Взломщик, который изучал Спинозу - Блок Лоуренс - Страница 32

• Предыдущая
• 32/42
• Следующая

– Пойду сварю кофе, – сказала Дениз. – Но, может быть, мисс Кайзер хочет поесть?

– Нет, спасибо. Последнее время у меня что-то пропадает аппетит. Говорят, у женщин это часто бывает в почтенном возрасте.

Я мог бы прекрасно позабавиться, наблюдая, как они пикируются, если бы эти женщины не были самыми близкими мне людьми. Но сейчас они прекрасно обходились без меня, им не нужен был судья, ни одна не вела в счете. Им доставляло удовольствие просто посылать мяч и отбивать его. Джаред на целый день ушел из дома. С его стороны это было разумно.

Ровно в два часа зазвонил телефон. Я взял трубку и через секунду услышал знакомый голос. Я кивнул Каролин и передал ей трубку.

– Джентльмен, которому вы звоните, еще не пришел, – сказала она. – Перезвоните, пожалуйста, ровно через пятнадцать минут.

Она положила трубку, посмотрела на меня. Я взял дипломат и встал.

– Я пошел. Ты запомнила, что надо сказать, когда он перезвонит?

– Ага. Он должен пойти в кафе «Сквирс» на углу Мэдисон-авеню и Семьдесят девятой. Занять там самый дальний от двери столик и ждать тебя. Ты либо придешь, либо позвонишь в кафе и попросишь позвать мистера Мэдисона, то есть назовешь фамилию по названию авеню.

– А если он спросит о монете?..

– Скажу, что она у тебя.

– Хорошо.

– Вы меня во что-то впутываете, – вмешалась Дениз. – Ты так и не бросил свое прежнее ремесло, Берни? Верно говорят, горбатого могила исправит. Тигр тоже до смерти полосатый. И преступник не желает отказываться от полосатого халата.

– В тюрьмах больше не носят полосатых халатов.

– Не носят? Вот жалость! Они придают фигуре удивительную стройность. Однако ты знаешь, что там носят и чего не носят. Еще бы, тюрьма тебе как дом родной... Значит, крадем потихоньку? Может, еще и убиваем, а? – Дениз перешла на Каролин. – А вы, милочка, кем при нем? Уж не оруженосцем ли?

– Каролин тебе все объяснит, – бросил я на ходу.

Каролин я не завидовал.

Черт, сколько денег приходится гробить, подумал я, останавливая третье в тот день такси на углу Восемнадцатой улицы и Девятой авеню. Время было рассчитано точно. В два пятнадцать я вылез из машины напротив тяжелых чугунных ворот, на которых значился № 442 1/2. В этот самый момент он должен быть на телефоне. Очевидно, так оно и было, потому что десять минут спустя дверца в воротах открылась, и оттуда вышел Герберт Франклин Колкэннон. Я стоял в тени подъезда, где меня не было видно, но он даже не посмотрел в мою сторону, а, повернув налево, зашагал к Десятой авеню, чтобы поймать такси, или, может быть, у него была там припаркована машина.

Я подождал, пока он свернет за угол, и легкой рысцой пересек улицу. На ногах у меня были «пумы», пусть чрезмерно широкие. Стоял яркий солнечный день, по улице сновали прохожие, но это меня нисколько не беспокоило. Я знал, который из моих ключей-отмычек подходит к замку на дверце, так как запомнил это с того вечера вторника, и держал ключ наготове. Отпереть замок и запереть его за собой было делом нескольких секунд.

Резиновых перчаток на этот раз я не взял: отпечатки пальцев меня тоже не беспокоили. Если дело сорвется, то мне будет не до отпечатков. Если выгорит, то всем другим тоже будет не до них.

Войдя в арку, я открыл дипломат и достал пистолет. Неприятные штуковины, эти пистолеты. Тот, который был у меня в руке, как и положено, переливался синеватым блеском, но я не чувствовал холодящей тяжести металла. Пистолет был из какой-то пластмассы, с таким и в самолет пройдешь. Я сжал рукоятку поудобнее, проверил заряд и пошел вперед.

Я держал пистолет наготове на тот случай, если во внутреннем дворе прогуливается Астрид. Эту сучку приучили кидаться на людей, а меня кидаться на собак не приучили. Выйдя из-под арки, я огляделся.

Никакой Астрид не было видно. Вообще ни одной живой души. Я сунул пистолет за пояс под пиджак и быстро пошел по плиточной дорожке, не глядя ни на тюльпаны с нарциссами, ни на фонтан с полукруглой скамьей.

