Тень власти - Бертрам Поль - Страница 46
- Предыдущая
- 46/97
- Следующая
На мой взгляд, это самое бесстыдное издевательство со стороны церкви, ибо горе тому представителю светской власти, который вздумает согласиться на эту просьбу! Но церковь просит о милосердии, и таким образом вся ответственность падает на других.
Я не знал об этих двух жертвах, пока сегодня утром мне не вручили список с именами. Впрочем, если бы я даже и знал, все равно я ничего не мог бы сделать. Всякое сопротивление с моей стороны только ускорило бы кризис. Внезапный переход дона Педро от кротости к суровости заставляет и меня держаться настороже. Несомненно, он знает все. От этих двух жертв он, конечно, сумел получить все сведения, которые ему были нужны. Он ведь не станет стесняться с пытками.
Вы не должны смотреть на меня с таким холодным презрением, донна Изабелла. Посмотрите на дона Педро. Кровь этих четырех несчастных падет не на мою голову, а скорее на вашу и дона Педро. Ваше желание должно быть исполнено. Если кроме одного, смерти которого вы желаете, пострадают еще некоторые, то вам об этом горевать нечего. За все надо расплачиваться. Не будь вас, положение создалось бы иное, ибо я готов был уничтожить дона Педро, если б даже это и внушало вам страх. Это было бы дьявольским делом – мне не хочется сознаваться в этом даже на этих страницах, но я уверен, что это мне удалось бы. И эти люди не пострадали бы. Как бы то ни было, теперь время уже упущено.
Дон Педро не только выискивает имущество, которое можно было бы конфисковать, но и арестует лиц, принадлежащих к разным классам населения – женщин, детей и даже бедных простолюдинов. Я не могу угадать его цели, но не такой он человек, чтобы делать что-нибудь без уважительных причин. Нужно будет позаботиться о том, чтобы бразды правления не ускользнули из моих рук раньше времени.
Сегодня бросилась передо мной на колени прямо на снег какая-то женщина, умоляя пощадить ее дочь. Сегодняшний день показал, что инквизитор принялся за дело серьезно.
– Вы спасли мадемуазель Бреголль, – кричала женщина, – вы можете спасти мою дочь. Она также невиновна и также прекрасна.
Женщина была в полном отчаянии, но я ничего не мог сделать для нее.
Не знаю, была ли донна Марион на сегодняшнем аутодафе. Я не видел ее со дня своей свадьбы. Навещая мою жену, она бывает у нас, когда меня нет. Мы неоднократно приглашали ее к себе, например, в Рождественский сочельник, но напрасно. Я слышал, что ее матери стало хуже. Не следует ли посоветовать ей поскорее покинуть Гертруденберг? Впрочем, дон Педро едва ли поднимет опять это дело после того, что случилось.
Все эта напомнило мне об отце Балестере, который как-то вышел было у меня из головы. Это дело также надо уладить окончательно. Но я не буду предъявлять его исповеди. Для донны Марион это не имеет значения, да и для меня также. Конечно, он сделал все возможное, чтобы погубить меня, но теперь его ухищрения кажутся пустяками и не стоит мстить таким людям, как отец Балестер.
24 января.
Вчера вечером, вернувшись домой, я застал дона Педро, который сидел с Изабеллой. Совершенное утром аутодафе, казалось, нисколько не омрачило их беседы. Дон Педро сказал, что он пришел переговорить со мной о кой-каких служебных делах, и так как они спешного характера, то он решился дождаться меня. Я был убежден, что ничего тут спешного не было и что с делами отлично можно было повременить до завтра. Я просил его отобедать с нами, на что он согласился.
Был вечер, такой же, каких бывало много, но мне все менее и менее нравилась его манера глядеть на мою жену. В его улыбке было что-то такое, чего я не мог определить, а на ее щеках играл какой-то странный, лихорадочный румянец. Ни одной минуты, впрочем, я не мог бы оскорбить ее подозрением, что она забыла, кто она.
Надеюсь все услышать завтра от дона Рамона. А если мне не суждено услышать, то да поможет мне Бог!
25 января.
