Одинокое место Америка - Борисова Ирина - Страница 33

• Предыдущая
• 33/39
• Следующая

Англичанка уехала первой, и Ксения еще несколько дней купалась в море одна, но в последний день, когда она стояла на набережной у парапета, глядя на блестящие под луной волны, к ней подошел пожилой господин, церемонно представился, сказал, что он американец, удивился, что она русская, и к тому же из Петербурга, сказал, что собирается посетить ее город зимою. Он пригласил ее посидеть где-нибудь поблизости и выпить «Сангрии», и она согласилась, пошла с ним по вечерней набережной в своей очередной унаследованной от сына футболке, уселась за столик. Американец рассказывал ей, что его дети выросли, а он овдовел, жизнь его комфортабельна, но одинока, что у него дом с видом на одно из Великих американских озер, и винодельческий бизнес, и Ксения с любопытством расспрашивала его о семье, о виноделии, о налогах, о сбыте, и вдруг почувствовала, что мысли о доме возвращаются к ней, поняла, как соскучилась по сыну, маме, внуку, по покинутой фирме, забеспокоилась, что и как там у них у всех, и, поблагодарив американца и распрощавшись с ним, заторопилась в гостиницу паковать чемодан.

Вернувшись домой, она нашла все в том же упадке — с работой у сына было по-прежнему никак, он потихоньку впадал в депрессию, мама доложила, что у внука так и не прекратился кашель, дела в фирме были совсем плохи, двое юристов поговаривали об увольнении. Радостное возбуждение, в котором Ксения пребывала в Испании, оставило ее еще в самолете, но проблемы, к которым она вернулась, больше не приводили ее в отчаяние. Стараясь их охватить, она не морщилась болезненно, как раньше, наоборот, ей хотелось поскорее за них взяться, в голове у нее одна за другой уже выстраивались схемы их решения. Первым делом она решительно отвела внука к знакомому врачу, заказала все выписанные ему лекарства и велела маме контролировать их прием, не очень-то полагаясь на невестку. Потом она собрала на работе своих юристов и предложила каждому высказывать идеи по выводу фирмы из тупика, и после долгих споров они решили создать при фирме нотариальную контору и попытаться работать с агентствами недвижимости по юридическому сопровождению сделок. Дома она долго говорила с сыном, что еще совершенно неизвестно, получится ли что-нибудь путное из этих начинаний, но — что же делать, надо пробовать, другого выхода нет, а уныние — тяжкий грех, и нельзя ему предаваться. Она говорила, что как бы ни сложились дальше дела, они, слава богу, заплатили уже за последний семестр его обучения, и через полгода он станет юристом в области международного права, и можно, конечно, сидеть и ждать протекции для устройства по специальности, а можно просто взять да и заняться чем-то другим, хоть и пойти к ней в фирму и начать с нуля интересное для него направление, даже и без гарантии на успех. И в таком же боевом настроении она встретила Николая, и ей бросилось в глаза, как осунулся Николай, но на ее вопрос о здоровье, он ответил, что все в порядке, просто замотался на работе, и Ксения принялась взахлеб рассказывать ему о поездке и о том, что она больше, кажется, ничего не боится и готова свернуть горы. Слушая, Николай смотрел на нее без обычной насмешки, а скорее грустно, и Ксению что-то кольнуло, она почувствовала, что надо расспросить его подробнее о его делах, но ей так хотелось рассказать ему и о своих идеях, и когда она, наконец, задала ему вопросы, Николай как всегда, усмехнулся, похлопал ее по плечу и сказал, что ему пора. Поднимаясь по лестнице, она подумала еще, что надо позвонить Николаю и поговорить толком, но дома мама и сын, которым, кажется, передалось ее деятельное настроение, вылили на нее столько разной информации, что в разговорах с ними она забыла.

А на следующий день ей открыла плачущая мама, а на кухне сидели рядом два мальчика, которых она сначала даже не узнала — ее сын и сын Николая, с одинаковым страхом в глазах, и ее сын сказал, что Николай выстрелил себе в сердце из спортивного духового ружья, и когда его сын пришел сегодня с работы, он нашел отца уже мертвым. Сын Николая, тихо шевеля губами, говорил, что отец последнее время нервничал из-за работы, были какие-то звонки, но ему он ничего не говорил, а звонков было много и раньше.

И, молча сев рядом с ними, Ксения подумала, что если бы была опасность для сына, то Николай бы, наверное, сделал все по-другому. Когда мальчик дрогнувшим голосом пробормотал, что пойдет домой, она, положив руку ему на колено, сказала, что он поживет пока у них, и что они сейчас вместе пойдут к нему, чтобы взять вещи.

