Выбери любимый жанр

Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 149


Изменить размер шрифта:

149

На следующий день по соседству перешла в атаку Конармия Буденного. Донцы, окрыленные успехом, навалились и на нее. В ожесточенных схватках, продолжавшихся до 2.02, Буденный также потерпел тяжелое поражение и отступил. Только корпус Павлова захватил в этих боях 40 орудий. Разгромлены были и пехотные части, предпринявшие новый штурм Батайска. В панике они откатывались за Дон. Добровольцы, преследующие их, взяли 5 орудий, 20 пулеметов, много пленных. Сражение завершилось поражением красных. Одна лишь армия Буденного потеряла 3 тыс. чел. Белые части воспрянули духом. Казалось, удача снова поворачивается к ним лицом…

В начале 1920 г. Юг России посетила британская правительственная миссия Мак-Киндера. Ознакомившись на месте с положением дел, она отнеслась к Белому Движению внимательно и добросовестно. Было заключено соглашение с деникинским правительством, в котором русская сторона признавала "самостоятельное существование фактических окраинных правительств" (Деникин настоял на оговорке — "ведущих борьбу с большевиками".) Вопрос о границах Польши и Румынии остался открытым — Деникин не принял установлений Версальской конференции, указав, что это должно решаться договором общерусского и польского правительств. Англичане брали на себя дальнейшую помощь снабжением, содействие силами флота в охране черноморских портов. Мак-Киндер обещал также посредничество для переговоров с Пилсудским, дал гарантию, что семьям белогвардейцев будет оказана помощь в эвакуации за границу. Миссия отбыла в Англию, намереваясь вскоре вернуться. Но не вернулась.

По мере поражений белогвардейцев политика Запада все сильнее менялась. Вероятность скорой победы антибольшевистских сил понизилась, а торговля с гигантским российским рынком сулила немалые выгоды. Особенно для того, кто начнет осваивать этот рынок первым. В начале января английский представитель в Верховном экономическом совете Э. Уайз составил меморандум "Экономические аспекты британской политики в отношении России", где доказывалось, что

"продолжение гражданской войны и блокада России отрезает от остального мира громадные продовольственные и сырьевые ресурсы и является одной из главных причин высоких мировых цен".

Он писал, что советская сторона либо вернула, либо скоро вернет основные сырьевые и промышленные области, в связи с чем дальнейшая ее блокада становится невыгодной. 7.01 лорд Керзон распространил меморандум Уайза среди членов британского кабинета, а через неделю Ллойд-Джордж приступил к обсуждению данного вопроса в Верховном совете Антанты. Свои предложения он легкомысленно мотивировал еще и тем, что, "когда будет установлена торговля с Россией, большевизм уйдет". И 16.01 Верховный совет по докладу Уайза постановил "разрешить обмен товарами на основе взаимности между русским народом и союзными и нейтральными странами". Хотя указывалось, что "эти меры не означают перемену в политике союзных правительств по отношению к Советскому правительству", но шаг к признанию Совдепии Запад сделал.

Черчилль через русского представителя в Париже Маклакова сообщал:

"Удержать блокаду не смог бы никто… Предложения Ллойд-Джорджа шли гораздо дальше и вели к неприкрытому признанию большевизма; этому пока удалось помешать".

Со своей стороны, Черчилль заверял, что содействие белым будет продолжаться. Действительно, на поставках и политике британской военной миссии перемена курса до поры до времени не сказывалась. Однако моральный удар был тяжелым, а дипломатическая миссия ринулась в различные закулисные интриги, выискивая «компромиссные» варианты организации русской власти.

