Евгения, или Тайны французского двора. Том 1 - Борн Георг Фюльборн - Страница 47

• Предыдущая
• 47/152
• Следующая

— Позволь мне предложить тебе руку, прекрасная маска, — сказал шепотом кавалер в темно-красном домино, необыкновенно высокого роста, обращаясь к прелестной наяде, одетой в легкое белое газовое платье, украшенное блестящими бриллиантами, и лицо которой покрывала маленькая изящная черная маска. — Высшее наслаждение моей жизни — идти рядом с тобой и чувствовать твою очаровательную ручку в своей.

— Кто ты, красное домино? — спросила прекрасная донна, рассматривая своего провожатого с ног до головы и принимая его приглашение, между тем как молодая королева, с голубой бархатной маской на лице, шла рядом с доном Серрано и вполголоса говорила с ним о Нарваэсе, который находился на пути к выздоровлению.

— Ты никогда не узнаешь, кто я, прекрасная маска, — прошептал господин в красном домино, — пусть будет достаточно того, что я знаю, кого веду под руку.

— Докажи мне, что ты узнал меня, маска!

— Дай мне твою прелестную маленькую ручку. Так, взгляни сюда! — И он написал буквы Е. М. на ладони поданной ему руки. — Что, я точно угадал? О, я еще спрашиваю! Ведь я узнал тебя, прекраснейшая из женщин, как только вошел в зал.

— Я, кажется, тоже узнала тебя, маска.

— Это странно — говори скорее. Я сгораю от нетерпения! Вот моя рука, очаровательная Евгения.

Прекрасная графиня — это была действительно она, шедшая возле дона Олимпио Агуадо — схватила большую руку своего любезного кавалера и начертила на ней буквы Г. Р. , подразумевая под ними герцога Риансареса. Олимпио, смеясь, покачал головой.

— Нет, нет, прекрасная маска, ты не узнала меня.

— Мне кажется, вы не желаете, чтобы вас узнали, ваше сиятельство, — прошептала графиня, уверенная, что возле нее шел герцог, который был похож на Олимпио ростом и телосложением.

— Вспомни, прекрасная маска, или лучше не спрашивай, кто я такой. Я люблю тебя! Этого пусть будет достаточно. Часы праздника без того очень коротки, а завтра мы уже больше не увидимся.

— Не было ли на вас раньше черного камзола, ваше сиятельство? Я подозреваю, что вы поменяли костюм.

— Чтобы служить моим наклонностям, думаешь ты, прекрасная маска? Но не называй меня «ваше сиятельство», а просто «маска» или «дон».

— Вы вводите меня в зал для аудиенций…

— Подальше от толпы масок. За нами наблюдают и подслушивают, а мне бы так хотелось поговорить с вами наедине, Евгения.

— Нас заметят, красное домино…

— Поэтому мы и удалимся, прекрасная графиня. Вы знаете, что я вас люблю, люблю пламенно!

— Вы говорите так странно, благородный дон, — проговорила шепотом Евгения, краснея под маской.

— Мои губы следуют только влечению сердца. Извините, если они выдадут все, что оно чувствует к вам. Ваш прекрасный обольстительный образ грезится мне наяву и во сне, ваш звучный голос слышится мне, где бы я ни был!

— Тише, маска, впереди нас идет маркиза с доном Олоцаго — она узнала меня и станет наблюдать за нами!

— Так давайте выйдем на террасу, предпочтя тяжелому, жаркому воздуху зала прохладу благоухающего парка. Посмотрите, как прекрасно украшены и освещены кусты и клумбы, как отражается луна в высоких брызгах фонтана. Пойдем, спустимся туда! Звуки музыки, как бы замирая, доносятся в аллеи парка. Или, может быть, вы боитесь?

— Нет, нет, благородный дон, но…

— Вы удивлены, Евгения, вы не хотите принести маленькой жертвы, хотя тот, кто просит вас об этой милости, не остановился перед опасностью пробраться сюда, чтобы повидаться с вами!

— Вы поступаете неосторожно, красное домино, — прошептала графиня, погрозив пальчиком, — королева может узнать вас — опомнитесь!

— Я ничего не боюсь, моя горячая любовь придает мне смелости, — ответил Олимпио с сильно бьющимся сердцем, — что бы после этого ни случилось, ничто не в состоянии омрачить блаженство этого часа.

