Государство и революции - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 27
- Предыдущая
- 27/199
- Следующая
Хорошо известны и резкие всплески преступности после каждой войны — не только за счет того, что многие их участники оказывались потом выбиты из привычной жизненной колеи и отыскивают средства к существованию. Это объясняется и тем, что естественный психологический барьер "не убий" у фронтовиков бывает уже ослаблен. Но во внешних войнах он все же сохраняется — тут противник говорит на другом языке, одет в другую форму, у него другие традиции, стереотипы поведения, менталитет. Да и убийство врага не является здесь сверхзадачей — скорее, речь идет о том, чтобы обезвредить противника, отвести опасность от «своих» или наказать за прошлый ущерб, а убить при этом какое-то количество неприятелей — лишь "необходимое зло".
В гражданских же войнах происходит девальвация жизни представителей собственного народа, поэтому они, как правило, становятся куда более жестокими и кровопролитными, чем внешние. И касается это не только России. Еще в глубокой древности гражданские войны в Китае уносили по три четверти населения. Можно вспомнить гражданские войны Рима с казнями всех пленных и проскрипционными списками, резню религиозных войн во Франции, Англии, Германии. Или американскую войну Севера с Югом, где США потеряли больше людей, чем во всех последующих войнах по сей день вместе взятых.
Ну а особенностью России, стало то, что коммунисты утверждали свою власть именно на разрушении и отрицании всех прежних устоев морали. Уже ослабленных войной и расшатанных хаосом революций. И как отмечалось, изначальной опорой Ленина становились те, у которых эти устои уже были в достаточной степени порушены — уголовники, дезертиры, ради собственной шкурной безопасности научившиеся убивать своих офицеров, матросня, тоже переступившая "порог крови" и вошедшая во вкус жестокости. А с помощью классовой теории в этот сатанинский круг вовлекались новые совращенные ведь «буржуи» официально признавались недочеловеками, а стало быть, и убийство их оказывалось как бы уже и не убийством.
И пошло… В одном лишь Севастополе было зверски умерщвлено около 800 офицеров и гражданских лиц — их топили, расстреливали, подвергали всяческим глумлениям, терзали штыками. Но это уже не было стихийным бунтом, как в Феврале в Кронштадте. Сюда и балтийцев преднамеренно присылали для "обмена опытом", а руководила расправами большевистская комиссарша Соловьева. После чего моряки принялись устанавливать "советскую власть" по всему Крыму. В Ялте было убито 80 чел., в Феодосии — 60, в Симферополе — 160. Сотнями истребляли «контрреволюционных» крымских татар. В Евпатории схватили более 300 чел. и подвергли мучительным казням, происходившим на кораблях «Трувор» и «Румыния» под руководством и при непосредственном участии комиссарши Антонины Нимич. Жертву выволакивали из трюма на палубу, раздевали, отрезали нос, уши, половые органы, рубили руки и ноги, и лишь после этого кидали в море.
Настоящая вакханалия началась в Киеве, когда туда вошла (без боя) армия Муравьева. Раненых, найденных в домах и больницах, вышвыривали на улицу и тут же умерщвляли. Военных вызвали явиться в театр для "проверки документов", там же перестреляли и перерубили. Хватали всех «подозрительных» или предъявивших документы украинского правительства, в мороз раздевали донага и везли на казнь — и окоченевшие жертвы порой часами должны были ждать, когда их соизволят пристрелить. Всего тут было перебито 2 тыс. чел. А когда та же армия докатилась до Одессы, там было утоплено 400 офицеров.
В Таганроге свирепствовала армия одного из ленинских приближенных, видного большевика Сиверса. Офицеров и юнкеров (разумеется, не причастных к белым и не ушедших с их армией), расстреливали на улицах. Многих свозили на казнь на металлургический, кожевенный, Балтийский заводы. Около 50 чел. были брошены связанными в доменные печи, другим разбивали головы, четвертовали. Массовые экзекуции происходили позже и в Ростове. Арестованных, в числе которых было много учащихся высших и средних учебных заведений, подростков 14–16 лет — гимназистов и семинаристов, раздевали до кальсон, сводили к городскому собору и там расстреливали. Подобные бойни были и в Новочеркасске (2 тыс. казненных), и в Оренбурге, и в Астрахани.
