Выбери любимый жанр

Пригоршня вечности - Бояндин Константин Юрьевич Sagari - Страница 25


Изменить размер шрифта:

25

Нламинер покачал головой и улыбнулся.

— Это знание — одно из самых очевидных, но и наиболее труднопостигаемых. — Инлеир поднял указательный палец. — Истина в том, что всегда существует граница. Никогда не бывает противостояния двух сил. Всегда есть третья — иногда плохо различимая, иногда отлично заметная — она есть всегда. Без нее весь мир был бы вечной ареной, вечным полем боя, безо всякого затишья.

Граница эта, — продолжал маг, — присутствует во всех аспектах существования. Поясню на примере еще одного популярного заблуждения. Магия очень привлекательна и полезна с точки зрения некоторых и кажется источником невероятной угрозы для других. Где, по-твоему, истина?

— Где-то посередине, — предположил Нламинер.

— Верно. Все зависит от употребления. А теперь скажи, часто ли ты слышал легенды о могущественных злобных магах, которые развили свою мощь до такой степени, что сами законы мироздания бессильны перед ними и кажется, что обрести власть надо всем сущим для них — легкая задача?

— Конечно, — Глаза Нламинера загорелись. — И книги читал, и немало представлений в килиане видел…

— Как, по-твоему, возможно ли такое? Нламинер подумал несколько секунд и молча пожал плечами.

— Трудный вопрос, согласен. Теоретически это возможно. Черная полоса в этом случае — это то состояние, когда мощность мыслящего существа такова, что оно в состоянии манипулировать законами реальности, в которой обитает. Белая — это наш уровень, уровень существ принципиально ограниченных, неспособных бросить вызов всему остальному миру.

— Граница в этом случае, — маг подошел к окну и говорил, не глядя на ученика, — весьма своеобразна, и единого мнения среди магов нет. Наиболее общая точка зрения такова. Когда существо приобретает способности, превосходящие те, которые записаны в его нити жизни, — некоторые называют это кармой, но разница все же есть, — то законы воплощения начинают подавлять такое существо, чтобы не нарушать равновесия его и окружающего мира.

— Равновесия? — подал голос Нламинер. — Как же, слышал. Ходил однажды проповедник и говорил, что все в мироздании предопределено и уравновешено и что задача каждого — медитацией понять, как надо поступать, чтобы не нарушить текущее положение вещей. Представляю себе картину — все сидят и медитируют, а вселенная тем временем живет сама по себе…

— Занятно. — Инлеир улыбнулся. — Впрочем, проповедников нынче много, так что не стоит слишком уж верить их словам. Вообще, слова лучше всегда подвергать сомнению — мои, кстати, тоже. Так вот, завершая эту тему. Мы вольны упражняться в наших магических искусствах как угодно, в рамках ограничений, что накладывает на нас образ жизни, общество, вера — неважно, какой культ ты исповедуешь и исповедуешь ли вообще. Как только маг попытается переступить ту грань, в рамках которой он не нарушает равновесие своей нити жизни, сернхе, вмешиваются иные силы, что неподвластны ни смертным, ни богам и противодействуют попыткам стать чрезмерно могущественным.

— И нельзя обмануть эти силы?

— Кто знает! Однако ни одно смертное существо на памяти Ралиона не смогло установить сколь-нибудь полный контроль над всем миром, хотя некоторые были весьма близки к этому. Замечу, однако, что все такие личности либо сходят с ума, либо неожиданно изменяются духовно и отказываются от власти. Что-то ломает их решимость в той или иной форме. Разумеется, ни из чего не следует, что эти силы нельзя обойти. Если хорошенько захотеть, то можно постараться. Вопрос только — зачем?

— Да, это сложный вопрос, — ответил Нламинер несколько секунд спустя. Новое знание взбудоражило его и зародило сомнения в его правомерности. Воистину, чем больше узнаешь о мире, тем больше видно непознанного…

— …Хорошенько захотеть, — произнес он, вставая с земли и отряхиваясь. Дерево таинственным образом усохло, пока он сидел у него, и полосы, проведенные на коре, казались невероятно старыми.