Они прошли с террасы в парк, где по отдаленным аллеям, освещенным бледным светом луны, прогуливались ни кем не контролируемые одинокие пары.

— Мы слишком удаляемся от террасы, благородный дон, — проговорила наконец Евгения, испуганно оглядываясь по сторонам.

— Вы под моей защитой, полностью положитесь на меня! Вам нечего опасаться похищения, как тогда в парке Аранхуэса.

— Почему вы мне это напоминаете? — прошептала вдруг Евгения, останавливаясь, но затем, улыбаясь, продолжила: — Знаете, благородный дон, вы напоминаете мне в эту минуту того самого высокого карлистского офицера, который похитил меня.

— Я очень рад этому, графиня. Я бы желал, чтобы мне можно было еще раз…

— Я подразумеваю дона Олимпио Агуадо, бежавшего из подземной темницы.

— Как он вам понравился, дорогая графиня?

— О, он очень милый и любезный кавалер, который умеет обходиться с дамами.

— Не послал ли он вам недавно розу, Евгения?

— Откуда вы это знаете, благородный дон?

— Я знаю все ваши тайны, да, да, прекрасная графиня, вы смеетесь, но я уже предоставил вам маленькое доказательство. Вы все еще не знаете, как горячо я вас люблю, Евгения? О, удостойте меня милости сесть рядом с вами на эту скамейку!

— Только на несколько минут — здесь очень тихо и безлюдно, — проговорила графиня.

— Поэтому мне бы и хотелось здесь, вдали от шума и блеска придворных удовольствий, преклонить перед вами колено, Евгения. О, снимите маску, скрывающую ваши прекрасные черты лица и доставьте мне блаженство полюбоваться вами. Вы так прекрасны! Мое сердце столь сильно бьется при виде вас! О, вы добры, Евгения!

Графиня опустилась на зеленую скамейку, окруженную клумбами цветов и густыми деревьями, между ветвей которых выглядывала луна — это было уединенное, очаровательное местечко.

Олимпио, упоенный сознанием, что находится наедине с прелестной графиней в парке, вдали от взоров любопытных, стал перед ней на колени и горячо прижал ее маленькую ручку к губам. Кругом царила такая тишина, что слышно было легкое колыхание ночного ветра в ветвях деревьев.

Вдруг за скамейкой в кустах, окруженных ночным мраком, послышался тихий голос, произнесший имя «Долорес». Евгения, испуганная и бледная, вскочила со скамейки и прижалась к своему защитнику.

— Вы ничего не слышали? Мне показалось, что кто-то рядом произнес какое-то имя, — прошептала она взволнованно.

— Этот звук доставил мне минуты счастья, Евгения, так как он побудил вас искать у меня защиты, — ответил Олимпио.

— Вернемся на террасу.

— Еще минуту, Евгения, доставьте мне величайшее удовольствие остаться здесь рядом с вами наедине. Снимите эту ненужную маску, скрывающую ваши прелестные черты. Выполните мою просьбу. Позвольте мне еще хоть мгновение полюбоваться вами, — прошептал Олимпио.

Графиня вняла мольбе своего кавалера и еще раз опустилась на скамейку. Победив смущение, Евгения сняла свою маску и попросила своего кавалера сделать то же самое.

Олимпио взглянул на прекрасное лицо девушки: золотисто-белокурые волосы, темно-голубые глаза, нежный цвет кожи — все это было так очаровательно, что он все больше и больше углублялся в созерцание этой неземной красоты. На щеках ее играл легкий румянец; шея была так ослепительно бела и нежна, как будто изваяна из мрамора. Белый тюлевый шарф, покрывавший плечи, при резком ее движении упал на землю; и Евгения была так соблазнительна и прекрасна в эту минуту, что Олимпио в упоении страсти обхватил рукой ее божественный стан.

— Вернемся в замок, благородный дон, — попросила шепотом молодая графиня.

— Останься, останься, здесь никого нет поблизости, никто не подслушивает нас! О, блаженство этого часа! Ты прекраснейшая из смертных!

— Вернемся скорее, в замке могут заметить наше отсутствие.

— Здесь никто не станет нас искать, подари мне еще несколько минут.

— С. одним условием, маска.

— Говори, требуй! Я пожертвую всем ради тебя!

— Вы должны снять маску.

Олимпио испугался, он не ожидал этого.

— Вы жестоки, графиня, если я сниму маску, блаженство этого часа пройдет!

• Предыдущая
• 47/152
• Следующая