в море, до самого последнего момента.

Вечером 28 марта, когда «Пола» был поврежден во Бремя нашей воздушной атаки, та информация, которой располагал адмирал Иакино, заставила его предположить, что британские линкоры находятся в 90 милях у него за кормой, то есть в 4 часах хода. Поэтому его решение отправить «Зару» и «Фиуме» на помощь поврежденному крейсеру не следует критиковать. Сначала он намеревался отправить эсминцы, но потом решил, что только адмирал может решить па месте, следует взять «Полу» на буксир или затопить. Но контр-адмирал Карло Каттанео погиб на «Заре» и ничего не может сказать.

На самом деле британские линкоры находились не в 90 милях, а вдвое ближе.

Результат нам известен.

Книга адмирала Иакино также раскрывает немыслимое состояние полной неготовности итальянского флота к ночным боям. Они вообще не рассматривали возможность ночного боя между крупными кораблями, поэтому расчеты тяжелых орудий не находились на боевых постах. Это объясняет, почему башни «Зары» и «Фиуме» стояли на ноле, когда мы их заметили. Они имели хорошие корабли, хорошие орудия и торпеды, беспламенный порох и многое другое, Но даже их новейшие корабли не имели радара, который так хорошо помог нам, а их искусство ночного боя тяжелых кораблей находилось на том же уровне, что и у нас 25 лет назад во времена Ютландского боя.

Начальник итальянского Морского Генерального Штаба адмирал Риккарди весьма холодно встретил адмирала Иакино. Муссолини, с другой стороны, не был столь недружелюбен и терпеливо выслушал жалобы Иакино на плохую работу авиаразведки. Результаты этого боя укрепили решимость итальянцев построить авианосец, чтобы обеспечить флот собственными самолетами-разведчиками. Но я должен напомнить, что Италия так и не достроила авианосец до самой капитуляции в сентябре 1943 года.