Евгения, или Тайны французского двора. Том 1 - Борн Георг Фюльборн - Страница 8

• Предыдущая
• 8/152
• Следующая

— Это не может быть для меня затруднительно, графиня, — возразил герцог Альба, — конечно, это было мое намерение — только до сих пор мне было невозможно…

— Сделать выбор? Ах, я понимаю, мой дорогой дон! С вами случилось то, что бывает со многими кавалерами, когда они должны выбирать между двумя сестрами. Вы сами еще не решили, которой из двух контес вы желали бы предложить руку, и меня это, право, волнует. Но не нужно быть опрометчивым. Честное слово, они одинаково прекрасны, одинаково любезны. И почти одинаково молоды, и поэтому молодость контес позволяет вам уделить больше времени на размышления.

— Я просил бы вас, любезная графиня, дать мне срок, на протяжении которого я сделаю свой выбор. Он, право, труден.

— Назначьте время, герцог, мои дочери до тех пор не должны знать ничего о дружественной беседе, которую я сейчас имела с вами.

— Вы в высшей степени благосклонны ко мне. На следующем придворном балу, на котором я буду иметь честь изъявить вам и контесам свое почтение, вы узнаете мое решение, графиня.

— Которая будет счастливицей — Мария или Евгения? Я должна признаться вам, что так же заинтересована в этом, как если бы решалась моя судьба.

— Будьте так добры, устройте, чтобы контеса Мария явилась на бал с розовой шалью, а контеса Евгения с голубой, тогда в кадрили приколю к моему плечу бант того цвета, в какой будет одета моя донна.

— Чудесно, герцог!

У графини еще было время закончить важный разговор, пока обе прекрасные контесы вошли в комнату.

Прошло несколько недель после описанного разговора. Наступило военное, кровавое время для Испании!

Войска дона Карлоса, брата умершего короля Фердинанда VII, который все еще не отказался от своей претензии на испанский трон, дошли уже до Мадрида. И Мария-Христина, которая в сообществе с активно действующим Эспартеро управляла за молодую королеву Изабеллу, за несколько дней уже бежала с ней и со всем двором в Аранхуэс, ибо бомбы карлистов, несмотря на все отчаянные нападения христиносов, долетали до высоко расположенного мадридского королевского замка.

Аранхуэс был в любое время любимым пристанищем испанских государей и государынь, даже летом они искали здесь отдохновения, а потому и на сей раз местопребывание это играло роль не только убежища, но и приюта для наслаждений.

Королева-мать не упустила случая взять с собой в Аранхуэс страстно любимого ею после смерти своего мужа и заметно предпочитаемого лейб-гвардейца Мунноца, красивого и прекрасно сложенного мужчину. Она сделала его, несмотря на то, что он был сыном мелочного торговца в Тарануне, герцогом Риансаресским и не пустила его в армию, к которой он, без сомнения, принадлежал, в такое опасное время под предлогом, что она должна была иметь в непосредственной близости смелого и отважного защитника.

Мария-Христина, мать молодой королевы Изабеллы, отлично умела придать своим наклонностям блеск правды, и оттого она была очень опасным и безнравственным примером для своей дочери и для придворных дам.

Аранхуэс был прекрасным оазисом на дикой плоской возвышенности Новой Кастилии. После дороги, почти лишенной растительности, после голой степи этот замок удовольствия возносился со своим искусно насаженным и орошаемым парком и представлял восхитительное зрелище.

Темная зелень роскошных каштанов перемешивалась позади старинной и мохом обросшей стены со светлыми лимонными и миндальными деревьями, а над ними распускали свои величественные, слегка качающиеся верхушки, как бы для защиты от жарких лучей солнца, гигантские пальмы. Глубокая тень и влажная прохлада встречали приезжего, как скоро он проезжал искусно оттененное озеро и серый с колоннами, богато украшенный замок.

По левую сторону тянулись душистые цветники с цветами всевозможных стран и с гигантскими тропическими растениями, а позади тянулись в пышной красоте могучие деревья, обязанные своим цветущим видом искусственному старинному водопроводу. Далее был разбит обширный, удивительный парк, аллеи которого, гроты и павильоны во французском вкусе прошлого столетия, напоминали немного версальские сады.

