Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1 - Борн Георг Фюльборн - Страница 66
- Предыдущая
- 66/127
- Следующая
— А звери-то как ревут! — говорили другие. — Беда, если они вырвутся! Да где же укротитель?
— Он в конюшне, старается вывести оттуда своих зверей. Соседние дома отстаивают, а постоялый двор все разно уже не спасти.
В эту минуту в одном из освещенных пламенем окошек появилась фигурка ребенка, мальчика. Казалось, он только что встал с постели и вовсе не понимал угрожающей ему опасности: он спокойно смотрел, что делается на улице. Между тем, пламя уже окружало его.
— Смотрите, там ребенок! — раздалось несколько голосов. — Ведь он сгорит! Теперь уж его не спасти!
В эту минуту раздался раздирающий душу крик Магдалены, которая вырвалась из толпы и как безумная, с искаженным отчаянием лицом бросилась к пылающему дому. С нечеловеческой силой отбросила она тех, кто пытался удержать ее.
Мать увидела ребенка среди пламени и бросилась, чтобы спасти его, или погибнуть вместе с ним…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I. ПИСЬМО
— Ого! Да что ж это там такое? — вскричал лакей одного из великолепнейших домов Лондона. — Никак кто-тополетел на землю вместе с лошадью.
— Верно, верно, мой милый! — раздался голос с середины темной улицы, представляющий комичную смесь французского с английским. — Ты угадал! Поди-ка сюда, да помоги мне выбраться из-под лошади.
— А мне какое дело! — проворчал лакей и хотел было возвратиться в свою ярко освещенную прихожую.
— Ступай сюда! Приказываю именем герцога Бекингэма! — раздалось с улицы. Имя подействовало на лакея, как магический заговор, он тотчас же обернулся.
— А откуда вы знаете светлейшего герцога? — спросил он, бегом спускаясь по лестнице.
— Знаю, что он тебе будет благодарен, если ты мне поможешь.
— Гром и молния! Да никак конь-то сломал вам ногу!
— Кажется, нет. Ну, помоги-ка мне.
— Однако ведь это опасно. Он вздрагивает и того игляди убьет.
— Я, кажется, загнал его. У меня все шпоры в крови. Помоги приподнять его немного, может быть, он сам пойдет.
— Да что это вам вздумалось до смерти загнать такого чудесного коня? — спросил лакей, помогая французу.
— На то, мой милый, были такие причины, по сравнению с которыми лошадь ничего не значит! Теперь главное побыстрее добраться до дворца графа Бекингэма.
— Вы француз и, как мне кажется, мушкетер королевской гвардии.
— И на этот раз ты угадал, мой милый! — весело отвечал беарнец, подлезая под брюхо лошади. — И благодарю Пресвятую Деву за то, что наконец добрался сюда.
— Господи, но на кого вы похожи!
— Ты думаешь, мне нельзя в таком виде представиться графу?
— Графу? Да что с вами?
— А ты у него на службе?
— Разумеется, я имею честь состоять при доме этого знатнейшего и богатейшего дворянина Лондона. Но скажите на милость, что же мы станем делать с вашим конем?
— Я подарю его тебе, если хочешь, а если не хочешь, вели его убрать куда-нибудь. Мне некогда им заниматься, мне нужно к графу Бекингэму. Напрасно ты делаешь такое удивленное лицо, дружище, и так оглядываешь мой мундир! Говорю тебе, что твой герцог примет меня с распростертыми объятиями, если я представлюсь ему даже в таком неприглядном виде. Ну, ступай же скорее и доложи ему обо мне.
— Да что вы, смеетесь надо мной, милорд! Я знаю, что мушкетеры его величества короля французского — все знатные дворяне, а все-таки в таком виде не могу впустить вас во дворец.
— Ну, а если я тебе обещаю…
— Даже если бы вы отдали мне ваш кошелек, я и тогда не сделал бы этого! — отвечал лакей,
— А если я тебе скажу, что герцог будет очень рад письму, которое я ему передам.
— Я и тогда останусь при своем.
— Ну, а если, наконец, я пообещаю тебе, что герцог прогонит тебя ко всем чертям, если узнает, что ты не пропустил меня.
— Тогда уж моему горю не поможешь!
— А своему я помогу! — вскричал д'Альби, отталкивая лакея. — Я и сам проложу себе дорогу!
