Каменный великан - Блэйлок Джеймс - Страница 4
- Предыдущая
- 4/73
- Следующая
Он смотрел, как Лета выставила мусорное ведро за заднюю дверь, взяла пухлый дерюжный мешок и принялась вытряхивать из него опилки и стружки на чистый пол, заметая их ногой под столы. Она нашла в библиотеке книгу о празднике урожая на побережье, и Эскаргот, взглянув на название на обложке, честно сказал, что всегда хотел совершить многодневное путешествие вниз по Ориэли и посетить побережье, чтобы принять участие в ежегодном празднике урожая, устраивавшемся в пору осеннего равноденствия. Лета не раз участвовала в таком замечательном событии. Она родилась в предгорьях близ побережья в канун праздника урожая и потому была так называемой жницей, хотя и не принадлежала к племени гномов. Она была ростом пять футов, всего на дюйм ниже Эскаргота.
Он взял с Леты обещание вернуть книгу поскорее, не сомневаясь, что проявленный им интерес к последней кажется притворным и что девушка считает его нахальным типом. Но ничего подобного. Ведь он был женат, причем уже два года, и хотя многие говорили, что он ленив и уважает себя не больше, чем окружающих, у него были принципы. Он не держал пальцы скрещенными, когда поклялся хранить верность жене. Однако неожиданно для себя Эскаргот стал беспокоиться, не подумает ли Лета, будто он посещает библиотеку отнюдь не из тяги к знаниям, а потом забеспокоился по поводу своего беспокойства, ибо оно ставило под сомнение принципы, которыми он гордился. Большую же пользу принесли ему все эти волнения! Он с таким же успехом мог раз и навсегда отказаться от всех своих принципов. Но Эскаргот знал, что не изменит жене даже теперь. Он все еще был женат, пусть и жил на заброшенной мельнице и питался рыбой да лесными ягодами. Как знать, может статься, все еще переменится.
Эскаргот сел за стол у стены и улыбнулся, встретившись взглядом с Летой. Девушка вынула часы из кармана кожаного фартука и взглянула на циферблат.
– Мы открываемся только через час, – сказала она.
– Конечно, – сказал Эскаргот, несколько опешив. Неужели она подумала, что он явился за кружкой эля в столь ранний час? «Неудачное начало разговора», – подумал он и мгновенно понял, что действительно хочет выпить кружку эля в столь ранний час и что не стоило начинать никаких разговоров. Он ухмыльнулся – с глупым видом, как ему показалось.
– Мне просто интересно, понравилась ли вам книга. Я проходил мимо, увидел вас в открытую дверь и решил зайти и составить вам компанию.
– О какой книге вы говорите?
– «Полнолуние перед осенним равноденствием» Дж. Смитерса. Из библиотеки профессора. Помните?
– Я помню, что всего несколько дней назад говорила вам, что книга мне очень понравилась. Когда мы встретились у ларька с дынями, возле магазина Бизла. – Лета смотрела на него странным взглядом, словно начиная подозревать, что он либо туп, либо хочет подшутить над ней.
– Ну конечно, – сказал Эскаргот. – Конечно. Я немножко… расстроен… да, пожалуй, это верное слово. – Он пустился было в объяснения, но сразу спохватился и прикусил язык. Не стоит никому надоедать. – Я дочитал только до половины. Смитерс всегда давался мне плохо. Я не понимаю, что там правда, а что нет. Несколько лет назад, когда библиотека еще не перешла в ведение профессора, старый Кеттеринг хранил сочинения Смитерса на полке с историческими трудами. А профессор говорит, что Кеттеринг был дураком и что Смитерс пишет небылицы. Но на мой взгляд, все люди болтают много вздора, в том числе и профессор Вурцл – особенно профессор Вурцл. В том числе и Дж. Смитерс, коли на то пошло.
Лета бросила последнюю горсть стружек под угловой стол, положила полупустой мешок на плечо и направилась в заднее помещение таверны. Взглянув в одно из мутных окон, выходящих на улицу, Эскаргот увидел, что туман рассеивается. Пронизанный бледными солнечными лучами, он стал молочно-белым, и стекла в окнах казались матовыми. При виде солнца Эскаргот вдруг пришел в почти умиротворенное состояние, впервые за последние две недели. Он вытащил из кармана куртки трубку и набил ее табаком, лениво размышляя, не имеет ли смысла добавить в табак пару ароматных кедровых стружек, просто интереса ради. Пожалуй, не стоит, решил он в конце концов. Скорее всего они вспыхнут как факел, и вся трубка сгорит к чертовой матери. А Лета окончательно убедится, что он не в своем уме. Девушка вернулась, на ходу засучивая рукава.
