Издалека - Бояндин Константин Юрьевич Sagari - Страница 28
- Предыдущая
- 28/93
- Следующая
Толпа откатилась прочь, едва монах произнёс Запретное имя. Но секунды шли, а смертоносный огонь, что должен был спуститься с небес и испепелить дерзкого пришельца, так и не приходил.
— Ну что, жрец? — монах вновь повернулся к совершенно растерявшемуся жрецу, и на лице его появилась спокойная улыбка. — Что скажешь? Что ты можешь сделать, не прибегая к сосуду, который держишь в руке?
Жрец вздрогнул, и пузырёк выскользнул из его руки, звонко разбившись о камни.
Яркая вспышка озарила площадь… и угасла.
— Так кто из нас прав? — спросил монах, не сводя со старика взгляда. Жрец открывал и закрывал рот, но не мог издать ни звука. Впервые он полностью утратил власть над происходящим. Что же будет теперь? Что станет с ним?..
Возглас изумления пронёсся над толпой. Монах обернулся и увидел протянутые к нему руки, расширенные глаза, рты, раскрытые от удивления. Он скосил глаза и заметил, что охвачен слабым, мягким жёлтым свечением. Прищурившись, он поднял глаза к солнцу и ему показалось на миг, что величественная фигура Солнечного Воина возникла высоко в небесах.
— Благодарю тебя, Владыка, — монах ещё раз поклонился статуе и, не оглядываясь, ушёл прочь.
В городе этом делать было больше нечего. Впрочем, можно было сказать и так: случай помог ему — везение, что часто сопровождало его.
Простое ли везение?
— …Так просто ушёл? — донёсся до Унэна голос Таменхи. Монах вздрогнул, заморгал и повернулся, опираясь одной рукой на Оракул. Карлик стоял рядом, и на лице его читалось любопытство. Словно он всё это время слушал интересную историю.
— Д–д–да… — ответил Унэн, не ожидавший подобного. Солнце заметно сместилось за то время, пока он вспоминал. Но постойте! Вспоминал–то он, а не Таменхи! Откуда карлику знать всё это? Или же Унэн вспоминал вслух? Монах вытер лоб ладонью и осознал, что карлик смотрит не на него, а на Оракул.
Он проследил за его взглядом и раскрыл рот от изумления. Песок больше не лежал в чаше податливой сыпучей поверхностью. Он обрёл форму, цвет, — замер неподвижно, сгустившись в подобие той сцены, в которой монах был одним из главных действующих лиц.
Унэн недоверчиво приблизил голову к крохотной фигурке, в которой легко узнал самого себя. Подобие было полным. Оставалось восхищаться способностям Оракула так точно воспроизводить воспоминания — у крохотного Унэна–статуэтки были отлично видны складки одежды… черты лица… всё, абсолютно всё! Словно живой! Столь же точными были и фигурки неудачливого жреца и горожан.
И, разумеется, статуя. Монах прикоснулся к крохотной площади и вздрогнул, ощутив под пальцами неподатливый камень. И это тоже воспроизведено.
Таменхи хлопнул в ладоши, и сцена рассыпалась. Опала лёгкой пылью, вызвав у монаха лёгкое, мгновенно прошедшее головокружение. Вновь перед ним была чаша с песком. С песком ли? Отчего–то и Оракул, и песок больше не казались монаху неодушевлёнными. Скорее задремавшими… в ожидании новых воспоминаний, новых картин…
— Так вот зачем ты спросил, что я вижу, — повернулся Унэн к карлику, который смотрел на него с довольной улыбкой. — Именно так пробуждается Оракул, верно?
— Я ничего не спрашивал, — возразил Таменхи и монах с изумлением понял, что тот говорит правду. — Я просто стоял и смотрел.
В последний раз монах зачерпнул песок и поспешно высыпал его обратно.
— Если он сможет показать и будущее, — произнёс он, отходя от Оракула, — то я не хочу его видеть. С некоторых пор я не люблю предсказателей.
Таменхи пожал плечами.
— Почти ничего здесь не действует во зло. Так что… — он махнул рукой. — Ну что, пошли дальше?
Унэн покачал головой. Тягостные предчувствия неожиданно обрушились на него.
— Нет, благодарю. На сегодня довольно. Кажется, мне полагались какие–то лекарства?
Карлик оторопел. Если пациент неожиданно проявляет интерес к невкусным и отвратительным снадобьям — значит, что–то идёт не так.
