Выбери любимый жанр

Мой пристрастный взгляд на особенности научной фантастики - Желязны Роджер Джозеф - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Мне невольно захотелось оглянуться на далекое прошлое и как-то классифицировать все те мифы, легенды, фантастические наскальные рисунки и надписи, а также бесчисленные фольклорные рассказы, которые с давних пор подпитывали мои фантазии, но воспринимались мной как нечто, не имеющее отношения к собственно научной фантастике. Издревле существовали рассказчики с особым складом ума, увлеченные игрой с тем, что находится за гранью познанного, - как бы гаданием: а что там? Как выглядит неведомое? Можно возразить, что эпос попросту не мог существовать без глобального взгляда на человека и человечество, а потому вбирал в себя абсолютно все, описывая земное существование человека от начала до естественного конца, норовя при этом заглянуть в пространство по обе стороны бытия - до рождения и после смерти, что и возносило древние эпические произведения на такие высоты, с которых трагическое и комическое в жизни уже неразличимо, а то, что вымышлено для заполнения лакуны непознанного, подается столь серьезно, с такой царственной убежденностью, что язык не поворачивается назвать эти измышления вольной игрой воображения, Подлинных эпических повествований не так уж много, и они относятся к совершенно определенному историческому периоду! Однако более "приземленные" фантазии - античные, христианские, ренессансные, обогатившие западную культуру рыцарскими любовными романами, фаблио, рассказами о путешествиях в экзотические края и утопиями, - все эти разнообразные упражнения кажутся мне в основа своей продуктом той же сферы воображения, которая ныне создает научную фантастику. Разница лишь в исходном сырье для фантазии, а принцип тот же. Понадобилась эпоха Просвещения, первые серьезные успехи науки и, наконец, промышленная революция, чтобы наработать достаточно новых идей, которые отлежались в закромах памяти, поумялись, перемололись, поднялись на дрожжах воображения и выпеклись в современную научную фантастику. Задним умом понятно: возникновение научной фантастики было естественным, логическим следствием того, что наука" сменила теологию и освоение новых земель в качестве поставщика пищи для ума.

Разумеется, тут помог и некоторый кризис сугубо реалистической литературы, которая начала покряхтывать от своей приземленной банальности, - и это снова наводит на мысль, что дар свободной фантазии отличен от просто писательского воображения, Я не устаю повторять, что реалистическое направление в литературе вышвырнуло то, что Нортроп Фрай обозначил как возвышенные характеры. В книгах, откуда вымели всех и всяческих героев с жутко большой буквы, королей без царя в голове, богов, полубогов и божков, воцарилась демократия. Вся эта публика благополучно эмигрировала в научную фантастику, где и живет рядышком с мутантами, инопланетянами, роботами, андроидами и шизоидными компьютерами. НФ отличается от реалистической литературы не только источником идей, но и руслом, по которому они в дальнейшем текут, равно как и героями и способами их обрисовки.

А в чем же особенность этих идей? Упрямо талдычат о том, что первым научно-фантастическим романом был "Франкенштейн", Для простоты в дискуссии на общую тему всегда приходится идти на упрощения - скажу так: в рамках научной фантастики есть некая линия напряжения - условно говоря, извечный конфликт между Франкенштейном и Пигмалионом. Начат острый и, быть может, бесконечный спор о том, что таит в себе созданное руками человека, - его гибель или же благо на вечные времена, В те дни, когда я только начинал читать научную фантастику, чисто статистически Пигмалион - то есть оптимизм - держал верх. В тех историях, что я заглатывал, "страсть к чудесному" удовлетворялась сполна и не омрачалась никакими примесями опасений, что уже в ближайшем будущем вылезут страшные побочные эффекты новых технических достижений. Дама, написавшая "Франкенштейна", была прозорливей и угадала, что триумфальное завоевание новых областей неизведанного, как говорится, чревато. В последнее время настороженность вернулась, и тень монстра, созданного Франкенштейном, легла на очень многие наши творения. Однако эти страхи, будучи сами источником вдохновения, не могут повредить самому жанру научной фантастики. Мне, именно как писателю, а не прогнозисту будущего или моралисту, кажется отрадным это вторжение скептицизма, даже некоторое засилие пессимизма. Хотя бы потому, что это - некоторая встряска для жанра, порыв к систематическому пересмотру всех ценностей внутри научной фантастики и, возможно, ревизии или коррекции взаимоотношений между человеком и машиной. По крайней мере, конец застою.

Отличительная черта научной фантастики, благодаря которой она и может достучаться до сердец читателей, - это воображение, утроенное или удесятеренное против того, что нужно при создании обычной книги. Особость научно-фантастического произведения уже в том, что, сверх привычных требований написать связную и занимательную историю, писатель должен более или менее подробно обрисовать время и место действия, совершенно незнакомые читателю. При этом, дабы не ослабить художественный эффект, он не имеет права замедлять действие или снижать напряжение сюжета. Все эти сведения он обязан донести до читатели Между делом, по ходу повествования. Со временем это привело к накоплению многочисленных удобных клише (я бы предпочел слово "условности", но в применении к научной фантастике оно как-то не срабатывает). Наличие этих клише избавляет писателя от лишних хлопот. Нет нужды всякий раз растолковывать, что такое путешествие быстрее скорости света, телепатия, мгновенный перенос вещества из одной точки Вселенной; в другую, дающие бессмертие таблетки, устройства синхронного перевода и многие другие некогда экзотические вещи. Достаточно одного упоминания. Использование совокупности повторяющихся искусственных понятий не имеет аналога в других жанрах литературы. Некое подобие - устойчивая система образов в творчестве отдельных поэтов, которые создают что-то вроде собственного замкнутого мифологического мирка. Но, согласитесь, это весьма отдаленное подобие. Если картонность создаваемого фантастами мира не замечают и сработанная писателем иллюзия увлекает, то лишь потому, что все наше внимание поглощено действиями этого разумного зверя, человека, ввергнутого в условный мир, но страдающего взаправду. По сути, нет ничего, что не могло бы стать предметом научной фантастики. А принимая клише, мы просто выпрыгиваем в новое пространство из мира зауряд-фантазий, свойственной доэнэфовской литературе. Создание абсолютно нового иллюзорного мира требует много большей искусности. Но мы изощряемся не напрасно. Усилия окупаются сторицей.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы