Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 182
- Предыдущая
- 182/230
- Следующая
В надеждах создания единого антибольшевистского фронта Врангель искал контактов с различными повстанческими группировками. С кубанцами, о которых уже говорилось. С сочинскими «зелеными» (категорически отказавшимися от любых связей с "генералами"). К нему приезжали представители повстанцев с Правобережной Украины, он помогал им снабжением. Искал Врангель и контактов с Махно, засылая к нему своих агентов. Но тут вопрос был сложным. Активных действий против белых, как при Деникине, батька не предпринимал. Наоборот, тревожил красные тылы, отвлекая на себя десятки тысяч бойцов ВОХРа. Однако и на союз не шел. Не отвечал ни «да» ни «нет». Отделывался общими фразами, вроде заявлений в махновской прессе (была и такая — газеты «Набат», "Известия военно-революционного совета армии имени батьки Махно") и прокламациях:
"Пока у большевиков есть чрезвычайки, мы с ними будем вести войну как с контрреволюционерами. Врангель тоже против чрезвычаек и обещал нас не трогать".
Основывающиеся на таких высказываниях сообщения крымской печати о союзе с Махно были не более чем газетными утками или неумелым пропагандистским приемом. Одно время в Севастополе даже начали публиковать и демонстрировать на Нахимовском бульваре "сводки штаба Махно", взятые из сплетен и нелепых слухов. Лишь по требованию штаба главнокомандующего эти глупости прекратились. Врангель для батьки тоже был «контрреволюционером». Красные и белые сражались за власть — каждый за свою. Махно не нужна была никакая власть. Да он и по своей натуре в принципе не мог быть ничьим союзником, предпочитая "гулять сам по себе".
Некоторые махновские атаманы местного масштаба — Володин, Ященко, Чалый, Хмара и др. — действительно согласились на сотрудничество. В Ставку несколько раз группами приезжали "камышовые батьки", обретавшиеся по приднепровским и приазовским плавням, увешанные оружием и столь сомнительного вида, что офицеры штаба конфиденциально советовались — можно подавать им руку или нет. Велись переговоры, где обе стороны чувствовали себя не в своей тарелке. Ни те ни другие полностью не доверяли друг другу. Реальное значение «союзов» бывало ничтожным — разве что задания о порче мостов и железнодорожных путей, которые иногда выполнялись, иногда нет — уж как там сложится, какое у «батек» будет настроение. О каких-то совместных действиях и думать не приходилось. А кое-кого из таких «союзников» потом пришлось повесить (например, Володина) за грабежи или работу на красных. Сам же Махно, имевший к тому времени армию в 10–12 тыс. чел., когда фронт приблизился к Гуляй-Полю, отошел на запад, обосновался в Старобельске. В своих действиях он руководствовался только тем, что было выгодно ему. В данный момент — щипать тылы большевиков, а не Врангеля. К тому же ему льстило внимание к его особе белых военачальников. Он любил говаривать "Мы еще подурачим генералов, а с ними коммунистов".
Союз с Махно, даже формальный, позволил бы белым решить целый ряд проблем. Скажем, с крымскими «зелеными». Их накопилось в горах довольно много, они безобразничали на дорогах, грабили едущих без охраны, совершали налеты на населенные пункгы. Все это вынуждало держать гарнизоны в тыловых городах, снаряжать против них экспедиции из юнкеров и тыловых частей. Для борьбы с ними был создан и специальный штаб во главе с ген. Носовичем. А с «идейной» точки зрения зеленые считали себя махновцами, признавали над собой верховный авторитет батьки, который никогда не был связан с этими «подчиненными». "Махновцами" поголовно считали себя и крестьяне Таврии. И раз батька держался по отношению к Врангелю нейтралитета, то и они заняли ту же позицию. Вражды не проявляли, но и поддержки не оказывали. В Русскую армию крестьянство не шло, мобилизации срывались. Главнокомандующий вынужден был издать «драконовский» приказ о круговой поруке — вместо уклоняющегося от призыва брать в армию другого мужчину из семьи от 17 до 43 лет, а если годных в семье не найдется, село должно было дать на службу кого-то из жителей. У дезертиров было приказано конфисковывать имущество. Врангель писал:
"Я вынужден был всей силой власти эти требования поддерживать. Беспощадная борьба требовала общих жертв".
В Совдепии такие «драконовские» меры были бы, конечно, невозможными какая там круговая порука, если мобилизации носили поголовный характер? Да и борьба с дезертирством отнюдь не ограничивалась конфискацией… Ну а в Таврии результаты оказались мизерными. Могли ли подобные приказы подействовать на «махновское» крестьянство, привыкшее рассредоточивать и прятать у себя целые полки? В селах с десятитысячным населением в нужный момент просто не находилось ни одного годного призывника.
Неудачи с крестьянством во многом объясняются и крайней слабостью белой пропаганды. Например, "Закон о земле", который Врангель считал краеугольным камнем своей политики и на который возлагал надежды, так и остался неизвестным подавляющему большинству населения. Правительственный отдел печати удосужился разослать его по… 500 экз. на корпус. Причем кому-то из тыловых «умников» пришла мысль сделать оттиски… платными, по 100 руб. за экземпляр. По крымским меркам, где заработки и цены исчислялись тысячами, сумма была ничтожной. Но в Таврии цены на продукты были ниже в 30–50 раз, и рубль, соответственно, котировался намного выше. И 100 руб. тут кое-что значили. Это после бесплатной красной литературы, навязываемой насильно! Да и из пришедших в армию экземпляров многое разбирали "на память" штабные, писаря, делопроизводители. То же повторялось с газетами. Они стоили от 50 до 500 руб., издавались небольшими тиражами, даже в тыловом Мелитополе их покупал далеко не каждый. А на фронт высылались вообще в ничтожном количестве, в день по 200–500 газет на корпус. Учитывая, что добрая половина оседала в штабах и канцеляриях, на передовой новости узнавали чаще из харьковских и московских газет, которыми щедро заваливали своих солдат коммунисты. Что уж говорить об агитации среди гражданского населения!
Армия задыхалась от недостатка пополнений. Значительную часть населения Крыма составляли татары, отдающие предпочтение «зеленым», а также беженцы, негодные к службе. Что-то удавалось наскрести мобилизацией в городах Восполняли потери за счет пленных, за счет расформирования тыловых учреждений и штабов Врангель писал:
"Все эти источники пополнений по своему качеству не могли возместить наших потерь, особенно в офицерском составе".
В сущности, уже с июля вопрос пополнений начал диктовать стратегию войны Кубанскую и последующие операции
В сентябре положение врангелевцев стало меняться к лучшему. Забрезжил просвет во внешней обстановке — Польша, разгромив атакующих ее большевиков, перешла в наступление. Врангель направил в Париж миссию во главе с министром иностранных дел Струве и ген. Юзефовичем, предлагая план
"чтобы поляки, задержавшись на старых германских укрепленных линиях, в дальнейшем свои операции распространили бы в направлении Киева".
Со своей стороны, Врангель намеревался форсировать Днепр, соединиться с ними и, разгромив красных, двигаться в глубь России. При крымском правительстве был создан "Украинский национальный комитет" во главе с Маркотуном — приехавшим из Франции лидером «умеренных» националистов, стоявших за автономию Украины в рамках единой России. Врангеля такая позиция удовлетворяла, и он предполагал использовать комитет "как противовес украинским самостийникам". Из Забайкалья о своем признании верховного руководства Врангеля сообщил атаман Семенов. Из Варшавы о том же телеграфировал Савинков. При его участии было достигнуто соглашение с Пилсудским о формировании в Польше 3-й Русской армии численностью до 80 тыс. чел.
Удалось добиться кое-каких улучшений и с пополнениями. Прибыли 10 тыс. казаков, присоединившихся к кубанскому десанту. Из Польши завершилась перевозка 15-тысячного корпуса Бредова. Объявлялась дополнительная мобилизация 1900–1901 гг. и ранее освобожденных от службы лиц 1885–1899 гг. рождения. Из Грузии прибыл 2-тысячный отряд Фостикова. С помощью заграничных миссий и эмигрантских организаций в Крым поодиночке и группами направлялись белые офицеры, застрявшие в Прибалтике, Румынии, Германии, Польше, даже из Китая. Конечно, эти контингенты нуждались в переформировании, в хорошей подготовке. Среди кубанцев значительную часть составляла "камышовая публика" — бывшие дезертиры и «зеленые», давно забывшие о дисциплине. Состояние бредовцев тоже оставляло желать лучшего после украинского отступления и польских лагерей. Повстанцы Фостикова прибыли крайне измученные скитаниями по горам, оборванные и изголодавшиеся. Всех прибывших нужно было вооружить…
- Предыдущая
- 182/230
- Следующая