– Ну и как же отличить правду от вымысла? – спросила она, вытаскивая сразу несколько стеклянных пивных кружек из раковины, наполненной чистой водой.
Эскаргот пожал плечами, задумчиво глядя на кружки:
– Вы читали его бэламнийские книги?
– Только одну. «Каменные великаны». Она вам попадалась?
– Да, – ответил Эскаргот. – Именно о ней я и хотел спросить. Мне снятся удивительные сны. Глупые, конечно, как и все сны, но непохожие на обычные. Понимаете, я вижу лицо человека, который видит мои сны. Но это не мое лицо. Вот что странно. Взгляните на это.
Эскаргот снял куртку. У него на боку, на длинном кожаном ремешке, перекинутом через шею и пропущенном под левой рукой, висел мешочек. Он высвободил руку из-под ремешка и, не снимая мешочка с шеи, высыпал из него на ладонь агатовые шарики – кроваво-красные, величиной с кошачий глаз.
– Стеклянные шарики? – спросила Лета, недоуменно поднимая брови и явно не разделяя восторга, овладевшего Эскарготом.
– Не уверен. С месяц назад в нашем городке останавливался один бродячий торговец. Возможно, вы видели, как он ходил по улицам, торгуя китовыми глазами. Я купил один – такая здоровенная штуковина в банке. Как только я их увидел, я сразу сказал себе: вот что тебе нужно Они стоили недешево, но у моей жены куча золотых побрякушек. Она просто купается в золоте, хотя меня к нему и на выстрел не подпускает.
Эскаргот спохватился. Он говорил в настоящем времени, как будто у него есть жена. Лета вновь принялась мыть кружки.
– В любом случае, – продолжал он, глядя в окно, – с тех пор мне и начали сниться странные сны. Вряд ли китовый глаз имеет к этому отношение, поскольку через неделю я отдал его Гилрою Бэстейблу в обмен на книги Белых гор Смитерса, все двадцать пять томов. Первый том подписан, и в него вложена страница рукописи.
– Правда?
– Честное слово, – гордо сказал Эскаргот, заметив, что при упоминании о книгах Смитерса Лета несколько смягчилась.
– Хотите кружечку эля? – спросила она, поднимая кружку. – До одиннадцати ждать недолго, так что, полагаю, уже можно.
– Нет, не хочет он никакого поганого эля! – раздался раздраженный голос от двери, и Стоувер, сгорбленный и хмурый, стремительно вошел в зал и треснул кулаком по первому попавшемуся столу. Стоувер, который по воскресеньям выполнял обязанности пастора, а по субботам отправлял должность судьи, был на голову выше любого местного жителя. Но из соображений нравственности он решительно выступал против пьянства и обжорства (по крайней мере против обжорства) и потому был страшно худым, хотя и держал таверну. Под тяжестью своей головы он сгибался почти пополам, словно вечно высматривал на земле какой-то потерянный предмет, возможно пенни. Глаза же у него, в противовес всему остальному, постоянно смотрели вверх и почти скрывались под бровями, нависавшими над носом, подобно карнизу крыши. Стоувер оперся о стол и сердито уставился на Эскаргота.
– Эта милая женщина… – сказал Стоувер, собрав в морщины целый акр лба и медленно, демонстративно сдвинув брови.
Сначала Эскаргот решил, что он говорит о Лете, которая выразительно закатила глаза, поставила кружку на стойку и прошла мимо Стоувера в заднее помещение. Дверь за ней с грохотом захлопнулась. Стоувер испустил тяжелый вздох. «Что, собственно, этот болван вообразил о нас с Летой?» – недоуменно подумал Эскаргот.
– К великому прискорбию, – вскричал хозяин таверны, подняв палец и резко крутанув им в воздухе, – у закона нет на вас управы!
Эскаргот оглянулся через плечо, на мгновение задавшись вопросом, нет ли в таверне еще кого-нибудь, кто привел Стоувера в такое возбуждение. Но он никого не увидел. Эскаргот театрально поднял брови и указал на себя, вопросительно склонив голову к плечу.
- Предыдущая
- 4/73
- Следующая
