Осада Азова - Мирошниченко Григорий Ильич - Страница 39
- Предыдущая
- 39/89
- Следующая
Верховный визирь, как утверждали другие паши, сам навострил заветный ятаган, протер шелковым платочком его сверкающее огнем лезвие, поцеловал рукоять, игравшую алмазами, и вложил ятаган в руки горячего Амурата.
Темной ночью, когда во дворце все спали, Амурат с молитвой Магомета, поцеловав древний священный Коран и ятаган, оказавшийся острее бритвы, решил судьбу близких людей и стал повелителем Турции.
Не раз султан Амурат спрашивал у верховного визиря Аззем Мустафы-паши, а не прирежут ли его так же, как резали многих султанов? Не удавят ли и его в спальне? Не кинут ли в крепкую арсенальную тюрьму?
Аззем Мустафа отвечал, посмеиваясь:
– Ятаган – обоюдоострое оружие. Оружием ты взял, что хотел, и без оружия не отдавай взятого. Не бойся! Станешь малодушным и слабым султаном – удушат непременно, станешь хилым – в крепкой тюрьме сидеть будешь, станешь заносчивым перед близкими и богатыми – они обязательно тебя прирежут! Ты должен всегда быть дерзким, всегда храбрым, всегда жестоким к врагу, всегда милостивым к подчиненным и разумнейшим во всей Оттоманской империи. Пока я жив, твоя молодая жизнь вне всякой опасности, а твоя слава будет возноситься все выше и выше. Только один аллах будет повелевать тобою…
В тот день султан Амурат надел лучшие и самые дорогие платья. Он долго глядел на тургу – именную султанскую печать, лежавшую на маленьком венецианском столике, ощупывал руками пояс основателя династии Османа, которым всегда опоясывают в мечети Эюба султанов, вступающих на царство.
Мечеть Эюба строилась Мехмедом Завоевателем, и стояла она на том месте, где был похоронен Эюб Анасар, знаменосец и сподвижник пророка.
Две стройные башни минаретов поднимались среди могучих деревьев к небу, как две длинные руки, возносящие хвалу аллаху утром и вечером. В этой мечети короновался Амурат и видел тот священный камень, который остался после пророка. Когда-то пророк стоял на этом камне, и на нем остался след его ноги. Не оставит ли где след и своей ноги сам султан Амурат?
Вспомнилась султану мечеть Баязета, двор Голубиной мечети, все галереи, окружавшие главный купол, два многоугольных минарета, украшенные розовым, черным и белым мрамором…
В густом зеленом саду похоронен Баязет II. Ему положили под голову кирпич, сделанный из пыли, собранной при жизни султана с его одежды и обуви…
Как умрет он, султан Амурат, и где его похоронят?
Султану вспомнился его близкий друг двадцатисемилетний эфенди Эвлия Челеби, сын дервиша Магомета, золотых дел мастера.
Эфенди Эвлия хорошо писал стихи. Он сочинил историю Турции. Господин Эвлия был весьма учен, читал Коран на память, говорил на сорока двух языках Востока. Сейчас он нужен был султану. Амурат хотел поделиться с ним своими планами, выпить вина, поболтать, посмеяться над неуклюжими старыми ослами – неповоротливыми военачальниками, над гнусными шакалами интендантами, которым всегда доставалось от султана.
Турецкое войско в ознаменование дня рождения султана носило в плетеных корзинах к стенам Багдада землю и насыпало холмы выше крепостных стен. Султан намеревался насыпать двенадцать высоких холмов, втащить на них самые тяжелые пушки и начать генеральный штурм города.
Около шатра послышались шаги, потом полог откинулся и вошли два человека: верховный визирь Аззем Мустафа-паша и друг султана эфенди Эвлия. Они только что прибыли из Стамбула.
В шатре раздались восточные приветствия. Султан был рад их приезду, рад дорогим подаркам. На громкие возгласы в шатер прибежали военачальники: чванный и не в меру толстый Гуссейн-паша, главный адмирал Пиали-паша, султанский любимец курьер Кара Реджиб-ага, дефтердар – казначей – Магмед-паша, сухой, желтый начальник артиллерии Земберекжи-паша.
Все были рады приезду дорогих гостей, в особенности приезду знаменитого эфенди Эвлии. Куда бы ни пришел эфенди Эвлия – в султанский дворец, в мечеть Айя-София, на похороны паши пли на свадьбу бедняка, – ему оказывалось самое высокое внимание. Своей красивой наружностью, благозвучным голосом, живыми и умными, всепроницающими глазами он покорял всех.
