Выбери любимый жанр

Воин и чародей - Бойе Элизабет - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Элизабет Бойе

Воин и чародей

Глава 1

Бесконечный дождь понемногу превращался в снег. Сидя на замшелом валуне, Сигурд угрюмо смотрел вниз, на небольшую долину, где за мутью дождя и тумана скрывался дом его бабушки. Да какое там дом! – жалкая лачуга, которой он с весны пытался придать вид приличного дома, но лето выдалось сырое, дождливое, и у Сигурда не хватало духу резать торф под дождем. Теперь он сильно сомневался, что покончит с этим делом до наступления зимы, тем более что оба его раба сбежали. Их напугали толки, что Торарна, бабка Сигурда, ведьма и насылает порчу и несчастья на своих соседей.

Сигурд с ненавистью поглядел на домишки, разбросанные по соседним долинам. Старик Богмод, ближайший их сосед, нашел вчера издохшего жеребенка и теперь в полный голос винил в его смерти Торарну – это после двадцати-то лет мирного житья бок о бок, с тех самых пор, как Торарна появилась на берегах фьорда Тонгулль, одна-одинешенька, с рыжеволосым младенцем на руках! Ничто не могло убедить Сигурда, что их соседей изводит чье-то лихое колдовство, а не простое невезение, которому подвержены и самые удачливые. Однако, когда обитатели этого отдаленного края обжитых земель собирались вместе, они ни о чем ином не могли толковать, как только о коровах и овцах, которые расшиблись насмерть, упав со скалы и провалившись в расселину, потому что обезумели по какой-то сверхъестественной причине, да еще о сырах и молоке, испорченных завистливым проклятьем. Никто не мог припомнить времен, когда бы рыба ловилась так худо, а больше всего винили за то, что лето сырое и холодное, сено гниет, не успев просохнуть, а главное, дождь начинается сразу же, как только кто-нибудь скосит свой лужок. Торарну обвиняли даже в том, что она якобы напустила на поселенцев духа здешней земли, а уж он обернулся здоровенной крысой, которая укусила за большой палец ноги Беру из Альфгримссюнова Подворья, да притом вцепилась в свою жертву с таким ожесточением, какое редко встретишь даже у крыс.

При мысли обо всех нападках и обвинениях Сигурда окатила жаркая волна злобы. Никто даже не подумал, как это дряхлой одинокой старухе удается проделывать такие фокусы: насылать простуду и лихорадку на самый южный хутор и в тот же самый миг превращать двадцатью милями южнее всех коров в недойных тощих уродин. Тем более никто не сомневался в способности Торарны за одну ночь свернуть шею зараз пятнадцати овцам или скакать галопом на коне по крышам соседских усадеб без устали от заката до восхода. Сигурд между тем подозревал, что все эти пакости проделывает кое-кто другой, а потом сваливает на колдовство Торарны. Бабка Сигурда доживала на свете восьмой десяток и была маленькая, как гномик, такая худенькая и хрупкая, что Сигурд без труда закидывал ее в седло – весила она не больше ребенка.

Сигурд ничего так не хотел, как положить конец этим злобным сплетням раз и навсегда, однако сплетники, едва завидев его, спешили убраться восвояси, якобы вспомнив о неотложных делах. Сигурд не отличался ни высоким ростом, ни могучим телосложением, и все же не находилось охотника испытать на себе его гордый и воинственный нрав. Поселенцы понятия не имели, где он мог научиться так ловко обращаться с оружием, а сам Сигурд никому и не стал бы говорить, что обучила его этому Торарна. С детских лет она учила внука сражаться мечом и секирой, гоняла его по крутым склонам холмов, пока сердце у него не начинало разрываться от усталости, а ноги не отказывались повиноваться. Когда Сигурд подрос, он уже многому научился у Торарны и мог драться с другими ребятами, хотя у Сигурда не было отца и старших братьев – обыкновенно-то младших обучали они. Он не признавал над собой высших, очень немногих считал равными, и эта воинственная гордыня помогла ему выиграть немало безнадежных схваток, а заодно и снискать уважение, к которому примешивалась изрядная доля обычного страха, в сердцах обитателей отдаленного от мира фьорда Тонгулль. Пока Сигурд был рядом с бабкой и защищал ее от грязных сплетен, никто не посмел бы причинить ей вреда – иначе Сигурд выхватил бы секиру и поглядел бы, посмеет ли кто-нибудь при нем открыто обвинить Торарну в колдовстве.