При таком-то дворике что еще человеку надо? Зачем ему гоняться за какой-то паршивой монетой? Правда, это райское местечко, может быть, принадлежит не ему, а владельцу одного из двух выходящих на улицу домов, но посидеть-то здесь ему вряд ли запрещают. Поднявшись по ступенькам крыльца, я позвонил. Да, Колкэннон ушел, но откуда мне знать, один ли он был. Я приложил ухо к двери и услышал собачий лай, который я услышал бы, и никуда не прикладывая ухо. Потом послышался какой-то грохот, как будто с лестницы скатился комод или огромная овчарка. Лай повторился – громче и пронзительней, Меня и Астрид разделяла дверная перегородка толщиной два дюйма.

Не теряя ни секунды, я начал отпирать замки.

Замки легко поддались в первый раз, а сейчас и подавно. Мои пальцы помнили их устройство. Первый, второй, третий – и вся дверь отперта, может быть, даже быстрее, чем я об этом рассказываю. Если паче чаяния кто-нибудь и выглянул из окна дома напротив, он не заметил бы ничего подозрительного.

Повернув ручку, я приоткрыл дверь на полдюйма. Собака заливалась лаем, буквально захлебывалась от бешенства – так по крайней мере мне казалось.

Я вытащил пистолет из-за пояса, проверил заряд.

Была ли у меня возможность не делать этого? Не лучше ли запереть дверь и убраться подобру-поздорову? Может быть, мы нашли бы с Колкэнноном общий язык – там, в кафе на углу Мэдисон и Семьдесят девятой? Может быть, мы...

Не дрейфь, Роденбарр!

Я поднял правую руку с пистолетом, левой взялся за ручку двери и одним толчком раскрыл ее настежь. Огромный черный, оскаливший клыки зверь инстинктивно отпрянул, но тут же изготовился к прыжку.

Я прицелился и нажал на курок.

Шприц попал точно в то место, куда я целил – над левой передней лапой. У овчарок плотная густая шерсть, да и шприц мог в полете отклониться в сторону. Сначала я подумал, что так оно и случилось, ибо собака, как говорится, и ухом не повела.

Но тут же транквилизатор подействовал, застигнув Астрид в момент толчка. Она отчаянно замолотила в воздухе передними лапами, глаза ее остекленели, пасть беспомощно закрылась. Потом она опустилась на пол, покачнулась, словно маленькая девочка на высоких каблуках, и, жалобно заскулив, повалилась набок.

Как слушают пульс у собак? Я попытался это сделать, нащупывая запястье на лапе, хотя у собак это называется, наверное, как-то иначе, но тут же бросил, поняв, что это бессмысленно. Да и какая разница? Если Астрид жива, то через некоторое время проснется. Если же мертва, то ей уже ничем не помочь. Мне же в любом случае надо приступать к тому, что задумал.

Вдобавок времени у меня было не так уж и много. Я взбежал по лестнице. Спальня теперь была в порядке. Листы фанеры прикрывали разбитые стекла в крыше. Пасторальный пейзаж снова висел на стене, а в том месте, где был сделан сейф, я снял с крючка картину – розовощекую пастушку со стадом овец, и положил ее на кровать.

По пути сюда я старался вспомнить код сейфа, но как только пальцы прикоснулись к наборному механизму, я целиком доверился рукам, и руки не подвели. Руки помнили. Они сами набрали код, словно прочитав письмена на стене.

Пять минут спустя, ну от силы десять, я уже вешал пастушку на место. Сделав еще пару дел, я перешел в библиотеку, где на письменном столе красовался сделанный под старину тяжелый бронзовый телефон. Присев к столу, я позвонил в галерею «Нэрроубэк», доложил о ходе операции. Каролин, в свою очередь, сообщила, что Колкэннон из кафе на углу Мэдисон и Семьдесят девятой не звонил. Я спросил, когда очухается Астрид.

– Понятия не имею, – ответила Каролин. – Я эту пушку купила по случаю, думала, может пригодиться, но сама ни разу ею не пользовалась. Думала, она и тебе не понадобится. Астрид – настоящая леди, даже не рычит, когда я ее купаю.

– Эта леди чуть не перегрызла мне глотку.

– Наверное, она охраняла свою территорию. В другом месте была бы паинькой.

• Предыдущая
• 32/42
• Следующая