И все же соглашение, достигнутое с Мак-Киндером, имело одно важное практическое значение. В результате отступления Кубань и Новороссийск оказались забиты беженцами. Ютились по станицам и городам, Новороссийск был переполнен до отказа. Нахлынувшие сюда люди теснились на чердаках, в подвалах, хозяйственных пристройках. На запасных путях железной дороги вырос целый город из теплушек. Жили в тяжелейших условиях, во множестве умирали от свирепствующего тифа. Поэтому еще в январе, вне зависимости от исхода войны, было решено начать эвакуацию за границу, о которой договорились с англичанами. Деникин определил ее порядок:

"1) больные и раненые воины,

2) семьи военнослужащих,

3) семьи гражданских служащих,

4) прочие — если будет время и место,

5) начальники — последними".

Кроме того, был разрешен свободный выезд за границу за собственный счет всем женщинам, детям и мужчинам непризывного возраста. И британские военные транспорты повезли новую волну русской эмиграции. Их расселяли в Салониках, Принкипо, на Кипре, направляли в Сербию. Разумеется, указанная Деникиным последовательность часто нарушалась — за взятки, по знакомству. Но, с другой стороны, многие из тех, кому было предоставлено преимущественное право эвакуации, не решались ехать. Боялись неизвестности на чужбине, боялись покинуть родную землю, боялись навсегда потерять связь с родными, оставшимися в армии. И всячески оттягивали выезд, надеясь на лучшее, жадно ловя сведения и слухи о малейших проблесках на фронте. Пароходы задерживались, уходили с недобором пассажиров. Англичане даже на время прервали эвакуацию — как раз когда белые стали одерживать победы. Хотя те, кто все же выехал из Новороссийска, несмотря на все тяготы эмиграции, могли считать себя относительными «счастливчиками». С белой Россией еще считались, поэтому размещали их хотя бы с минимальными удобствами. И в местах своего расселения они еще имели возможность найти работу…

В тылах деникинской армий хватало и других проблем. В Екате-ринодаре продолжал шуметь и бушевать Верховный Казачий Круг. К середине февраля наконец-то сформировалось коалиционное Южнорусское правительство "по соглашению главнокомандующего Вооруженными силами Юга России с демократическим представительством Дона, Кубани и Терека". Но Верховный Круг отнесся к нему недоброжелательно, а кубанское правительство особым постановлением отказалось признавать компетенцию новой власти на своей территории. Его представитель Иванес заявил:

"К опубликованному списку министров кубанское правительство не может относиться иначе, как к Особому Совещанию". Кубанская фракция Круга немедленно поставила задачу "свалить кабинет Мельникова".

Стремительно разлагалась вся Кубань. Пополнения отсюда на фронт совершенно прекратились. На этой почве донская фракция Круга разругалась с кубанской вплоть до ультиматума, поставленного 23.02:

"Если кубанцы не намерены воевать с большевиками, то пусть они прямо скажут донцам, которые в этом случае оставляют за собой свободу действий".

После фракционного заседания кубанцы объявили "нынешнее заболевание" Кубани «аналогичным» прошлогоднему на Дону и признали необходимым бороться с ним, разрешив даже посылку донских карательных отрядов в их станицы, чтобы заставить казаков выйти на фронт. Однако сделать это оказалось почти невозможно. Делу не помогло и назначение командующим прежнего казачьего кумира Шкуро. Поскольку он держал сторону единства с Деникиным, местные лидеры повели против него усиленную агитацию, припоминая ему все грехи, на которые раньше глядели сквозь пальцы и даже признавали «доблестью», как, например, богатую добычу его казаков в Екатеринославе.

Но и самих самостийников, начавших это разложение, тоже уже никто не слушал. Атаман Букретов вернулся из объезда станиц совершенно ошарашенный, встретив вместо традиционных почестей картину хаоса, разгула и грубых выходок. Вместо приветствий и хлеба-соли пьяный в стельку станичный атаман позволял себе снисходительно хлопать генерала по плечу… Совершенно обнаглели кубанские «зеленые», нападая на белые тылы и сообщения с Новороссийском. Их предводители Пилюк и Савицкий заключили наивный договор с какими-то мелкими большевистскими агентами

"ответственными представителями Советской власти о признании ею независимости казачьих земель, как условия заключения мира".

149
Перейти на страницу:
Мир литературы