Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 128
- Предыдущая
- 128/230
- Следующая
Черчилль знал, кого выбрать посланцем, чтобы выразить свое отношение к Белому Движению. Хольман оказался честным и смелым солдатом, сумевшим быстро сойтись с Деникиным и близко принять к сердцу судьбы России. Работал с полной самоотдачей, отнюдь не старался держаться в рамках официальных инструкций. Торопил приход транспортов со снабжением. Чтобы обеспечить поддержку деникинцев с моря, не останавливался перед использованием личных знакомств с флотскими начальниками. Будучи летчиком, сам принимал участие в воздушных боях. Черчиллю он докладывал, что,
"познав истинную природу большевизма, готов скорее стать в ряды армии юга рядовым добровольцем, чем вступить в сношения с большевиками…".
Совсем иначе вело себя английское дипломатическое представительство во главе с ген. Кизом, подчиненное министерству иностранных дел. Открытостью и прямотой здесь не пахло. Его сотрудники старательно совали нос во все политические интриги, которыми так богат был белый Юг, участвовали в различных совещаниях и консультациях, конструирующих мертворожденные проекты российской власти. В отношениях с белым командованием дипломатические представители отражали линию своего правительства, которая после поражений Колчака становилась все более неблагоприятной. Ллойд-Джордж говорил:
"Я не жалею об оказании нами помощи России, но мы не можем тратить огромные средства на участие в бесконечной гражданской войне… Большевизм не может быть побежден оружием, и нам нужно прибегнуть к другим способам, чтобы восстановить мир и изменить систему управления в несчастной России".
(Что касается осведомленности британского премьера в русских делах ее, четко характеризует фраза, высказанная им в парламенте: "Мы должны поддерживать генерала Деникина, адмирала Колчака и генерала Харькова…")
Вновь поднимался проект конференции на Принцевых островах, чтобы помирить большевиков с белыми. Ллойд-Джордж высказывал мудрое предположение, что
"с наступлением зимы все существующие в России правительства несколько одумаются, и тогда все великие державы будут иметь возможность предложить вновь свое посредничество, дабы в России установились наконец порядок и спокойствие…"
Политика Франции была еще более бестолковой и запутанной. С одной стороны, ее правительство определенно держало сторону белых из-за боязни альянса большевиков с Германией. Волна германофильских настроений, поднявшаяся на русском Юге после сомнительного поведения французов в Одессе и Крыму, вызвала в Париже серьезное беспокойство. Россия требовалась Франции в качестве континентальной союзницы. Но все это было на словах, а едва доходило до дела, оно тормозилось мелочными зацепками. Так, глава делегации в Париже ген. Драгомиров после встречи с премьер-министром докладывал Деникину:
"Клемансо в конце концов несколько раз объявил, что будет оказывать нам всякую помощь, но не людьми. От «людей» я поспешил отказаться, а настаивал на скорейшей моральной поддержке путем немедленного формального признания правительства Колчака и принятия наших представителей в сонм официальных послов других держав. На это я ответа не получил…"
Естественно, ведь признать — значило бы принять Россию в состав стран-победительниц, допустить ее к устройству послевоенной Европы и уделить ей часть плодов победы.
Хотя Франция была богаче других стран оставшимся от войны имуществом, но уступить часть этой завали белогвардейцам она не желала. Меркантильно боялась продешевить, поднимая вопрос о "компенсациях экономического характера". А прислав два парохода с ничтожным количеством грузов, тут же потребовала от Деникина поставить на соответствующую сумму пшеницу. Для Вооруженных сил Юга России, нуждавшихся буквально во всем, такой товарообмен был неприемлем. Параллельно с Деникиным Франция все еще пыталась делать ставку на Петлюру постоянно битого и не имеющего за собой серьезной силы. Зато после освобождения белогвардейцами Крыма и Одессы французы внезапно вспомнили о своей старой конвенции с англичанами насчет "сфер влияния" и послали в русские порты свои паспортные бюро. Уведомив Деникина, что "контроль над пассажирами, следующими во все порты на запад от Азовского моря, будет осуществляться французскими властями". В ответ было заявлено о недопустимости подобных вмешательств, и что на территории России контроль будут осуществлять русские власти. Штаб ген. Франше д'Эспре поспешил свести конфликт к «недоразумению». Французов допустили на побережье, но лишь для контроля лиц, выезжающих в Константинополь, в зону их оккупации.