Сигурд натянул капюшон на глаза; он понимал, что глупо сидеть вот так, размышляя и с каждой минутой промокая все сильней; но ему необходимо было как следует пропитаться злостью и горечью, прежде чем перейти к решительным действиям. Ему до чертиков надоело быть сиротой двадцати одного года от роду и мечтать об отце и множестве родичей – как бы они восторгались им, как бы его подбадривали! А так он был один против целого мира. Его немногочисленные друзья очень быстро научились не дразнить Сигурда тем, что его воспитывала бабка.

Никто не знал, как истово лелеял он в сердце тайную надежду, что ему повезет так же, как одному болвану по имени Хеминг: его настоящий отец почитал древние традиции и послал за сыном, когда тому исполнилось шестнадцать. Сигурд пытался изображать высокомерное равнодушие – в конце концов, расти без отца не считалось зазорным в поселении, где часто гостили торговцы и викинги. Никто не смел попрекать этим Сигурда – уж об этом он позаботился, давая быстрый и жесткий отпор всякому мальчишке, который осмеливался насмехаться над ним или его неизвестными родителями.

Надежда еще долго жила в Сигурде – он вообще нелегко смирялся с поражением, и, даже когда ему сравнялось восемнадцать, он все еще продолжал надеяться на чудо, хотя был чересчур горд, чтобы признаться в этом кому бы то ни было, даже себе самому.

До тех пор он безжалостно осаждал Торарну расспросами о своих родителях, но бабка была упряма – не хуже внука – и твердила всегда лишь одно: «На смертном одре я тебе расскажу все до последнего, а до тех пор буду хранить тайну. Я-то уже приучилась жить с этим грузом на сердце, но ты пока не готов к этому». И отсылала внука заняться каким-нибудь сложным делом, чтобы он, измотавшись, позабыл о своем опасном любопытстве.

Когда Сигурду минуло восемнадцать, его интерес к собственному происхождению слегка поугас: обнаружились иные, не менее интересные дела, – к примеру, первый в его жизни поход по морю с неким дружественным викингом, который намеревался посетить острова к югу от Скарпсея. Из похода Сигурд вернулся настоящим мужчиной, и Торарна только радовалась, видя, как он становится хозяином в их маленьком доме. Он купил рабов, чтобы поставить еще бочек для сена, увеличить овечье стадо и распахать побольше земель. Торарна решила, что вопрос о родителях тихо сошел на нет, и вздохнула с облегчением.

Сигурд между тем просто оставил этот вопрос на потом, а вернее, на те времена, когда по мирным берегам фьорда Тонгулль не перестанут рыскать, точно хищные рыбы, мерзкие слухи о Торарне. Только-только Сигурд утвердился во мнении соседей как удачливый викинг и рачительный хозяин – и на тебе! Слухи тем более злили его, что ясно показывали, что думают соседи о нем и его бабушке. Битва или кораблекрушение могут оборвать жизнь человека, но память о нем останется жить – либо добрая, либо худая.

Положение Сигурда становилось шатким, и, если бы жители фьорда Тонгулль решили выгнать Торарну, ему пришлось бы или умереть, сражаясь с ними, или стать безземельным бродягой, жалким нищим изгоем. Второе означало медленную смерть от голода и холода.

Сигурд хмуро уставился на носки своих башмаков и совсем не удивился, даже не разозлился, когда под его взглядом у башмака отвалилась подошва.

Всю его жизнь стоило ему рассердиться, как его начинали преследовать всякие неприятности, большие и маленькие. Неведомая сила ломала плуги и инструменты, рвала в клочья упряжь; весла падали за борт, паруса трескались – словом, творилось все, что могло еще больше разозлить Сигурда. Сейчас он, проклиная свое невезение, поднялся, чтобы наконец уйти отсюда, и вдруг заметил прямо перед собой на гребне крутого холма неподвижного всадника на коне. Сигурд тотчас обнажил меч. Друг окликнул бы его; только враг мог бесшумно подобраться так близко и глазеть на него так невежливо и вызывающе.

1
Перейти на страницу:

Вы читаете книгу


Бойе Элизабет - Воин и чародей Воин и чародей
Мир литературы