О Жизни Преизбыточествующей - Арсеньев Николай Сергеевич - Страница 24

Это есть то, что обозначается, как примирение Бога с нами. Примирение это — в том, что через послушание Сына Божия стали мы опять способны вступить в общение жизни с Богом. Ибо послушанием Сына Божия и мы стали послушны. Его послушание даже до смерти и есть искупление за грехи наши, жертва умилостивления: «Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира» (1 Ин. 2. 2; ср. 4, 10; Рим. 3. 25; Евр. 2.17).

Ибо без послушания Богу, без отдания воли нашей Богу, без благодатного возрождения нашего как могли бы мы воссоединиться с Богом, т. е. сделаться причастниками Вечной Жизни? Так как, ведь, без Бога мы в смерти. Смерть и страдание и есть отдаление от Бога; это не есть внешнее наказание, это есть состояние оторванности от Бога. Как же мы могли бы воссоединиться с Богом, не будучи послушны Ему, не соединяя с Ним воли своей? Это было бы внешнее соединение, это было бы нарушение Правды Божией, ибо нарушение нашей свободы. Правда Божия требует свободного обращения к себе — через послушание. Всякое насильственное, внешне механическое приведение к Богу есть нарушение Правды Божией. Без внутреннего перелома, без возрождения человек не мог вернуться к Богу. И вместе с тем он не имел уже сил вернуться к Богу. Сие совершил Сын Божий — делом послушания, всей жизни Своей и высшим проявлением послушания, венцом его проявления — крестной смертью Своею. В этом — примирение наше с Богом во Христе («Все же от Бога, Иисусом Христом примирившего нас с Собою и давшего нам служение примирения», — 2 Кор. 5. 8).

Оттого, что Его послушание стало нашим послушанием («Как в первом Адаме мы оскорбили Бога, преступив Его заповедь, так во втором Адаме мы примирились, быв послушны даже до смерти», пишет Ириней Лионский  [103]); оттого, что Его праведность стала нашей праведностью. В этом — мистическая сторона нашего искупления. Мы стали «членами тела Его, от плоти Его и от костей Его». Он — Лоза, а мы — ветви. Он живет в нас: «Христос — жизнь ваша»; «живу уже не я, но живет во мне Христос». Ибо жизнь наша есть непрерывное участие в кресте Его и в прославленной жизни Его: «Всегда носим мертвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в смертной плоти нашей». Наши страдания суть участие в Его страданиях.

Итак, чтобы еще раз вернуться к сказанному: две стороны в деле искупления открываются нашему взору; обе эти стороны — одно, нерасторжимо слиты друг с другом, — один органический Богочеловеческий процесс, как и в самом Сыне Божием неразрывно и неслиянно соединены два естества — божественное и человеческое  [104].

Но ставится еще весьма существенный вопрос: почему не только должны были мы покориться Богу, но и пострадать (ибо мы должны были пострадать) , и почему Христос пострадал не только ради нас, но и за нас (т. е. вместо нас)? Он отдал Душу СВОЮ «ВО искупление за многих» (λντρον αντί πολλών — Мф. 20. 28; Мк. 10. 45). И еще: «Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего на Нем, язвами Его мы исцелели» (Ис. 53). Разве недостаточно было быть послушным? Или, может быть, страдание есть только способ проявления послушания? [105].

Для нас страдание есть вместе с тем и необходимый путь к Богу. Только тесные врата ведут к Богу, только путь несения креста («если кто хочет за Мной идти, да отвергнется себя и да возьмет крест Свой и идет за Мною: ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее»), только отречение от себя. Без креста мы не можем придти к Жизни. Ибо страдание есть необходимое целебное средство для извращенного человека  [106].

Не внешне какое–либо страдание само по себе, в смысле внешнего какого–либо воздействия; ибо страданием является для нас самый процесс отрыва от своей самоустремленности, от своего ветхого «я» и обращение к Богу. Разрыв с этим прошлым, с этим основным состоянием нашим есть страдание. Распятие ветхого человека, совлечение его, то, что Апостол изображает нам следующими словами: «Я каждый день умираю». Внешние страдания суть лишь вспомогательные способы совлачения этого ветхого человека, — ибо только в этом весь смысл, в этом вся цель и страдания и аскезы, и это есть величайшее страдание. И без этого страдания, без совлачения ветхого человека, нельзя было придти к Богу. Но мы были неспособны подъять на себя это страдание. Через Крест Христов становимся мы, однако, способны подъять на себя страдание, участвуя в Кресте Христа, сраспинаясь с Ним, — в этом искупительная для нас — не в субъективном каком–либо, а в самом объективном, в самом решительном и справедливом смысле, — сила Его страдания. Без Его распятия смогли ли бы мы подъять страдания распятия и совлачения ветхого человека? Апостол так говорит об этом: «Бедный я человек. Кто избавит меня от сего тела смерти?» Поэтому, «благодарю Бога моего Иисусом Христом Господом нашим». Ибо «как Закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной за грех, и осудил грех во плоти» (Рим. 7. 24, 25; 8. 3). И «мы знаем, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное, дабы нам не быть уже рабами греху. Ибо умерший освободился от греха. Если же мы умерли со Христом, то веруем, что и жить будем с Ним, зная, что Христос, воскресши из мертвых, уже не умирает: смерть уже не имеет над Ним власти. Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха, а что живет, то живет для Бога. Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе Господе нашем» (Рим. 6. 6–11).

Сие есть «искупление наше кровию Его» (Еф. 1. 7; Кол. 1.14). Сия есть животворящая тайна Креста Господня. Именно: тайна Божия во Христе Иисусе, тайна искупления нашего Крестом Его («Крест Христов превыше всякого слова!» восклицает Григорий Богослов), тайна премудрости Божией («домостроительства» Божия — η οικονομία τον θεον [107] всякое познание превозмогающая любовь Христова, открывшаяся в кресте смерти: «Любовь Христова объемлет нас (ή yap ауаπη τον Χρίστον συνέχει ημάτ) рассуждающих так: если Один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего» (2 Кор. 5.14–15).

Другими словами: из смерти Его начинается новая жизнь: «Кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое». Ибо мы в Нем, и Он в нас. Уже не мы должны жить, а Он в нас. «Живу уже не я, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то верою живу в Сына Божия, возлюбившего меня, предавшего Себя за меня». Поэтому — говорит Апостол — «я решил ничего не знать, кроме Иисуса Христа, и притом распятого» (και τούτον εσταυρωμενον — 1 Кор. 2.2). В этом — вся мудрость, все знание, вся сила, все богатство. Поэтому то, «я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира».

Не субъективное это ощущение, а нечто глубоко–объективное, хотя и таинственное, благодатное: Его жизнь в нас, наше участие в кресте Его и в жизни Его.

И вместе с тем в том наше искупление, что Его подвиг должен сделаться нашим подвигом, Его смерть нашей смертью, Его жизнь нашей жизнью. Не нашей силой, но Его силой! Это есть усвоение подвига искупления. Оно не есть только внешний объективный факт — оно есть и внешний объективный факт и вместе с тем внутренняя наша жизнь («Христос — жизнь ваша», «не я живу, но живет во мне Христос»). Мы должны врастать, в подвигах и борении, в эту жизнь Христову. «Я каждый день умираю»; «если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется».

Это делается силою Духа Его, Духа усыновления (ττνενμα υιοθεσία — Рим. 8. 15), Духа озаряющего и обновляющего, Которого Он дал нам, живущего в Церкви.