Он быстро вбежал во дворец и хотел было уже подняться по лестнице, устланной роскошным ковром, как на крик первого лакея выбежала целая толпа других и загородила ему дорогу, переговариваясь по-английски так быстро, что мушкетер решительно ничего не понял.
— Ну так слушайте же! — крикнул он. — Мне необходимо видеть герцога! Я приехал из Парижа по важному делу! Герцог ждет меня.
Из толпы выделился дворецкий и с почтительным поклоном проговорил:
— Я сожалею, что невозможно тотчас же исполнить ваше желание. Но светлейший герцог, мой господин, с час тому назад уехал во дворец к его величеству королю.
— Это дело другое! — ответил Этьен, — хотя мои дела и не терпят отлагательств. Когда же возвратится герцог из дворца?
— Это неизвестно, милорд. Очень может быть, что поздно ночью.
— В таком случае сегодня мне уже не придется с ним увидеться и не следует пристреливать свою лошадь.
— Завтра перед обедом я могу доложить о вас, — сказал дворецкий, окидывая мундир мушкетера взглядом, который, казалось, говорил: а за это время ты, разумеется, успеешь переменить свое платье.
— Вы говорите, завтра перед обедом. Хорошо. Хоть я и потеряю из-за этого целых двенадцать часов, придется покориться необходимости. Однако позаботьтесь, по крайней мере, чтобы он принял меня тотчас же, как я явлюсь.
Гордость молодого француза чрезвычайно удивила английских лакеев. Никто и никогда не смел так говорить в этом доме! Знатнейшие вельможи Англии часами ожидали в прихожей чести быть принятыми всемогущим герцогом Бекингэмом, и немало денег переходило из их кошельков в карманы его лакеев ради этой чести. А юный офицер разговаривал таким тоном, который, казалось им, вовсе не соответствовал его положению.
— О вас доложат по очереди, как это у нас принято, если наш светлейший господин будет давать завтра аудиенции, — холодно и твердо отвечал дворецкий, — иначе у нас это не делается.
— Ну, об этом мы потолкуем завтра. Доложите герцогу, что из Парижа приехал курьер и имеет для него чрезвычайно важные вести от двора. Понимаете ли вы, от Двора! Когда вы это ему передадите, остальное уладится само собою. А затем, спокойной ночи!
Этьен д'Альби слегка кивнул озадаченным лакеям и, громко звеня шпорами, спустился по мраморным плитам подъезда и быстро исчез в сгустившейся тьме наступившей ночи.
Пока удивленные лакеи все еще толковали о смелости молодого иностранного офицера, виконт разыскал на одной из смежных улиц гостиницу «Дуглас». Он заранее навел о ней справки и рассчитывал поесть в ней и переночевать. Этот отдых, к которому принудили его обстоятельства, был ему далеко не по сердцу, но, так как изменить что-либо было невозможно, он признался себе, что, в сущности, отдых был просто необходим ему, потому что за последние несколько дней ему удалось поспать всего несколько часов, а сытно поесть лишь один единственный раз.
Гостиница «Дуглас» была старинным и обширным заведением, часто посещаемым иностранцами. Английские лорды тоже нередко заглядывали к Красному Джеймсу, как они прозвали хозяина, ценя достоинства его винного погреба. Это прозвище он получил за свои ярко-красные поразительно толстые щеки.
Красный Джеймс гордился, между прочим, не только своими винами, но и тем покоем и хорошим обществом, которое всегда можно было у него найти. Поэтому ему не очень понравилось, когда к нему явился французский мушкетер и потребовал отдельную комнату. Он не знал, что все солдаты этого полка были благородного происхождения. Без особого почтения отвел он его в предназначенное помещение, а когда д'Альби потребовал себе обед и вина, Джеймс хотя и выполнил его просьбу, но далеко не с обычной своей услужливостью, а скорее, с неудовольствием: внизу у него сидели важные английские посетители, и он боялся, что присутствие французского мушкетера придется им не по вкусу.
Сытно поужинавший Этьен только что успел потушить свечу и улечься в постель, как в гостиницу вошли трое новых посетителей. Красному Джеймсу показалось, что это были люди знатные. Старший из них тотчас же потребовал три бутылки вина.
- Предыдущая
- 66/127
- Следующая