Лесные тайнички (сборник) - Сладков Николай Иванович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/57
- Следующая
Туча помедлила и опять двинулась в лес.
- Сто-ой, сто-ой! - завыли волки. - Насыплешь снегу - ни пройти, ни пробежать. А нас, волков, ноги кормят!
Туча заколыхалась - остановилась.
А из лесу крик и вой.
- Лети к нам, туча, засыпай лес снегом! - кричат одни.
- Не смей снег высыпать! - воют другие. - Назад поворачивай!
Туча то вперёд, то назад. То посыплет снежком, то перестанет.
Потому-то ноябрь и пегий: то дождь, то снег, то мороз, то оттепель. Где снежок белый, где земля чёрная.
Ни зима, ни осень!
КУРОРТ "СОСУЛЬКА"
Сидела Сорока на заснеженной ёлке и плакалась:
- Все перелётные птицы на зимовку улетели, одна я, дура оседлая, морозы и вьюги терплю. Ни поесть сытно, ни попить вкусно, ни поспать сладко. А на зимовке-то, говорят, курорт... Пальмы, бананы, жарища!
И слышит вдруг голос:
- Это смотря на какой зимовке, Сорока!
- На какой, на какой - на обыкновенной!
- Обыкновенных зимовок, Сорока, не бывает. Бывают зимовки жаркие - в Индии, в Африке, в Южной Америке, а бывают холодные - как у вас в средней полосе. Вот мы, например, к вам зимовать-курортничать с Севера прилетели. Я - Сова белая, они - Свиристель и Снегирь, и они - Пуночка и белая Куропатка.
- Что-то я вас не пойму толком! - удивляется Сорока. - Зачем же вам было в такую даль лететь киселя хлебать? У вас в тундре снег - и у нас снег, у вас мороз - и у нас мороз. Тоже мне курорт - одно горе.
Но Свиристель не согласен:
- Не скажи, Сорока, не скажи! У вас и снега поменьше, и морозы полегче, и вьюги поласковей. Но главное - это рябина! Рябина для нас дороже всяких пальм и бананов.
И белая Куропатка не согласна:
- Вот наклююсь ивовых вкусных почек, в снег головой зароюсь - чем не курорт? Сытно, мягко, не дует.
И белая Сова не согласна:
- В тундре сейчас спряталось всё, а у вас и мыши, и зайцы. Весёлая жизнь!
И все другие зимовщики кивают, поддакивают.
- Век живи, век учись! - удивляется Сорока. - Выходит, мне не плакать надо, а веселиться! Я, выходит, сама всю зиму на курорте живу. Ну чудеса, ну дивеса!
- Так-то, Сорока! - кричат все. - А о жарких зимовках ты не жалей, тебе на твоих куцых крыльях всё равно в такую даль не долететь. Курортничай лучше с нами!
Снова тихо в лесу. Сорока успокоилась. Холодные курортники едой занялись. Ну а те, что на жарких зимовках, - от них пока ни слуху ни духу.
ВОЛШЕБНАЯ ПОЛОЧКА
Я - П о в е л и т е л ь п т и ц!
Захочу - и птицы сами прилетят ко мне.
Захочу - прилетят голуби и воробьи. Захочу - синицы. Захочу - явятся гости Севера - снегири и свиристели.
Нет, я не волшебник. Я не шепчу таинственных заклинаний. И у меня нет волшебной палочки. Но зато у меня есть волшебная полочка.
На вид полочка совсем проста: простая фанерка с простыми деревянными бортиками. Но в полочке волшебная сила!
Так и быть, я открою свой секрет. И к вам, стоит вам только захотеть, станут прилетать дикие птицы. Для этого надо на простую полочку насыпать простой крупы и простых хлебных крошек. Потом полочку надо выставить за окно. И полочка сразу станет волшебной! На неё сразу же прилетят голуби и воробьи.
А если вы живёте у парка или в деревне, укрепите на полочке кусочек сала - к вам прилетят синицы!
Положите на полочку кисти рябины - прилетят снегири и свиристели.
Сделайте себе В о л ш е б н у ю п о л о ч к у.
Каждый день станут прилетать к вам разные птицы.
Вы станете Д о б р ы м п о в е л и т е л е м п т и ц!
ПОРОША
Первая пороша, первая пороша - как белая июньская ночь! Всё невидимое делает видимым, всё тайное - явным.
Был лес тёмен и глух и вдруг просветлел и ожил. Никто незаметно не пробежит, никто невидимо не пройдёт. Каждый оставит след, сам о себе расскажет.