Окружающая местность также изменилась. Она стала заметно менее холмистой. Камни покрывали ее в изобилии; деревца были чахлыми, и голоса птиц больше не раздавались вокруг. Смолкли все насекомые, и теплую жару сменила осенняя прохлада.

— А я хочу вспомнить все, что забыл, — произнес Нламинер и вновь ощутил, как что-то настороженно шевельнулось в его сознании.

Один невысокий холм возвышался к северу от него — или к югу, а может быть, вообще в любую сторону. Если предположить, что огромное тусклое солнце садилось на западе, то к северу.

И на этом холме стояло неприветливое квадратное сооружение с колоннадой, украшающей стены. Единственная постройка за все время его последних скитаний. Намек был понятен; Нламинер направился к постройке, и с каждым шагом прошлое возвращалось к нему, и многие вопросы находили свои ответы.

И почему-то казалось, что его обвели вокруг пальца.

Рисса сидела прислонившись спиной к ближайшему могильному камню и размышляла.

Несколько недель — или меньше? — она пребывала в необычном мире, который совпадал со своей астральной проекцией. Всего там было вдоволь: и еды, и воды, и ощущений — не было лишь собеседников. Память вернула ей имя, воспоминания о детстве, о воспитании, об обучении и первых стычках с врагами…

И ничего больше?

Память возвращалась скачками. Трое ее детей… двое из которых все еще были живы… битва с Повелителями Химер и серьезное ранение в болотах Лерея…

Что же не хочет возвращаться к ней?

Странным было это чувство — осознание того, что память вернулась не вся. Странным и жутким. Рисса взывала к богам, к Эзоксу и Андринксу, — но боги молчали. Ни Всезнающий, ни Вечно Следящий ничего не знали о месте, в котором она застряла. Мысль была настолько необычной, что Рисса даже улыбнулась.

Поскольку холм, на котором она очнулась, ничем не отличался от других в обеих проекциях, не было смысла куда-то двигаться. Ждать на месте — тоже способ перемещаться. Рано или поздно мир сам сдвинется из-под ног.

Как сейчас вот сдвинулся.

Один раз ей показалось, что она слышит скрипучий смех в три голоса. Как-то раз она проснулась ночью и увидела луну, не менее чем в треть неба, что нависала над ней, ослепительная и неправдоподобная. Видения других незнакомых мест — могучего замка на небольшом острове, пыльной анфилады комнат, заваленных книгами, почти бесплодного пейзажа, по которому во все стороны разбегались двойные ниточки железных брусков, опирающихся на бруски деревянные… Великое множество видений посещало ее сны, но все были мимолетными, неясными и зачастую не поддающимися толкованию.

И многие сны, что не относились к Ралиону или его проекциям… но вызывали острое чувство уже пережитого. Глянцево-черная река, отделявшая пустошь от буйного леса, статуя каменного ворона с жарко горящими глазами… чьи это были сны?

И вот теперь этот бесконечный могильник. Интересно, кто-то собрался ее напугать? Человека это могло бы испугать. При виде нежити, выбирающейся их могилы, человек, как правило, впадал в смертоносное оцепенение от страха. Их раса боялась совсем другого. Для нее кладбище — это почти что священное место, место отдыха души, место, где всегда незримо присутствует страж Моста, их расовое божество, великий Наата.

Или же ей создают священное место? И это глупо, так как все эти могилы — не более чем декорация. Это ясно и по ощущениям, от них исходящим, по запаху, по внешнему виду… Непонятно.

Камушки скрежетнули справа от нее, и, повернувшись, она увидела выходящего из-за постамента Шаннара. Он приветствовал ее жестом и сел напротив, тоже прямо на землю.

— Вспомнить все пока еще не удалось, — произнес он глубоким голосом, в котором что-то выдавало нечеловеческое происхождение.

Рисса кивнула.

— Мы знакомы, — продолжал собеседник. — Я участвовал в штурме башни Мерго, когда тебе было примерно сто двадцать лет.

Рисса сузила глаза (они при этом стали чуть-чуть карими) и произнесла:

— Человек, что сражался под зеленым знаменем? Тот, кто не позволил убить пленников? Шаннар кивнул.

25
Перейти на страницу:
Мир литературы