Тень власти - Бертрам Поль - Страница 29
- Предыдущая
- 29/97
- Следующая
Я слез с лошади, подошел и поклонился.
– Вот неожиданное удовольствие, – начал я. – Надеюсь, вы позволите мне сопровождать вас до Гертруденберга. Говоря по правде, я заблудился и в этом случае был бы вдвойне доволен.
– Очень рады вас видеть, – отвечала мадемуазель де Бреголль.
Ее спутница молчала. Они стояли против света, и я не мог различить выражения их лиц. Обратившись к донне Изабелле, я сказал:
– Надеюсь, вы также позволите мне сопровождать вас?
– Вы здесь хозяин, сеньор, и для вас нет нужды спрашивать позволения.
– Да, я хозяин здесь, но предпочитаю спросить позволения.
– Можно подумать, вас так интересует мой ответ!
– Я всегда люблю получать ответ на свой вопрос, сеньорита. Может быть, это немного педантично, но так уж я привык.
– Отлично. В таком случае я скажу, что мы, конечно, очень рады видеть вас. Могу ли я отказать вашему превосходительству?
В ее тоне была легкая насмешка и вместе с тем сарказм, и все это было так мило смешано, что трудно было обидеться на нее, если не иметь к этому специального предрасположения. В настоящий момент я решил не делать этого.
– Покорнейше благодарю вас, – отвечал я в том же полунасмешливом тоне.
Я взял в руку поводья и медленно пошел.
– Я случайно попал сюда, – начал я опять. – Я задумался, а лошадь моя сбилась с дороги. Должно быть, я заехал дальше, чем предполагал, – продолжал я только для того, чтобы поддержать разговор. – Города отсюда не видно.
– О, мы недалеко от него, – сказала мадемуазель де Бреголль. – Направо идет тропинка, которая через несколько минут выведет нас на дорогу. Если мы дойдем до этой купы деревьев, то увидим ее оттуда. И город тоже. Угодно вам следовать за нами, сеньор?
Я поспешил изъявить согласие, и мы пошли, донна Изабелла бросила на нее быстрый взгляд – очевидно, хотела предостеречь ее. Я уверен, что она с удовольствием поводила бы меня часа полтора, пока я не буду окончательно сбит с толку и не потеряю всякое представление о месте нашей встречи или, по крайней мере, ей так не покажется. Но мадемуазель де Бреголль, очевидно, не приходило это в голову. Она, видимо, доверяла мне или, может быть, только хотела показать, что доверяет.
– Взгляните, – сказала она, когда мы достигли места, о котором она говорила.
И она показала рукой. Дорога шла под уклон по направлению к реке и Гертруденбергу, который темной линией выделялся на золотистом западе.
– Вот городской дом, а вот церковь Святой Гертруды. Массивная башня – это южные ворота, от которых идет дорога на Брюссель. За ней в давние времена был расположен замок, из которого Диркван-Мерведе метал свои стрелы в город во время борьбы против своего дяди. Однако солнце светит мне прямо в глаза, – сказала она, заслоняясь рукой. – Скоро оно зайдет и как будто не поднимется уже больше. Но разве мы не знаем, что оно заходит только на одну короткую ночь? Так и в жизни бывает. Один день умирает с отчаянием и как будто водворяется вечный мрак. А утром опять появляется свет.
Мы боремся с Господом, ибо не понимаем Его… Ее разговорчивость составляла странный контраст с молчаливостью ее спутницы. Они стояли здесь обе, и трудно было сказать, кто из них красивее. Обе были так похожи и так различны. Донна Марион была несколько выше ростом. Различны были их костюмы, но разница в покрое и цвете одежды терялась от золотистых лучей солнца, окутавших их фигуры. Самый большой контраст был в выражении их лиц. У одной блестели глаза и раскраснелись от разговора щеки, другая смотрела прямо перед собой, плотно сжав губы. Лицо ее выражало решимость.
– Солнце слепит меня. Не могу больше смотреть, – сказала донна Марион.
Она отвернулась. На лице ее промелькнуло какое-то радостное выражение, которого я не мог себе объяснить. Донна Изабелла слегка вздрогнула.
– По вечерам становится свежо, – сказала она. – Нам лучше идти. Прошу извинения, сеньор!
– Ваши желания и желания мадемуазель де Бреголль для меня закон, – отвечал я серьезно.