Дон Рамон не может приехать. Когда мое письмо пришло, он уже уехал в лагерь под Гаарлем. Получив известие об этом, я целый час сидел за своим столом, устремив взор в одну точку и видя перед собой только одну страшную вещь: времени оставалось уже немного. Сегодня я заметил некоторые признаки, относительно которых нельзя ошибиться. И мысль, от которой я содрогнулся, когда она пришла мне впервые, за последние дни приняла все более и более осязательную форму, хотя я пытался прогнать ее от себя. Теперь она предстает передо мной во всем своем ужасе, и от нее уже нельзя отделаться.
«Для Бога нет ничего невозможного» – вспомнились мне слова проповедника.
Отче, если это возможно, да минует меня чаша сия.
26 января.
Сегодня рано утром я пошел к реке, чтобы посмотреть, каков лед. У меня была еще слабая надежда отправить Изабеллу вперед прежде, чем наступит конец. По сухому пути я не могу ее отправить. Вся страна к северу объята войной, и лишь с помощью сильного отряда можно было бы пробиться в Лейден, Гуду или какой-нибудь другой город, который держит сторону принца Оранского. Впрочем, если бы даже этого и не было, то все равно трудно удержать что-нибудь в тайне от инквизитора. Ее схватили бы и вернули назад. Самый факт бегства послужил бы доказательством ее принадлежности к ереси.
При речном пути было бы другое. Она с отцом смело могла бы добраться до Утрехта, заметая за собой все следы, а отсюда в Англию или куда-нибудь в другое место. Но этого нельзя было сделать, лед еще крепок и, по-видимому, продержится еще несколько недель. Зима чрезвычайно сурова в нынешнем году по всей Голландии. Рейн местами очистился, но до него добраться нелегко.
Дело, о котором я говорил, нужно сделать. Я молился, чтобы чаша сия миновала меня, но моя мольба осталась без ответа. И я, не молившийся годами и теперь вспомнивший о молитве только под влиянием страшной муки, не мог, конечно, роптать на это. Я пойду своей дорогой, но с головой, упавшей на грудь. Ибо хотя человек, носящий одинаково испанское и голландское имя, и может считать себя свободным от присяги на верность, однако эта верность королю была в продолжение целых веков традицией в моем роду, и мне первому придется нарушить ее. Я надеялся встретить смерть с высоко поднятой головой, но этого-то и не будет. Плохо придется и мне, и дону Педро.
Того же числа ночью.
Сегодня вечером дон Педро опять был у нас в гостях. Я сам пригласил его. Как и в тот день, я запоздал, и он пришел раньше меня. Когда он встал, чтобы поздороваться со мной, опять на его губах была та же странная улыбка, и опять румянец играл на щеках моей жены. За обедом в его поведении чувствовалось какое-то облегчение, как у человека, который освободился от большой тяжести и теперь уверен в самом себе. Когда после обеда мы сидели вокруг камина, он пристально взглядывал на Изабеллу. Когда я привстал на минуту и сделал вид, что отвернулся, я заметил, что он осматривал ее взглядом знатока, оценивая по всем статьям, как человек, покупающий какую-нибудь вещь и желающий удостовериться, что она стоит своей цены.
Все готово на завтра. Но я подожду еще день. Может быть, Господь совершит чудо.
27 января.
Не буду больше ждать. Приятно иметь дело с таким искренним и набожным человеком, как дон Альвар. По нему одному можно узнавать свое время, как по часам на колокольне Святой Гертруды.
Сегодня я предпринял обход войск, инспектируя свою гвардию. Я находился недалеко от Речных ворот, когда до моих ушей донесся шум озлобленной толпы. Я быстро двинулся вперед. Крики и ругательства стали доноситься явственнее. Слышно было, как камни ударялись о солдатские доспехи. Я завернул за угол и увидел, как посередине улицы люди дона Педро тащили арестованных – старика и двух девушек. Впереди, загораживая им дорогу, вздымались яростные волны народа, выкрикивавшего угрозы и ругательства. Тут были главным образом женщины и дети: мужчины были на работе. Их было очень много на реке, а солдат было мало. Никакой опасности, впрочем, для них не было. Латы были на них, а испанские солдаты привыкли сражаться и пробивать себе дорогу и при худших условиях.
- Предыдущая
- 46/97
- Следующая
