Дон Карлос. Том 2 - Борн Георг Фюльборн - Страница 52

• Предыдущая
• 52/92
• Следующая

— Неужели приор не спросил вас о том, чей это был ребенок и как его зовут?

— Я должен был записаться у него и подтвердить, что этот мальчик мой.

— Как же вы назвали его?

— Антонио, сеньора дукеза. Так его и потом стали звать — брат Антонио. Наконец, несколько лет спустя, когда я опять зашел в монастырь, чтобы посмотреть на дукечито, он был уже монахом. Антонио был высоким, стройным, серьезным юношей и, казалось, был в тесной дружбе с настоятелем. Но в прошлом году, когда я снова пришел в монастырь, я тщетно искал молодого монаха…

— Так он умер!

— Нет, сеньора дукеза. Я осторожно стал расспрашивать о нем и узнал, что патер Антонио был переведен в другой монастырь, но куда — я не мог узнать. Вот все, что я знаю. Дукечито жив и посвятил себя Богу.

— Этой исповедью вы доставили мне неожиданную радость! — заговорила дукеза. — За это я хочу отплатить вам тем же. Вы не зря обратились к старой дукезе, полно вам без цели странствовать по свету с вашей дочерью. Я хочу вам обоим предоставить хорошее место, я принимаю вас, Арторо! Приведите ко мне вашу дочь Хуаниту. Пусть она у меня дебютирует, а вас я назначаю управляющим. Если вы согласны на это, то дело кончено!

— Еще бы, сеньора дукеза! Вы не поверите, как я счастлив! Вы принимаете нас и надолго?

— Надеюсь, что вы останетесь у меня до конца вашей жизни, Арторо. Теперь вы пристроены, и ваша дочь — тоже. Приведите ее скорее!

— О, благодарю вас, сеньора дукеза, благодарю вас! Какое это неожиданное счастье для меня! — в восторге воскликнул старик.

— Я буду платить вам приличное жалованье и уж позабочусь о том, чтобы вы остались довольны своим местом, но я требую, чтобы все ваше время принадлежало мне.

— Это понятно, сеньора дукеза, разумеется! Я согласен на это. Я буду служить вам верой и правдой, и вы увидите, какой прилежный, находчивый и изобретательный управляющий Арторо!

— Часто со двора вам уходить тоже будет нельзя.

— Куда же мне ходить-то, сеньора дукеза? Я рад буду, если окажусь в состоянии денно и нощно служить вам.

— Балы и представления обычно продолжаются до двух часов ночи, после чего вы должны будете составлять программу на завтра, все приводить в порядок, и потом уже ложиться спать. До двенадцати часов вы можете делать, что вам угодно, но затем ежедневно следует репетиция, вечернее представление и подробный отчет мне обо всем. Вы видите, вам придется много работать.

— Не бойтесь, я не пожалею трудов, чтобы оказаться для вас полезным. Я счастлив тем, что вы берете меня к себе, сеньора дукеза, и вечно буду вам за то благодарен.

— Еще одно, Арторо!

— Приказывайте, распоряжайтесь мной!

— Для нас обоих будет лучше, если вы и ваша дочь иначе назоветесь здесь. Вы понимаете меня? Под вашими настоящими именами вы известны в тавернах и провинциальных городках, а это могло бы повредить и вам, и моему салону.

— Я совершенно с вами согласен, сеньора дукеза, и предоставляю вам решить этот вопрос.

— Еще одно условие, Арторо: вы никому не должны говорить ни о графе, ни о дукечито.

— Никому, клянусь в этом!

— Теперь ступайте за дочерью. Скоро ли вы вернетесь?

— Самое позднее — через час.

— Я буду ждать вас! — сказала дукеза вслед Арторо, удалявшемуся со счастливым лицом.

Сара Кондоро тоже казалась довольной. «Вот так хорошее дельце! — думалось ей, и потухшие глаза ее сверкали, а на лице снова появилось хищное выражение. — Дукечито жив, и единственная душа, которая знает об этом, теперь постоянно будет под моим присмотром, будет жить в моем доме и под другим именем! Теперь Арторо в моих руках, и я всегда могу заставить' его молчать! Если прегонеро или самому герцогу Кондоро вздумается искать Арторо, они не сумеют его найти. В Мадриде не будет никакого Арторо, им и в голову не придет, что он совсем рядом, в моем салоне».