— Не очень–то приятная процедура, — кисло заметил ректор, когда вошёл в препараторскую. У себя в Венллене он, конечно, участвовал в анатомических занятиях, но дело приходилось иметь с только что умерщвлёнными животными. Конечно, также неаппетитное занятие, но изучать утопленников… Ректор внутренне содрогнулся. Это не живые существа, повторял он себе. Но отчего–то дрожь время от времени пробегала по его спине.
Кроме него, в препараторской было ещё трое. Хансса, по имени, кажется, Шалейс — судя по знаку, занимает высокий пост среди здешних Наблюдателей. Она спокойно смотрела на тела — безо всяких эмоций во взгляде. Её ректор видел впервые.
Ольт Ленгерид был его давним знакомым — двенадцать лет он преподавал во Дворце Мысли. Специалист по големам, припомнил ректор. Странно… големы–то тут при чём?
Третьим был человек, руководивший поиском останков и организовавший вскрытие. Препараторская в настоящий момент была наиболее засекреченным помещением в Оннде и нечего было и мечтать попасть сюда без приглашения. Ректор не знал, кто отвечает за секретность происходящего. Кто–то из помощников Рамдарона, надо полагать. За последние сорок лет Федерация настолько хорошо развила свои секретные службы, что постоянно была в курсе происходящего. Рамдарон, по слухам, обладал агентурой едва ли не в каждой наземной стране Ралиона. Легко можно поверить, думал ректор, краем глаза глядя на седовласого, спокойно улыбающегося человека. Неизменная кожаная куртка и штаны из грубой ткани. По слухам, даже к аристократам он является в таком же виде.
Рептилия что–то тихо сказала Рамдарону на ухо (тому пришлось нагнуться) и он, кивнув, что–то приказал ассистентам. Их было двое, их имён ректор не знал. Да и незачем.
— Наденьте маску, — ректор быстро справился с задачей, — и перчатки. Старайтесь не приближаться к телам. — Произнеся всё это, Рамдарон зажёг над каждым из трёх столов яркий свет и рептилия, после краткого раздумья, осторожно наклонилась над покойником. Ректор вновь содрогнулся. Молчание повисло в комнате. Вопреки ожиданиям ректора, разложением здесь не пахло вовсе.
— Что она делает? — спросил он тихонько у Рамдарона. Последний, казалось, вовсе не интересуется происходящим.
— Пытается увидеть последние моменты жизни, — ответил человек охотно. — Здесь две странности. Во–первых, тела сохранились гораздо лучше, нежели полагается; во–вторых, ни рыбы, ни другая живность их почти не тронули.
— Сколько дней они пробыли под водой?
— Не менее двух недель, — ответил Рамдарон и ректор поёжился. Не люблю утопленников, подумал он устало. В детстве ему довелось наблюдать, как хоронили утопленника, и воспоминания о том отвратительном вечере вновь ожили. — Оттого–то мы и предположили, что это — искусственные существа.
— Память отчасти цела, — подошла к ним Шалейс. Золотистые глаза скользнули по Рамдарону и остановились на ректоре. — Но не полностью. С какого–то момента памяти нет вообще. Словно, — взмах когтистой рукой, — её отрезали. Напрочь.
— Такое бывает?
— Бывает, — ответил Рамдарон. — Но тогда это были бы либо глубокие старики, либо люди, умственно неполноценные. Я прав?
Рептилия кивнула.
— А перед нами, если верить записям в судовом журнале…
Они и журнал нашли! — подумал ректор восхищённо.
— … капитан корабля, первый помощник и тот, кто нанял судно. Трудно представить, что все они сразу были умственно неполноценны.
Ленгерид тем временем исследовал тело, которое только что рассматривала Шалейс. Он, правда, использовал инструменты — крохотные, похожие на затейливые украшения.
— Следовательно, — ректор говорил медленно, ощущая, как зреет догадка, — эти покойники вряд ли являются обычными людьми и корабль, следовательно, разбился не случайно.
— Совершенно верно, — Рамдарон сделал знак в сторону двери. — Идёмте. Вскрытие произведут без нас.
Откровенно говоря, ректор был этому рад.
— Предстоит ещё многое исследовать, — добавил Ленгерид полчаса спустя. — Но, несомненно, это — искусственные существа. Причём высококачественные. Я даже не возьмусь предположить, кто мог бы их изготовить.
- Предыдущая
- 28/93
- Следующая