Мать эфенди Эвлии была родом из Абхазии, отец в юных летах был знаменосцем султана Сулеймана, дед – знаменосцем султана Магомета.
Молодого эфенди Эвлию многие считали другом святых. Недаром, стоя во сне в мечети Аки-Челеби, он говорил с пророком, просил его и четырех имамов святых дозволения молиться всю жизнь и путешествовать…
Эвлия, друг святых, путешественник, прибыл с особыми поручениями и с письмом от Кизи-султане.
Султан с любовью рассматривал статную фигуру своего друга, на котором была не белая, как у всех военачальников, а легкая синяя чалма, чакшир – широкие шаровары голубого сукна, перевязанные у пояса зеленой шалью, несколько раз обернутой вокруг тонкой талии, жилетка, под которой была похожая на женскую рубаха, и куртка из красной материи, шитая золотом. Чекмень с длинными висячими рукавами дополнял красивый и скромный костюм Эвлии. На ногах поскрипывали черные сафьяновые туфли.
– Ты прибыл вовремя, – с большой радостью сказал султан, – ты очень нужен мне.
– Султан султанов, великий Амурат, – склоняясь, медленно и тихо ответил Эвлия, – судьба моя и жизнь моя в руках достойного и единственного повелителя Востока.
Султан остался доволен ответом друга и торжественно объявил, что зачисляет его в войско спахов с поденным жалованьем по сорок пиастров.
Потом он сказал:
– Ты будешь в турецкой армии, которая отправится под Азов, главным муэдзином. Ты будешь сзывать верующих мусульман на молитву и с ними творить ее. Ты будешь пророком…
Эфенди Эвлия учтиво поблагодарил султана, склонившись до земли, и передал ему письмо от Кизи-султане.
Кизи-султане сообщала сыну, что во всех восьмистах мечетях Стамбула, со всех двух тысяч минаретов муллы взывают к аллаху. Все люди молятся усердно и ждут часа его победы.
«Особо старательно молятся, – писала Кизи-султане, – в мечети Эюба, где тебя опоясали мечом Османа».
Кизи-султане по старому обычаю ослепительного Бату-хана прислала султану верблюжий скороходный караван с подарками. Семь верблюдов-дромадеров принесли на своих горбах в семи царских кибитках, под балдахинами с шелковыми занавесками, семь звезд, семь красавиц, избранных из многочисленного гарема Амурата. Это были его семь любимейших, нежных жен. Мудрая Кизи-султане послала их к Амурату с напутствием:
«Ты завоюешь многие страны. Ты будешь повелителем мира. К тебе будут приводить красавиц самых блистательных, но ты будь сдержан. Они могут быть из стана твоих врагов. Они могут погубить тебя. Не доверяйся чужим красивым женщинам, остерегайся вражеских замыслов. Я посылаю тебе, мой славный сын, семь лучших красавиц, и как на небе ночью, на Повозке Вечности – созвездии Большой Медведицы – будут ярко светиться семь звезд, так, сын мой Амурат, и тебе в твоем большом пути верно и преданно будут светить, принося счастье и великую радость, семь красавиц, которых я выбрала сама: сухощавую турчанку, страстную негритянку, сказочной красоты киевлянку, нежную, как роза, персиянку, чарующую сербиянку, гордую русскую и дикую крупноглазую албанку. Ты отметишь с ними свое счастливое тридцатилетие. Сын мой, понюхай тысячу роз, а выбери одну…»
– Да будет так, – сказал Амурат.
Эфенди Эвлия приятно улыбнулся:
– Кизи-султане пожелала сыну счастья, непременного покорения Багдада и много хороших детей.
– Много – это нехорошо, – усмехнувшись, сказал султан. – Один только нужен – верный наследник престола!
Кизи-султане напоминала сыну о малиновых склонах гор его родины, о высоких кипарисах, о зеленых лавровых рощах и садах, где благоухают бархатные розы, и о сочных виноградниках.
«Сын мой, – писала она, – стаи крикливых, прожорливых чаек, быстрых, хлопотливых ласточек постоянно кружатся над Золотым Рогом и желают тебе удачи.
В Биюк-дере наступили теплые летние лунные ночи. Яркий месяц с надеждой увидеть тебя смотрит в окно твоего дворца с густо-синего неба. Он отражается в воде серебряным сиянием, оставляя резкие тени. Волны моря ударяются о берег и рассыпаются блестящей пеной…»
- Предыдущая
- 39/89
- Следующая