При Деникине французским представителем состоял полковник Корбейль, но он действовал только в качестве передаточного звена между белой Ставкой и Константинополем или Парижем. Большие надежды возлагались на приезд осенью миссии ген. Манжена, в задачу которой, согласно верительным грамогам, входило "облегчить сношения между Добровольческой армией и французским командованием для пользы прогивобольшевистской борьбы и укрепления связей, соединяющих издавна Францию и Россию".
Надежды не оправдались. Деятельность миссии свелась к работе осведомительского и консультативного характера, нудным и отвлеченным переговорам, не имеющим конкретного выхода. Что касается Америки, то в ней сильны были тенденции вовсе отойти от европейской кутерьмы и замкнуться в сфере собственных интересов, как до войны.
В мировом сообществе имелись и радикальные проекты борьбы с коммунизмом. Например, предлагалось допустить Германию и Японию покончить с большевиками, предоставив им за это экономические выгоды в России. Сторонники плана подчеркивали, что разгромленная Германия не в состоянии уплатить наложенных на нее репараций, если ей не дать такого средства восстановления (за русский счет) — словом, убивались два зайца. Но против усиления немцев категорически выступала Франция, а японцев — США (интересно, что в политических прогнозах того времени, и французских, и немецких, предсказывалась возможность возникновения в будущем союза Германия — Россия — Япония или Германия — Россия — Япония — Италия).
Естественным союзником белогвардейцев казалась Польша, имевшая вторую по численности армию в Европе (после большевиков) и находящаяся в состоянии войны с Совдепйей. И Деникин относился к ней как к союзнице. Едва установилось сообщение, отправил на родину польскую бригаду Зелинского, сформированную на Кубани. Военные и гражданские власти шли навстречу пожеланиям поляков, стремящихся уехать домой, помогали вернуться беженцам и пленным мировой войны. В общем-то и наступление белых на Киев имело целью соединиться с войсками Пилсудского, что освободило бы всю западную часть фронта для удара на Москву, надежно обеспечив левый фланг белых. Кроме того, это соединение открыло бы железнодорожное сообщение с Западной Европой.
Но какие-либо попытки установить связь с Варшавой кончались неудачей. Послания оставались без ответа. Обещанная польским генштабом еще в начале 19-го миссия так и не появилась, а от посланного в Варшаву русского представителя полковника Долинского не было никаких известий. Наконец, только в сентябре в Таганрог явилась миссия во главе с ген. Карницким. Ей была устроена торжественная встреча. Однако на восторженные приветствия Карницкий ответил более чем сухо. А его начальник штаба майор Пшездецкий на банкете недоуменно спрашивал русского соседа по столу о причинах радушия "Судя по речам, здесь чествуют союзников. Но поляки еще не союзники…"
Через несколько дней он просил полковника Нолькена, заведовавшего в Ставке связью с иностранцами, довести до сведения высших чинов, что русские неверно поняли, будто между Россией и Польшей заключен союз, называя это "недоразумением".
Тем временем военные действия на польском фронте внезапно прекратились. На встревоженные запросы Деникина Карницкий сначала отвечал, что по чисто военным соображениям заключено трехнедельное перемирие, которое уже кончается. Потом стали объяснять отвлечением войск в Силезию из-за осложнений с немцами. Потом — достижением своих границ, дальше которых лежат русские земли. Переговоры с миссией Карницкого, длившиеся несколько месяцев, не дали никаких результатов. Стороны говорили на разных языках. Поляков интересовал только территориальный вопрос. Вообще Пилсудский претендовал на границы "Речи Посполитой", включая Курляндию, Литву, Белоруссию, часть Украины. Деникину столь неумеренные требования не предъявлялись, но постоянно демонстрировались карты "земель польского расселения", доходившего до Киева и Одессы, предлагалось высказать свой взгляд на судьбы тех или иных областей. Он же настаивал на несвоевременности территориальных споров в условиях войны, необходимости удовлетвориться временной границей, а окончательное решение отложить до мирного времени и избрания общерусского правительства. Белая сторона делала основной упор на возобновлении боевых действий.
- Предыдущая
- 128/230
- Следующая
