Противостояние - Шидловский Дмитрий - Страница 6

- А если Гитлер? - растягивая слова, произнес Оладьин.

- Сделка с дьяволом дурно пахнет, - поморщился Алексей и, поймав тяжелый взгляд адмирала, продолжил: - А если говорить о государственной целесообразности, я считаю, что Гитлер обречен. Однако наш союз с фашистами даст Сталину со временем повод напасть на нас. Что касается Гитлера... Я вам уже докладывал. В следующем году Сталин купит его разделом Польши, и фюрер под это дело может нас вождю и сдать**.

- Резонно, - покачал головой адмирал. - Теперь о твоем участии в предполагаемом правительстве...

- Я бы хотел снова встать во главе Управления государственной безопасности, - быстро произнес Алексей.

* Подобные недружественные отношения между этими странами в 30-х годах прошлого века существовали и в нашем мире.

** Здесь Алексей применяет игру слов. Фюрер по-немецки означает вождь.

- Я обязательно реализую твой проект подчинения национальной гвардии и пограничной стражи Управлению. Но госбезопасность возглавит Вайсберг. Это решение окончательное, - тоном, не терпящим возражений, проговорил Оладьин. - Тебе же я предлагаю пост министра иностранных дел. Если ты его принимаешь, прошу за месяц разработать доклад с предложениями по внешней политике. Опыт у тебя уже есть.

- Не слишком удачный, - вздохнул Алексей.

- Был и успех, - ободрил Оладьин. - Не тушуйся, храбрость города берет.

"Монаршая мудрость, - подумал Алексей, - не давать усиливаться сильным. Хитёр. Реальных рычагов мне, как всегда, давать не желает. Двигает своего холуя, тупого, но преданного. Что же, не впервой".

- Я согласен, - произнес он. - Еще один вопрос. Какова ваша экономическая программа?

- Я еще не думал об этом, - пожал плечами адмирал.

- Если позволите, я бы подготовил предложения и в этом направлении, проговорил Алексей, поднимаясь.

- Действуй, - прогудел адмирал. - Кстати, ты все еще занимаешься борьбой?

- Занимаюсь, - кивнул Алексей, - У меня есть свой зал и ученики. Часто тренируюсь с Колычевым. Его школа разрослась по всей Европе, и даже в Америке есть филиалы.

- Надеешься всех врагов одним броском победить? - съязвил адмирал.

- Нет, просто это помогает поддерживать ум и тело в наилучшем состоянии, - улыбнулся Алексей.

- Хорошо, - улыбнулся Оладьин. - Мы с тобой горы свернем. И прежних ошибок я уже не допущу.

- Что вы имеете в виду? - насторожился Алексей.

- Всё, - буркнул Оладьин.

Выйдя в гостиную, Алексей подошел к телефону и набрал номер своего делового партнера Павла Набольсина. Когда тот ответил, Алексей, поздоровавшись, произнес:

- Павел, мне придется уйти с поста президента компании. Я решил вернуться в политику. Считаю, что президентом должен быть ты.

- Хорошо, - удивленным голосом проговорил Набольсин. - В понедельник назовешь кандидатуру на пост вице-президента. Думаю, это должен быть твой человек. Твои интересы я соблюду.

- Хорошо, до встречи, - ответил Алексей и повесил трубку.

Сразу после этого он набрал телефон Василия Леонтьева*.

- Василий, - произнес он, когда на противоположном конце провода ответили, - это Татищев. Что вы скажете, если я предложу вам составить программу подготовки экономики страны к крупномасштабной войне?

- Это шутка? - донесся из трубки удивленный голос тридцатишестилетнего экономиста.

- Это суровая реальность, - проговорил Алексей. - А для вас она означает перспективу поста министра экономики в новом правительстве. Я буду у вас через три часа.

- Приезжайте, - ответил мгновенно посерьезневший Леонтьев.

Повесив трубку, Алексей снова снял ее и набрал номер Санина.

- Это Алексей, нам нужно повидаться, - произнес он, когда старик снял трубку.

* В нашем мире этот человек эмигрировал в США и впоследствии стал автором послевоенной реформы в Японии, заложившей основу "японского чуда".

* * *

- Здравствуйте, Лёшенька, - поприветствовал его Санин, когда Алексей вошел в прихожую давно знакомой ему квартиры. - Проходите.

- Добрый вечер, Дмитрий Андреевич, - улыбнулся Алексей, снимая пальто.

"Постарел, - подумал он, разглядывая наставника. - Скоро семьдесят семь отметим. Но еще крепок. Дай ему бог здоровья".

Они прошли в гостиную. Санин, опасливо оглянувшись, не видит ли жена, достал из буфета бутылку коньяка и наполнил рюмочки. Они молча чокнулись и выпили, после чего разместились на уютном кожаном диване.

- Стар я стал, - пожаловался Санин. - Годы. Нельзя то, нельзя это. Что за жизнь!

- Вы еще всех нас переживете, - ободрил его Алексей.

- Упаси господь, - замахал руками Санин. - Я свое пожил. Знаете, есть такая восточная притча. Один купец в честь удачной сделки купил кусок дорогого шелка и просил знакомого буддийского монаха написать на нем что-то радостное. Тот, не долго думая, обмакнул кисть в тушь и написал: "Дед умирает, отец умирает, сын умирает, внук умирает". "Что ты написал? вскричал купец. - Я просил написать что-то радостное, а тут одна смерть", "Здесь все естественно, - отозвался монах. - Сначала умирают старшие, потом младшие. Нет ничего радостнее, чем естественное течение событий". Так что мой путь подходит к концу, а вам еще жить и жить. Вот только сын, балбес, все за ум не возьмется. Двадцать уж скоро. Лёшенька, если со мной что, не оставьте парня, выведите в люди.

Его взгляд уперся в глаза Алексея.

- Конечно, - кивнул тот.

- Ну, и с чем вы ко мне? - расслабился Санин.

- Да вот, - протянул Алексей, - может, вы и не одобрите, но я возвращаюсь в политику.

- Отчего же? - поднял брови Санин. - Раз так решили, флаг вам в руки.

- Вы же всегда... - начал Алексей.

- Я всегда осуждал политику как средство личного обогащения и приобретения власти над ближним своим, -- проговорил Санин. - Вы же, как понимаю, выгод в ней для себя не ищете. Вы знаете и я знаю, что начнется в ближайшее время. Вам удалось создать государство, в котором я с огромным удовольствием прожил последние восемнадцать лет. Сбылась, как говорится, мечта идиота. Мне-то лично уже без разницы, но я хочу, чтобы мой сын жил в этой стране, свободной и независимой. И вы хотите того же для своих детей. Поэтому действуйте. Я вам помогу.

Санин поднялся и шаркающей походкой направился в кабинет. Вернулся он минут через пять, неся три толстые тетради.