Рассказы, рассказы - нет им конца. Смешные и грустные, страшные и бесстрашные, длинные и короткие.
Вот короткий рассказ.
Выпал снег - вот-то перетрусили все первогодки! В жизни такого ещё не видели.
Первые ночь и день смирно сидели: а вдруг да что-то случится? Но ничего не случилось. Белое лежит и молчит.
Потрогали лапой - мягкое.
Ткнули носом - не пахнет.
Прикусили зубами - холодное. Не огрызается, не дерётся.
Обрадовался заяц-беляк: "Теперь меня, белого, на белом никто не увидит". Сорока запрыгала, задрав хвост. Лисёнок шагнул.
Начались и потянулись лесные рассказы.
Диковинный мне повстречался след: крестик и скобочки, крестик и скобочки. Сразу и не прочтёшь.
Всё короче прыжки, всё глубже скобочки по бокам. Немного прошёл - и конец: лежит на снегу певчий дрозд. Жалкий комочек встопорщенных перьев. Ножка отбита, вывернуто крыло. Видно, охотник осенью его подстрелил. С дрозда проку нет: подержал да и бросил.
Жил дрозд калекой, еду на земле находил. На ножке скакал, на крылышки опирался. Как инвалид на костылях. Перебивался с брусники на клюкву, пока снег их не укрыл.
Тогда совсем отощал: упирается в ладонь грудная косточка. От голода и околел.
Жаль, не просвистит он весной своих песен, а до чего ж они хороши!
Пороша, пороша: кому диковина, кому белая книга, кому спасенье и радость, а кому и конец.
ТРЯСОГУЗКИНЫ ПИСЬМА
У калитки в сад прибит почтовый ящик. Ящик самодельный, деревянный, с узкой щелью для писем. Почтовый ящик так долго висел на заборе, что доски его стали серыми и в них завёлся древоточец.
Осенью залетел в сад дятел. Прицепился к ящику, стукнул носом и сразу угадал: внутри древоточина! И у самой щели, в которую опускают письма, выдолбил круглую дырку.
А весной прилетела в сад трясогузка - тоненькая серенькая птичка с длинным хвостиком. Она вспорхнула на почтовый ящик, заглянула одним глазком в дырку, пробитую дятлом, и облюбовала ящик под гнездо.
Трясогузку эту мы прозвали Почтальоном. Не потому, что она поселилась в почтовом ящике, а потому, что она, как настоящий почтальон, стала приносить и опускать в ящик разные бумажки.
Когда же приходил настоящий почтальон и опускал в ящик письмо, перепуганная трясогузка вылетала из ящика и долго бегала по крыше, тревожно попискивая и качая длинным хвостиком. И мы уже знали: тревожится птичка - значит, есть нам письмо.
Скоро вывела наша почтальонша птенцов. Тревог и забот у неё на целый день: и кормить птенцов надо, и от врагов защищать. Стоило теперь почтальону только показаться на улице, как трясогузка уже летела ему навстречу, порхала у самой головы и тревожно пищала. Птичка хорошо узнавала его среди других людей.
Услыхав отчаянный писк трясогузки, мы выбегали навстречу почтальону и брали у него газеты и письма: мы не хотели, чтобы он тревожил птичку.
Птенцы быстро росли. Самые ловкие стали уже выглядывать из щели ящика, крутя носами и жмурясь от солнца. И однажды вся весёлая семейка улетела на широкие, залитые солнцем речные отмели.
А когда пришла осень, в сад опять прилетел бродяга дятел. Он прицепился к почтовому ящику и носом своим, как долотом, так раздолбил дыру, что в неё можно было просовывать руку.
Я просунул руку в ящик и вынул из ящика все трясогузкины "письма". Были там сухие травинки, обрывки газет, клочки ваты, волосы, фантики от конфет, стружки.
За зиму ящик совсем одряхлел, для писем он уже не годился. Но мы его не выбрасываем: ждём возвращения серенького Почтальона. Ждём, когда он опустит в наш; ящик своё первое весенние письмо.
ОТЧАЯННЫЙ ЗАЯЦ
Вылиняли у зайца-беляка задние ноги. Снега ещё нет, а у него ноги белые стали. Будто белые штаны надел. Раньше серого зайца никто и на поляне не замечал, а теперь он и за кустом сквозит. Всем как бельмо на глазу! В ельник забился - синицы увидели. Окружили и давай пищать:
- Заяц в штанах, заяц в штанах!
Того и гляди, лиса услышит.
Заковылял заяц в осинник.
Только под осинкой залёг - сороки увидели! Как затрещат:
- Предыдущая
- 35/57
- Следующая