Мы находим здесь много искусно высеченных утесов, чудной формы кустарники и клумбы. Нептун и дриады из белого мрамора, наполовину закрытые листьями, выглядывали отовсюду из-за кустов.

Возле вееролистных пальм, кипарисов и померанцевых деревьев мы видим многолетние дубы и каштаны, а между ними — киоски, красивые, полуоткрытые беседки в турецком вкусе, богато украшенные золотыми полумесяцами, с выпуклыми шатрообразными крышами, под которыми висели тысячи колокольчиков. Между тем внизу на ярких коврах стояли пуховые оттоманки, кресла и красивые садовые стулья. В самом большом из киосков поместилась Мария-Христина со своей свитой.

Напротив, Изабелла, молодая королева, с удовольствием препоручила управление своей матери и испытанному Эспартеро и предпочитала бегать, резвясь и шутя, с придворными дамами, своими ровесницами, по тенистым благоухающим дорожкам большого прекрасного парка.

Прежде чем мы подслушаем болтовню прелестной молодой королевы с Евгенией де Монтихо и с маркизой де Бельвиль, должны бросить взгляд в киоск, где рассуждали о положении страны.

Возле Марии-Христины, все еще прекрасной, в искусном туалете (на ней было одето красно-малиновое атласное платье и поверх его белая, богато вышитая мантилья), стоял в великолепном мундире широкоплечий, высокий Мунноц. Этот недавно произведенный герцог, неуклюжий в манерах и высокомерный из-за интимных отношений с королевой-матерью, держал свою большую руку, одетую в белую перчатку, на позолоченной спинке стула, на котором сидела дама, что с удовольствием покоила свои маленькие, сверкающие глазки на его фигуре.

Мунноц знал и замечал это, и мы можем предположить, насколько данное обстоятельство было способно питать и усиливать высокомерие этого необразованного выскочки.

С другой стороны стула, позади которого были сгруппированы придворные дамы, стоял Эспартеро в полном генеральском мундире. Видно было по печальной мине и по туче, которая лежала у него на челе, что, кроме забот, причиненных ему сражениями, у него были еще другие печали.

Эспартеро, герцог Витториа, человек, выигравший многочисленные сражения и обладавший таким полным доверием страны, что был избран в соправители королевы-матери, был явным противником того расположения, какое Мария-Христина оказывала бывшему лейб-гвардейцу Мунноцу, которому она намеревалась предложить свою руку и вступить с ним в брак, и окружавшим ее иезуитам. А те с целью достигнуть влияния готовы уже были содействовать таким отношениям.

Эспартеро был честный человек и верный предводитель своего отечества. Он предвидел, что оба эти сложившиеся обстоятельства были худшими врагами и опаснейшими пропастями, чем карлисты, которые рано или поздно, во всяком случае, должны будут смириться.

Кроме этих лиц и некоторых приближенных адъютантов и прелатов, в киоске находился еще генерал Нарваэс, только что прибывший в Аранхуэс с новейшими известиями. Он с некоторого времени с большой храбростью и решимостью предводительствовал несколькими конными полками, доставлявшими дону Карлосу вред, а ему благосклонность королевы-матери.

Кроме того, поскольку при испанском дворе большую роль играли различного рода интриги, была, конечно, еще и другая причина, почему удостаивала его вниманием Мария-Христина. Нарваэс, человек с серьезным, почти четырехугольным лицом, около тридцати восьми лет от роду, смелый в бою и рыцарски обходительный с дамами, был тайным врагом и завистником маршала Эспартеро; он стремился, как это подметила и королева-мать, к высшему могуществу, и был именно таким человеком, который мог бы свергнуть и уничтожить маршала, если бы тот сделался обременительным для Марии-Христины, женщины хитрой и руководствующейся только своим рассудком.

— Надеюсь, что вы, наконец, принесли такие хорошие известия, генерал, — сказала королева-мать, — которые избавят нас от постоянно озабоченного вида доблестного маршала и от его речей, тоже полных забот.

• Предыдущая
• 8/152
• Следующая