Размах и жестокость репрессий зависели, собственно, от произвола местных начальников. Так, захлебнулся в крови украинский городишко Глухов, где не только уничтожили всех «буржуев», но решили извести и "буржуйское семя", расстреляв гимназистов и гимназисток. И не только расстреливали имелись свидетели того, как из комендатуры потом вывозили голые детские трупы с различными увечьями. (И кажется просто парадоксальным, что одной из достопримечательностей современного Глухова является «музей» памятников коммунистических вождей, созданный местными энтузиастами на свои средства они бережно собирают по всей Украине свергнутые с пьедесталов статуи и бюсты видных большевиков и сохраняют их, окружив заботой и вниманием). В ст. Ладыженской 77 чел., в том числе женщины, были зарублены. В Екатеринодаре также не расстреливали, а рубили головы. Аналогичный способ применял палач и Ашихин в Ставрополе, казнивший 166 чел. В Ессентуках особыми зверствами прославился "женский карательный отряд каторжанки Маруси". В ставропольском селе Безопасном была тюрьма, куда свозили задержанных из окрестностей, а «суд» местного коменданта Трунова сводился к двум фразам: "покажь руки!", и если руки (или человек) ему не нравились «раздеть»! С обреченного срывали одежду, кололи штыками и выбрасывали в скотомогильники. Причем таким же способом Трунов приказал убить у себя на глазах собственную жену. А неподалеку, в селе Петровском, каратели устроили массовые расстрелы «буржуев» на обрывистом берегу р. Калауса, после чего туда же привели учениц местной гимназии и велели раздеваться. Но убивать не стали, а просто насладились их страхом ожидания смерти и перенасиловали, сопровождая это истязаниями.
Дополнительный размах и жестокость террор приобретал там, где имелись какие-то давние счеты и противоречия — как между казаками и иногородними на Кубани, что сразу вылилось в резню. За красными отрядами иногородних двигались целые обозы подвод с их женами и детьми — грабить, и эти же бабы садистски добивали раненых, измывались над казачками. А в предгорьях Кавказа наоборот, казаки провозглашали себя красными и объявили «буржуями» нищих черкесов, чтобы прибрать их земли. И развернули настоящий геноцид, вырезая их целыми аулами — по 200–300 чел. в каждом — всех, кто не успел убежать. Подобная жуткая картина наблюдалась и на Ставрополье, где начался геноцид калмыков, тоже объявленных «контрреволюционным» народом с целью захватить их земли и скот. Уничтожалось население и буддийские святыни, жгли и оскверняли храмы, подросткам резали уши, выкалывали глаза, кастрировали, а женщинам после обычных изнасилований калечили половые органы и груди — чтобы потомства больше не производили.
Своя специфика была в Сибири и на Дальнем Востоке, где, как уже отмечалось, среди красных осело особенно много каторжников. Когда большевикам здесь попытался противостоять Г. М. Семенов, из двух брошенных против него полков один был сформирован из уголовников. И руководила ими начальница штаба Лазо, 19-летняя Нина Лебедева-Кияшко. Ее полк отметился погромами и грабежами, особенно разгулявшись на ст. Даурия, где убивались мирные граждане, а из домов тащилось все ценное. А в Благовещенске при установлении "советской власти" было истреблено 1,5 тыс. человек.
Ну а если действительно случались какие-то проявления недовольства, то тут террор выплескивался как вполне «нормальное» явление. Так, после восстания в Лабинском отделе на Кубани было казнено 770 чел. — в том числе женщины, дети. Когда произошли волнения среди рабочих в Омске, большевики придумали провести «децимацию» по древнеримскому образцу — из «виновных» отсчитали каждого десятого, и приговорили их вместе с семьями, так что набралось несколько сот человек. И расправу с ними провели «образцовую», приблизив к децимации — перед расстрелом каждого заставляли оголяться и подвергали порке. Как доносил впоследствии английский консул Элиотт Керзону, среди казненных таким способом были и молодые девушки, и старухи, и беременные женщины.
- Предыдущая
- 27/199
- Следующая
