В погоне за золотом Измира - Блок Лоуренс - Страница 16

• Предыдущая
• 16/34
• Следующая

Роблеса я нашел на третьем этаже запущенного дома, благоухающего запахами стряпни. Комната его напоминала келью ученого-монаха: гора книг и газетных вырезок на столе, книги в углу, пепельница, полная окурков, четыре пустые бутылки из-под вина, тарелка с недоеденной фасолью с рисом, пролежанная койка у стены. Рисунок на линолеуме исчез за многолетними наслоениями грязи. Дверь мне открыл сам Роб-лес, молодой человек с фигурой матадора и бородатой физиономией завсегдатая маршей протеста. Я знал его как активного члена Федерации иберийских анархистов. В Испании анархистов не жаловали, так что мне пришлось убеждать Роблеса, что я не агент гражданской гвардии.

Может, мне не следовало этого делать. Если в он принял меня за сотрудника секретной полиции, то, скорее всего, согласился бы сотрудничать со мной. Я же сказал правду, чем поверг его в ужас. Взгляд его то и дело возвращался к двери. Он словно ждал, что она вот-вот распахнется и вошедшие стражи закона препроводят нас обоих в тюрьму.

— Что тебе нужно? — вновь и вновь спрашивал он. — Почему ты пришел ко мне?

— Я должен попасть в Турцию, — объяснял я.

— Я тебе не самолет. Это небезопасно. Ты должен уйти.

— Мне нужна ваша помощь.

— Моя помощь? — он уставился в пол. — Я не могу тебе помочь. Всюду полиция. И я не могу оставить тебя здесь. Нет места. Одна маленькая кровать, и я сам сплю на ней. Я не могу оставить тебя здесь.

— Я хочу выбраться из Испании.

— Я тоже. И многие другие. Я мог бы заработать в Америке кучу денег. Я мог бы стать парикмахером Джекки Кеннеди.

— Извините?

— Я бы укладывал ее волосы и сколотил бы на этом целое состояние.

— Я не думаю...

— Вместо этого я гнию в Мадриде, — он подергал бороду. — Я мог бы укладывать волосы Джекки Кеннеди и зарабатывать на этом хорошие деньги. Или Берд Джонсон. Ты парикмахер?

— Нет.

— Я не завтракал. Внизу есть кафе, туда ты идти не можешь. Тебя застрелят на улице, как собаку. Ты говоришь по-испански?

Мы с самого начала говорили по-испански. У меня возникли подозрения, что Роблес спятил.

— Есть еще кафе. Там меня знают. И не кормят в кредит.

В какой уж раз он посмотрел на дверь. Его страх начал передаваться мне. В любой момент могли зайти солдаты гражданской гвардии и перестрелять нас как парикмахеров.

— У меня нет денег, — признался Роблес.

Я дал ему испанские деньги и попросил принести завтрак для нас двоих. Он схватил банкноты, посмотрел на дверь, нервно закурил, сделал несколько затяжек, сбросил пепел на пол, упал на кушетку.

— Если я закажу завтрак на двоих, они подумают, что у меня кто-то есть.

— Скажите им, что у вас женщина.

— Здесь? В этом хлеву?

— Ну...

— Они меня знают, — он скорчил гримаску. — Они знают, что я не привожу к себе женщин. И ты напрасно пришел. Почему ты покинул Америку. Мейми Эйзенхауэр. Кто укладывает ей волосы?

— Не знаю.

— Из-за тебя столько хлопот. Как нам поесть? Никто не поверит, что ты женщина. У тебя слишком короткие волосы.

Я предложил ему поесть в кафе и принести еду для меня. Он вскочил, обнял меня.

— Ты гений, — вскричал он. — Ты нас спасаешь. Когда он ушел, я попытался запереть дверь. Но замок сломали и не удосужились починить. Я сел на кровать, прочитал плохонький перевод на испанский сборника трудов Кропоткина. Чувствовалось, что у Роблеса это настольная книга. Тут и там он что-то подчеркивал, но почему-то всякую ерунду, а не основополагающие цитаты.

Он вернулся со сладкими рогаликами и бумажным стаканчиком кофе. Пока я ел, рассказывал о том, что он слупил в кафе яичницу на четыре яйца с ветчиной, тарелку фасоли с рисом и персиками, запил все свежевыжатым соком. Я же давился рогаликами и запивал их отвратительным кофе.

— Я постараюсь найти вторую кровать, — добавил он. — Если не получится, ты сможешь лечь на полу. Мой дом — твой дом.