Мы повернули и направились вдоль опушки леса, спускаясь в небольшой овраг, по обе стороны которого тянулись полоски зелени. Невдалеке виднелась большая дорога. Вдруг мы услыхали отрывистую команду, произнесенную по-испански. Это заставило остановиться и меня, и моих спутниц. Высокий край обрыва, за которым шла наша тропа, в этом месте понижался и, приблизившись к оврагу, мы могли видеть, что происходит там внизу.
Шагах в тридцати или сорока от нас стоял небольшой отряд солдат, а перед ним человек, около которого находился священник. Я понял, зачем они здесь.
– В чем дело? – дрогнувшим голосом спросила меня мадемуазель де Бреголль.
– В справедливости, которой не перестают требовать от меня, как только я сюда прибыл, – мрачно отвечал я. – Вчера утром я приказал этому человеку освободить вас на костре, и он не повиновался мне. Если бы я не подоспел вовремя, его неповиновение могло стоить вам жизни. И за это он должен заплатить собственной жизнью.
– О, если моя просьба может помочь…
– Слишком поздно, сеньорита.
Я видел, как офицер поднял саблю. Раздалась другая отрывистая команда, священник поднял крест. Раздался залп, и все было кончено.
– Не печальтесь, сеньорита. Этот человек заслужил такую участь. Одним негодяем меньше.
– Вы неумолимы, сеньор, – тихо промолвила она.
– Говорят, – строго сказал я.
По команде солдаты вскинули ружья на плечо, повернули и двинулись обратно к городу. Только темное тело оставалось лежать на зеленом лужку, озаряемое заходящим солнцем. Словно из-под земли появились два человека. В руках у них были лопаты. Они подошли к телу, подняли его и исчезли так же быстро, как и явились.
– Нам лучше уйти, – сказал я.
Донна Изабелла смотрела на всю эту сцену молча и безучастно. Я дорого бы дал за то, чтобы узнать ее мысли, но она не говорила ни слова. Мы скоро вышли на дорогу и продолжали наш путь. Впереди нас на некотором расстоянии шли солдаты. Разговор не клеился, никто из нас не был к этому расположен.
«Каждый человек имеет свою судьбу», – говорил проповедник там, в маленькой старой церкви. Хотел бы я знать, какова моя судьба. Я начал свое правление здесь со справедливости и старался поддерживать ее по своему разумению. Но я знал, что так долго продолжаться не может. Не может продолжаться нигде, а не только в Голландии во времена короля Филиппа. Рано или поздно, – может быть, даже слишком рано – мне придется употребить мою власть на то, чтобы совершить какую-нибудь большую несправедливость, по крайней мере в идеальном смысле. Что же тогда будет с моей миссией, если считать ее справедливой? Тогда ее не будет. Все это прекрасно для проповеди, но не для мира сего. И мне было досадно, что это не так.
Прежде чем мы подошли к воротам города со стороны реки, произошло еще одно событие! Когда мы проходили мимо какой-то лачуги, из полураскрытой двери ее раздался крик о помощи. Мы распахнули дверь настежь и вошли. Какая-то молодая женщина вырывалась из объятий солдата. Я выхватил саблю и слегка дотронулся холодным лезвием до его шеи.
– Эй, compadre, стой! – воскликнул я.
Он бросил женщину – она выскочила из дома как сумасшедшая – и повернулся ко мне, словно пораженный громом.
– Сеньор! – пробормотал он.
– Ты забыл, как поплатился капитан Родригец? Я запретил всякие насилия такого рода. Разве здесь не найдется податливых женщин в достаточном количестве?
– Сеньор, простите… я с ума сошел… И он пал передо мной на колени.
Я обернулся к своим спутницам.
– Что я должен с ним делать? – спросил я.
– Расстрелять, – быстро ответила донна Изабелла.
– Нет, нет. Лучше сделайте ему внушение, – сказала Марион.
– Боюсь, что я не в состоянии сделать ни того, ни другого. Если я расстреляю его за такой проступок, то мне придется сделать то же самое с другими. Никто из них не безгрешен. Я приказал, чтобы не было эксцессов, но нельзя рассчитывать, что они будут буквально исполнять мои приказания. Не помогут и внушения, ибо в следующий раз его горячая натура, еще более разгоряченная битвой или штурмом, возьмет свое. В вас, донна Изабелла, сейчас сказалась испанская кровь, хотя вы и не любите, чтобы вам о ней напоминали.
- Предыдущая
- 29/97
- Следующая