Поздно ночью, когда ее сын ушел к себе, а мама и сын Николая, наконец, заснули, она сидела на кухне и думала. Она вспоминала свое состояние после смерти мужа, когда она подходила к окну и представляла, как просто сделать из него шаг на улицу, смотрела на острые ножи, и как ей не было страшно. Она думала, что должна была расспросить Николая, должна была позвонить ему, догнать его, добиться ответа, но постиспанская эйфория отбила у нее остатки соображения.

А через полгода, когда все утряслось и пришло к состоянию стабильности на работе, где теперь работал с нею и сын, когда сын Николая собрался жениться, и они все готовились к его свадьбе, вдруг объявился пожилой американец, с которым Ксения познакомилась в Испании. Он позвонил ей, она водила его по музеям, а однажды он пригласил ее в ресторан, и, показав фотографии своего дома, виноградников, и Великих озер, вдруг сделал ей предложение. Она поперхнулась от неожиданности, потом рассмеялась, а он, убеждая ее, говорил, что с ним она всегда будет чувствовать себя молодой, он обещал защищать ее во всем и потакать ее прихотям и капризам, он вкрадчиво спрашивал, разве она этого не хочет, и глядя на американца с задумчивой усмешкой, как когда-то смотрел на нее Николай, Ксения отвечала: «Теперь уже нет».

С первой девушкой Реджинальда, Еленой, я встречаюсь у памятника в Екатерининском саду, здесь же у меня назначена и другая встреча с американским художником Эдди и другой девушкой, Аллой, я им должна переводить. Я прибегаю, как всегда, чуть позже, Елены нет, она опаздывает еще больше моего, я различаю ее, уже сидя за столиком уличного кафе, переводя разговор Эдди и Аллы, одновременно высматривая Елену через уже зазеленевшие деревья и, увидев ее, извиняюсь, вскакиваю со стула, подбегаю к ней, уже собравшейся уходить, отдаю ей письмо и фото Реджинальда, и также бегом возвращаюсь к своему столику, где из-за моего отсутствия прерывается с трудом налаженная ниточка общения. Эдди и Алла с облегчением вздыхают и оживляются, когда я возвращаюсь, и по этому оживлению я понимаю, что, скорей всего, у них ничего не получится, и, действительно, их разговор с трудом дотягивает до часа, и они расходятся, не назначив следующей встречи.

Я только раз еще встречаюсь с Эдди, он отдает мне деньги за переводы, мы сидим в бистро на канале, он говорит, что его бизнес по сдаче квартир внаем там, в Америке, дает ему возможность безбедно рисовать и путешествовать, когда и куда захочет, и он с гордостью рассказывает, как однажды спас из сельскохозяйственного плена на Кипре одну мало знакомую русскую. Что касается Аллы, история нашего знакомства длинная, и до Эдди к ней приезжали два пожилых американца, обоим она писала длинные письма, и обоих отвергла при личной встрече, мотивируя тем, что они старые. Через год после Эдди ей начинает писать еще один человек, молодой доктор из Калифорнии, и она, вроде, с готовностью ему отвечает, но когда доктор приезжает, результат аналогичен. Похоже, Алла у нас в агентстве лишь потому, что теоретически понимает, что ей нужно замуж и детей, а на самом деле, навсегда погружена в мир собственных фантазий.

Я не очень хорошо понимаю, почему я рекомендую Реджинальду именно Елену: возможно, мне нравится ее фамилия, такая фамилия была у коллеги моего покойного отца, и он часто произносил ее во времена моего детства, рассказывая нам с мамой о работе. Потом, правда, оказывается, что фамилия у Елены от ее бывшего мужа, и никакого отношения к коллеге моего отца тот тоже не имеет, но мне нравится манера Елены отвечать на вопросы не сразу, но, подумав, выдержав не слишком длинную, и не слишком короткую, а как раз такую, как надо, паузу, из-за этой паузы она кажется мне человеком сложившимся, со своими взглядами на жизнь, она любознательна, задает мне не относящиеся к делу вопросы об агентстве и об Америке вообще, она работает главным бухгалтером и учится в институте, и, мне кажется, серьезный и ответственный Реджинальд и в точности такая же Елена будут прекрасно ладить друг с другом. Но Елена внезапно уезжает в командировку, а после возвращения ее интерес пропадает напрочь, и любознательности как не бывало, а вскоре она звонит и сообщает, что передумала отвечать, и, вообще, не хочет больше участвовать в процессе.

• Предыдущая
• 33/39
• Следующая