Сара была в самом лучшем расположении духа. Она позвонила и приказала подать себе шампанского, чтобы достойно отпраздновать только что одержанную победу.

— Пошлите ко мне прегонеро! — приказал Тобаль Царцароза своим работникам, подметавшим двор. Старший из них, подосланный товарищами, приблизился к начальнику, а младший бросился искать прегонеро.

— Позволишь, хозяин, — сказал работник, снимая перед Тобалем шапку, — мы давно хотим спросить тебя.

— Говори, — отвечал палач равнодушно.

— Правда это, хозяин, что ты нас хочешь оставить? Товарищи послали меня спросить тебя об этом. Они говорят…

— Ну, что же они говорят, Сирило?

— Да говорят, что ты хочешь пойти в солдаты и отправиться на север воевать с карлистами.

— Может быть, это и правда.

— А мы хотим просить тебя, останься лучше здесь и будь по-прежнему нашим хозяином.

— У вас будет другой начальник.

— Это мы знаем, что прегонеро займет твое место, Он был твоим первым помощником. Но мы не хотим прегонеро, лучше ты по-прежнему оставайся с нами.

— Надеюсь, вы будете так же беспрекословно повиноваться и так же верно служить новому хозяину, как и мне.

— Так это правда, хозяин?

— Вы еще услышите об этом. Теперь принимайтесь за работу, — отвечал палач. — Войди! — обратился он затем к прегонеро, подошедшему к крыльцу.

Прегонеро повиновался и вслед за Тобалем вошел в комнату, уже знакомую нам.

— Я должен сообщить тебе нечто важное, — начал Тобаль, — садись вон там! Я намерен оставить Мадрид и отказаться от своего места.

— Так это правда, что ты от нас уходишь?

— Я иду на войну, я не хочу больше оставаться здесь. Поэтому я давно уже присматривался к тебе как к своему преемнику и устраивал тебе разные испытания. Я знаю, ты силен, тверд и неустрашим. Одно только вызывает опасения: твоя кровожадность. Но я надеюсь, что ты постараешься побороть ее, тогда я смогу назначить тебя своим преемником. Помнишь, ты обещал мне…

— Я выполню свое обещание, хозяин. Я горжусь тем, что ты выбрал меня; я благодарен за это и не посрамлю тебя.

— Ты обладаешь всеми необходимыми для палача качествами, поэтому я решил предложить тебя. Тебе придется выдержать еще одно испытание в присутствии судей и докторов, смотри, чтобы твоя кровожадность тебя не одолела!

— Не беспокойся, хозяин, я выдержу. В молодости я тоже учился кое-чему и сумею говорить с докторами и судьями. Другие твои работники едва умеют писать свое имя, а я доказал тебе, что грамотен, когда ты заставил меня писать отчет о самоубийцах. Можно сказать, что я родился для этой должности. Но как бы охотно я ни принимал твоего места, все же мне жаль, что ты уходишь, и лучше бы я по-прежнему остался твоим помощником. Мне тяжело расстаться с тобой, я еще ни к кому не был так привязан, да никого и не слушался, кроме тебя. Ты приворожил меня, и я служил тебе как раб. А приворожил ты меня своей твердостью и своим ледяным спокойствием. Зачем же ты хочешь нас оставить? Без тебя… нет, лучше оставайся с нами, хозяин!

— Я не могу изменить своего решения. Я знаю, у тебя хватит денег, чтобы выкупить у меня инвентарь за ту же цену, за которую его купил я.

— Да, это я могу и сделаю с удовольствием.

— Таков обычай, освященный годами, но ты знаешь, что я многое устроил заново и приобрел новых лошадей, и все-таки, несмотря на это, я требую с тебя те же две тысячи золотых, какие сам заплатил когда-то за инвентарь.

— Это невыгодно для вас.

— Если ты выдержишь испытание и займешь мое место, ты заплатишь мне ровно две тысячи золотых; я не хочу, чтобы ты мне потом сказал, что Тобаль Царцароза взял с тебя больше, чем следовало. Мне самому не надо этих денег, они не нужны мне на войне. Ты поступишь с ними согласно письму, которое я оставлю тут в этом запечатанном конверте. Я дарю эти деньги, но законным порядком. Раскрой это письмо, когда займешь мое место, и поступи так, как в нем сказано.

— Я свято исполню твою волю, хозяин.

— Запечатанный конверт будет лежать тут, в этой книжке.

• Предыдущая
• 52/92
• Следующая