Двое из ларца - Болучевский Владимир - Страница 36

• Предыдущая
• 36/59
• Следующая

— Я не знаю. На выходных они обычно сами мне звонят, ну… если что-нибудь нужно, иногда… А что?

— Да, в общем-то, ерунда, но… мне бы телефон бухгалтера вашего, домашний. Мне Виктор Аркадьевич давал, но я задевал куда-то.

— Сейчас, — разочарованно сказала Оленька. — Я посмотрю. Вот, записывайте… Только она от нас уволилась не так давно, а нового еще нет.

— Да это не важно, мне она как раз и нужна. Спасибо.

— Да не за что. Звоните… если что.

— Это обязательно, — искренне пообещал Волков и повесил трубку.

В квартире бухгалтера долго не снимали трубку, но наконец ответили: «Алло?»

— Добрый вечер. Валентина Олеговна?

— Да, я.

— Извините, это Волков вас беспокоит некий. Петр Сергеевич. Мне необходимо срочно с вами встретиться. Это возможно?

— А что случилось? Вы кто?

— Да… не хотелось бы по телефону. Ваш директор бывший погиб, ведется расследование, необходимо уточнить кое-какие детали. Не хотелось бы до понедельника тянуть. Время дорого, вы же понимаете…

— Понимаю… Но я же уволилась. Меня вообще в городе быть не должно, у меня самолет. Просто приболела вот… Но я все равно завтра улетаю. Нет. Нет у меня времени. Хотите, присылайте в понедельник повестку. Но предупреждаю, меня уже не будет. А по телефону вызывать на допрос вообще незаконно. Я расписаться должна в получении повестки, так?

— Все так.

— Трубку имею право повесить.

— Имеете. Только зря вы так. Ведь человек погиб все-таки. Давайте… давайте я в аэропорт завтра подъеду, и мы с вами без протокола побеседуем. Согласны? Я вас очень прошу. Ну не наряд же мне за вами, в самом-то деле, посылать. Ну подумайте сами: соседи, то-се… Давайте лучше по-хорошему, а? Без протокола, несколько вопросов буквально, чисто технических…

— А вы имеете право наряд выслать?

— Преступление тяжкое, дерзкое. Вы, возможно, важный свидетель…

— Хорошо. Давайте в аэропорту. В одиннадцать. Там, в зале отправления, справа — стойка бара напротив входа. Вот около нее.

— Это Пулково-два, что ли?

— Да. Как я вас узнаю? Вы что, в форме будете?

— Да нет. Зачем же. Я только буденовку на голову надену.

— Хорошо, — хмыкнула Валентина Олеговна. — У меня тогда в руках будет каравай. До завтра.

— Всего наилучшего. — Волков повесил трубку.

Достал из пачки сигарету и прикурил ее.

— Петя, — вошла в комнату Ирина. — Ты останешься?

— Конечно, — Петр поднялся с дивана. — Поедем куда-нибудь, поужинаем.

— А может, дома?

— Не трусь. Поехали. Тебе сейчас только с готовкой возиться…

— Да я вообще ничего не хочу.

— Надо поесть.

— Отец. Теперь вот — Виктор… А в меня промазали. Что им от нас надо?

— Разберемся. Поехали ужинать.

На следующее утро, категорически запретив Ирине выходить из дома и открывать дверь незнакомым людям, в том числе милиции, почтальонам, беженкам из горячих точек региональных конфликтов, просящим впустить их на минуточку, чтобы перепеленать смертельно простуженного младенца, голым, случайно захлопнувшим дверь соседям и разносчикам бесплатной сахарной ваты, Волков сел в машину и поехал в аэропорт.

С трудом найдя место для парковки, он наконец воткнулся на освободившийся пятачок, взглянул на часы, вышел, застегнул куртку и направился к стеклянным дверям.

У стойки бара, придерживая рукой багажную тележку со стоящей на ней большой дорожной сумкой, стояла высокая женщина. Копна ее ярко-рыжих волос спадала на воротник длинного черного кожаного плаща. Явно кого-то ожидая, она всматривалась в лица всех входящих.

Петр шагнул в ее сторону, поймав себя на том, что поступает чисто рефлекторно.

Даже если она и не бухгалтер Гольдберга, не сделать этого единственного невольного шага было бы попросту ненормально.

— Валентина Олеговна?

— Да, — улыбка чуть тронула тонкие черты ее лица. — А где буденовка?