— Я надолго не задержусь.

— Но ты должен задержаться! На улицах небезопасно. Они застрелят тебя, как собаку, — он радостно улыбнулся. — Ты можешь оставаться, пока у тебя есть деньги.

— Ясно.

— У тебя много денег?

— Жалкие гроши.

Он опять посмотрел на дверь.

— С другой стороны, спать на полу не сахар. И находиться тут тебе нельзя. Каждый день приходят полицейские и бьют меня. Ты мне веришь?

— Конечно.

— Правда? Тебе следовало остаться в Америке. Что тебе от меня надо?

— Несколько часов покоя. Я хочу побыть в вашей комнате несколько часов, чтобы потом вы отвели меня к человеку, который поможет мне выбраться из Испании.

— Ты поедешь в Португалию?

— Нет. Во Францию.

— Ага. Так ты хочешь, чтобы я ушел?

— Да.

— Почему?

— Я хочу поспать.

— На моей кровати?

— Да.

— Это негигиенично.

Я достал из бумажника несколько испанских банкнот.

— Вы можете провести эти часы в кинотеатре.

Его как ветром сдуло. Я закрыл дверь, пожалел об отсутствии работающего замка. Подошел к окну, опустил жалюзи. Изрядно поломанные. Через дыру в жалюзи посмотрел в окно комнаты дома напротив. Довольно-таки полная девица с длинными черными волосами одевалась. Какое-то время я наблюдал за ней, потом вернулся к кровати Эстебана, открыл черный «дипломат». «Подарок судьбы», — подумал я. Идеальный набор для выживания, столь необходимый человеку в бегах. Чего в нем только не было: деньги, паспорта и документы, такие секретные, что я и представить себе не мог, что в них прописано.

Помимо невразумительной записки, которую ее автор запамятовал подписать, я нашел в «дипломате» толстый свитер с ярлыком лондонского магазина, пару нижнего белья, полушерстяные носки, безопасную бритву без лезвий, зубную щетку, жестянку с зубным порошком ливерпульской фирмы и японский шелковый галстук с вышитой яхтой. В конверте из плотной бумаги лежали три пачки денег, аккуратно перехваченные резинкой: двести английских фунтов, сто пятьдесят долларов США и чуть больше двух тысяч швейцарских франков. В другом конверте я обнаружил три паспорта. Американский, выданный Уильяму Алану Трайнору, британский, его владельца звали Р. Кеннет Лейден, и швейцарский, принадлежащий Хенри Бохму. В каждом имелась фотография высокого мужчины. На американский паспорт он фотографировался в очках, на два других — без оных.

Третий конверт, запечатанный липкой лентой, хранил таинственные документы. Они, вероятно, являлись тем «товаром», который мне следовало доставить «по назначению». Я попытался подковырнуть ленту ногтем, в той же манере, как Джеймс Бонд открывал пачку сигарет. Из этого ничего не вышло, поэтому в тиши дублинского сортира просто сорвал ленту и просмотрел содержимое третьего конверта. Что там лежали за бумаги, я так и не понял. Сие осталось для меня тайной и в конуре Эстебана Роблеса.

Шесть фотокопий чертежей. Чего? Я не имел об этом ни малейшего понятия. Десяток листков, испещренных буквами и цифрами. Вероятно, кодированные записи. Еще листки, с какими-то графиками. Конфиденциальная информация, кем-то украденная и кому-то предназначающаяся. Украденная у кого? Кому предназначенная? И содержащая что?

Когда я впервые вскрыл конверт, меня это особо не волновало. Я убрал все в «дипломат», поймал такси и попросил отвезти меня в аэропорт Дублина. До утра рейсов на континент не предвиделось. Но я мог улететь в Лондон, а оттуда в Париж. В тот момент в Лондон меня не тянуло. По американскому паспорту я купил билет до Мадрида, расплатился долларами. Оставил «дипломат» в камере хранения и вернулся в город. В бюро находок на автовокзале сказал, что оставил в автобусе очки, и полюбопытствовал, не принесли ли их сюда. Мне принесли пять пар. Я, конечно, предпочел бы перемерить их все, чтобы найти те, в которых мог что-то видеть, но такое поведение могло вызвать подозрения. Поэтому я взял очки, похожие на те, в которых фотографировался Уильям Алан Трайнор на американский паспорт, поблагодарил служителя и отбыл.

• Предыдущая
• 16/34
• Следующая