Двое из ларца - Болучевский Владимир - Страница 45

• Предыдущая
• 45/59
• Следующая

— Да? А мне чего-то показалось, что с Запада откуда-то.

— Так. Стоп. Ты уже второй. Питер, это где, по-твоему?

— Как где? На Камчатке. Петропавловск.

— Ах, во-от оно что…

— А что?

— Да я — из другого! Из Санкт-Петербурга.

— Ну вот. Я и смотрю. А у нас тут Питером Петропавловск называют. Он же — «Петро…»

— То-то мне здесь знакомый один — вы, мол, как из Питера своего сюда залетаете, так сразу в отвязку.

— Так и есть, рыбаки после моря да вояки в отпуск. Там же куда пойдешь? Все всех знают. А Хабара, — столица Дальнего Востока. Здесь погулять милое дело. Да и под боком, лететь-то часа четыре всего. А ты, выходит, далеко забрался. Смотри, осторожней. Тут криминал…

— Ага.

— А вообще народ у нас душевный.

— Да я заметил.

— Ну, давай, топай, замерзнешь, — Костя протянул руку.

— Счастливо. И смотри, скрупулезней у меня через Амур, — улыбнувшись, Гурский пожал Костику руку.

— Так это ж такое дело, что… — Константин развел руки, забрался в кабину и захлопнул дверцу.

Грузовик просигналил клаксоном, мигнул фарами и, натужно взревев, пополз на подъем.

Гурский закинул сумку на плечо и зашагал по скрипучему снегу к широкой каменной лестнице.

Войдя через наполненный сухим горячим ветром стеклянный тамбур в ярко освещенный вестибюль гостиницы, Адашев-Гурский стянул с головы шерстяную шапку и глубоко вздохнул.

В первые секунды у него даже не было сил подойти к стойке администратора, он просто стоял посреди холла, чуть прикрыв глаза, и впитывал в себя запах чистоты и комфорта.

Ему чудилось, что скитается он за этой проклятой трубкой не неделю без малого, а многие годы.

— Вы поселяться? — подошел к нему один из секьюрити в безукоризненном костюме, белоснежной рубашке и темном галстуке.

— Да, — кивнул Гурский. — Обязательно. Заполнив регистрационную карточку, он вошел в лифт и, поднимаясь на свой этаж, прикинул, что дома сейчас все еще девять вечера вчерашнего дня и, значит, вполне можно позвонить Тарасовой домой и выяснить, куда же, в конце концов, девался Сталин. А потом отзвониться Петьке.

Лифт мягко остановился, двери распахнулись.

Александр справился у дежурной по этажу, сможет ли он позвонить из номера в Петербург по автомату. Девушка взглянула на его небритую, опухшую рожу, красные от недосыпа глаза и снисходительно сказала, что у него в номере два телефонных аппарата, один из которых спутниковый, и звонить он может хоть в Гонолулу. Если деньги есть.

— Ну, это мы понимать можем… — сказал Гурский и пошел по мягкому ковролину, поглядывая на нумерацию дверей.

Лена оказалась дома, и от нее Александр узнал, что фигуру Сталина администрация в последний момент решила отправить бригаде, которая стоит сейчас в Петропавловске-Камчатском. «Так вышло, уж извини, я не знала…»

Он позвонил дежурной и спросил, не знает ли она случайно, когда летают самолеты на Камчатку. Она ответила, что, мол, если есть погода — всегда. В частности, сегодня рейс в десять утра, с минутами.

— О'кей, — сказал Гурский и повесил трубку.

Закурил сигарету и задумался.

Потом, собрав волю в кулак, еще раз позвонил дежурной и попросил разбудить его в восемь.

Заперев дверь номера, разделся догола и пошел под душ. Встав под обжигающе горячие струи, он осознал, насколько промерз в продуваемой сквозняками кабине грузовика, ибо отогреваться стал только минут через пять.

Потом он побрился, растерся большим махровым полотенцем и пошел звонить Волкову. Дома того не оказалось, и Александр позвонил на трубку.

Поговорив с Петром, он забрался наконец в чистую постель и поплотнее укутался в одеяло.

«Откуда они могут знать про Камчатку?» — думал он, засыпая.

Аэроплан накренился на одно крыло и, войдя в вираж, стал плавно снижаться, заходя на посадку в камчатском аэропорту Елизово.

Гурский приподнял на окошке шторку и увидел внизу серое водное пространство, покрытое шугой.