— Я же не спрашиваю, где ваш каравай… Здравствуйте.

— Добрый день. Только учтите, у меня скоро самолет.

— Хорошо-хорошо. Я вас не задержу. Давайте присядем. Вам кофе? Еще что— нибудь?

— Нет, только кофе.

Петр расплатился, взял две чашки и поставил на белый пластиковый столик.

— Что вас интересует? — Валентина Олеговна, присев на стул, размешивала ложечкой сахар.

— А почему вы не спрашиваете, как погиб Гольдберг?

— Вы же сами сказали: «тяжкое преступление». Значит, убили. А как — для меня не принципиально, я не люблю кровавых деталей. И вообще… это ведь у вас ко мне вопросы. Давайте ближе к делу.

— Хорошо… Как вы считаете, могли быть у Виктора Аркадьевича враги?

— Судя по обстоятельствам его кончины, считаю — да.

— Ну, это разумеется. Я имею в виду…

— Послушайте, я у него проработала чуть больше полугода. Сначала, я уж и не помню, кто нас познакомил, но это не важно, короче говоря, ему нужно было сдать квартальный отчет. От него ушел очередной бухгалтер, что, в общем-то, не удивительно, и я просто свела баланс и сходила вместе с ним в налоговую инспекцию. Работа была пустяковая, деятельности за отчетный период почти не было. Он мне заплатил. Потом уговорил, чтобы я расписалась в новой банковской карточке, он, дескать, меня приказом оформит, но на работу мне ходить не обязательно. Просто поставить подпись в чистых платежках и чековой книжке. Я проконсультировалась, выяснила, что чисто юридически ответственности на мне практически никакой, за все отвечает первое лицо, то есть он, директор, и согласилась. Мы договорились: я делаю только квартальные отчеты, он мне за это платит. Всю деятельность он осуществляет сам. Почему нет? При его оборотах ему вообще никто не нужен.

— И?..

— И все. Я еще один отчет сдала, за третий квартал, налоги мы заплатили, на зарплату какие-то крохи наскребли. И все.

— И вас это устраивало?

— Что?

— Такая работа.

— А не было никакой работы. Нисколько меня это не обременяло. Так… посидеть раз в три месяца пару вечеров да получить деньги. Чисто символические, но все-таки. Он, правда, говорил постоянно о перспективах, об инвестициях каких— то фантастических в грядущем, но это все говорят. В общем, меня общение с ним не напрягало. Да мы почти и не виделись. Так что вряд ли я смогу вам чем-то помочь. О личных его связях ничего не знаю, а о деловых… — Она чуть изогнула изящную линию нижней губы и пожала плечами.

— Да… — Петр достал сигареты. — Вы разрешите?

— Конечно.

— Негусто, конечно, но… что ж поделаешь. — Волков закурил сигарету и положил пачку на стол. — А вас что же, никто не провожает разве?

— Никто. А почему вы спрашиваете?

— Да нет, просто я подумал, может, я мешаю…

— Не мешаете. Трогательная церемония произойдет при встрече.

— Да? А куда вы летите, если не секрет?

— В Мюнхен. К мужу.

— Даже так?

— А что вас удивляет?

— Да ничего, в общем-то… А надолго?

— Если без протокола, — улыбнулась Валентина Олеговна, — то, так и быть, скажу: возможно, насовсем.

— Ну во-от… — протянул расстроенно Петр. — Как красивая женщина, так сразу… И ведь у них там и так все есть: и климат, и изобилие, и душевное благополучие. А у нас? Водка, кураж да женщины красоты чудесной. Что ж они у нас последнее-то забирают?

— Так уж и последнее… На ваш век хватит. И того, и другого, и третьего.

— Нет! — Волков мотнул головой. — Ваше отсутствие будет невосполнимо.

— В плане генофонда нации? — улыбаясь, хитро прищурилась Валентина.

— Именно! — кивнул Петр. — И вообще… Как это никто вас не провожает? А я? Родина вас провожает — в моем лице!

Он поднялся, подошел к стойке и вернулся к столу, поставив на него два бокала с коньяком и тарелочку с бутербродами.

— Нет-нет, что вы, я… — покраснела вдруг Валентина.

— И никаких «нет». Я настаиваю. Родина мне не простит.

Валентина подняла на него пронзительно-зеленые глаза:

— Где ж она раньше-то была…

• Предыдущая
• 36/59
• Следующая