«Ну вот и океан, — подумал он. — Все. Дальше не поеду. Как бы там ни вышло. Нет дальше русской земли. Пусть Петька что угодно говорит. Там дальше — страна антиподов, они вниз головой ходят. У меня так не получится. Меня стошнит».

Повесив на плечо дорожную сумку, он вышел из здания аэропорта на небольшую площадь и осмотрелся. Невдалеке, памятником самому себе, возвышался затихший навсегда старый трудяга — грузопассажирский самолет.

— Как в город попасть, не скажете? — спросил Гурский у мужчины, стоящего неподалеку.

— А вон «микрики» в Питер, — кивнул тот на стоянку маршрутных такси.

— А здесь что?

— Елизово.

— Спасибо, — Александр подошел к микроавтобусу и, забравшись вовнутрь, спросил у водителя, где удобней выйти, чтобы поблизости оказалась гостиница.

— До конца езжай, до КП. Там и рынок, и гостиница. Все что надо.

Скоро «микрик» заполнился пассажирами и тронулся с места. Гурский, потеснившись, поставил сумку на колени, откинулся на спинку мягкого сиденья и поглядывал в окно. На Камчатке он был впервые, и все ему было любопытно: и поросшие лесом сопки (вроде и такие же, как те, по которым он ехал в грузовике пару суток назад, но все-таки чуть иные), и бухта с немногочисленными кораблями, которую дорога огибала уже в Петропавловске, и вздымающиеся вдали вулканы (неужели в самом деле вулканы?).

— Это вон там что — вулкан? — спросил он у соседа.

— Корякский. А вон тот, над которым облачко, — Авачинский.

— А чего это над ним облачко? Взорваться хочет?

— Кто ж его знает, — зевнул сосед. — Может, и хочет, ему не запретишь…

На конечной остановке Адашев-Гурский выбрался из «микрика» и сразу увидел закрепленную кусками коричневого скотча на боковой стене торгового павильона афишу выставки музея восковых фигур. Из надписи на ней выходило, что размещается экспозиция в Доме быта.

— А где тут у вас Дом быта? — спросил он у прохожего.

— А вон, на горке, — ответил тот и указал на большое бетонное здание в паре сотен метров.

«Вот прямо сразу мы туда и отправимся, — решил Александр, шагая по дороге. — Либо — да, либо — нет. Но только сразу».

Он поднялся по металлическим ступеням и вошел в вестибюль Дома быта. На стене увидел наклеенный листок бумаги с красивой стрелочкой и надписью: «Выставка». Стрелка указывала в сторону лестничных ступеней.

Гурский поднялся на второй этаж и вновь увидел такую же стрелку, она указывала на некую дверь. Он открыл дверь и оказался в небольшом помещении, в котором находился аптечный киоск и вход в женскую парикмахерскую. На стене висела стрелочка и указывала на дверь, ведущую куда-то во внутренний коридор. Александр вошел и в эту дверь и увидел на стене коридора стрелочку: «Выставка».

«Ну правильно… — думал он, шагая длинным пустым коридором. — Последняя стрелочка укажет мне на последнюю дверь, я ее открою, а там улица. А выставка уехала. И теперь Агасфер мне имя. Такие вот казаки-разбойники. Заколдованная она, эта трубка, что ли? Вот ведь Петр подсуропил…»

Из коридора Адашев-Гурский (по стрелочке) вышел на лестницу черного хода и, увидев на стене бумажку с надписью: «Выставка, 5 этаж», устало вздохнул и стал подниматься по ступеням.

Осилив лестничные марши, он наконец добрался до пятого этажа и, войдя в очередной коридор, обернулся (по стрелочке) налево.

Широченная металлическая дверь была открыта нараспашку, дверной проем задрапирован темно-зеленой тканью, а рядом, в раскрытых дверях соседнего помещения, стоял стол с разложенными на нем пачками входных билетов и табличкой: «Касса».

— А Сталин у вас есть? — нервно спросил Гурский у пожилой женщины-кассира.

— Есть, — улыбнулась она. — И Сталин, и Ленин.

— Вот счастье-то… Билетик мне, пожалуйста.

— Пожалуйста. А вы сумочку свою у нас здесь можете оставить. И куртку, если хотите. Там, в зале, душно, народу очень много.

— Вот спасибо, — Александр осторожно обошел стол и снял куртку, положив ее вместе с сумкой на какие-то ящики.

• Предыдущая
• 45/59
• Следующая