Милосердные сестры - Палмер Майкл - Страница 34
- Предыдущая
- 34/71
- Следующая
– Возможно, мы поможем им перевести "Союз ради жизни" на эсперанто, – предложил кто-то.
Директора начали смеяться над этим предложением, но тут в комнату вошла Пегги Доннер, и все сразу смолкли.
В наступившей тишине Пегги оглядела каждую женщину, и недовольное выражение ее лица сменилось гордостью. Это были самые любимые из нескольких тысяч ее детей.
– Ничто не поднимает мне настроение так, как новая встреча с вами. Прошу прощения за опоздание. – Она направилась к столу, но внезапно остановилась возле огромного букета георгин, и на ее губах заиграла таинственная улыбка. Затем она сорвала белоснежно чистый бутон и задумчиво положила его на ладонь. Наконец, посмотрев на Барбару, которая подтвердила, что настал ее черед выступать, Пегги повела заседание:
– Прошло почти сорок лет... – гипнотически зазвучал ее голос, – сорок лет, ... с тех пор, как я с четырьмя сестрами образовала тайное общество, которое превратилось в наш «Союз». Недавно одна из этих сестер, Шарлотта Томас, скончалась в Бостонской больнице. Она была Шарлотта Уинтроп, когда мы встретились впервые. Простая студентка, готовящаяся стать сестрой, но полная сил, такая необычная... Активно участвовала в нашем движении больше десяти лет, и за это время сделала не меньше любой из нас для становления нашей замечательной организации.
– У нее обнаружилась неизлечимая болезнь, усугубленная пролежнем, и она выразила мне настоятельное желание умереть свободной. Она высказала это желание также своему лечащему врачу, но, как это часто бывает, тот остался глух к ее мольбам и прибег к самым радикальным методам лечения, превратив ее жизнь в сплошную агонию. – Несколько дней назад я позвонила одной, исключительной по своим достоинствам, молодой сестре нашего Союза, Кристине Билл, и попросила ее дать оценку для представления дела Шарлотты нашему региональному контрольному комитету. По многим причинам как личного, так и профессионального характера я не смогла сделать этого сама. Комитет утвердил и рекомендовал внутривенный морфин. Вследствие ряда непредвиденных и неблагоприятных обстоятельств было проведено Исключительно тщательное вскрытие трупа и обнаружен критически высокий уровень морфина в ее крови.
Сестры сидели, как пораженные, слушая Пегги, описывающую подробности расследования Докерти в твидовском амфитеатре. Рассказывая, она расхаживала взад и вперед, рассеянно теребя цветок. Ее тон оставался ровным и спокойным, а речь носила характер изложения одних лишь фактов. И только когда она заговорила о Дэвиде Шелтоне, ее слова окрасились эмоциями. Она детально остановилась на его биографии, сделав упор на трудности, с которыми он сталкивался, когда злоупотреблял алкоголем и наркотиками. На ее лице мелькнуло даже отвращение.
– Сбившийся с пути молодой человек, – категорически добавила она. – Он сделает медицине большое одолжение, если оставит ее.
Стараясь подыскать нужные слова, Пегги убыстрила шаги.
– Мои сестры, – мрачно произнесла она, – прошло свыше двадцати лет с тех пор, как были учреждены наши региональные контрольные комитеты. За это время больше трех с половиной тысяч случаев было рассмотрено без малейшего намека на наше... или чье-либо еще участие. Есть все основания полагать, что ситуация, сложившаяся в Бостоне, впредь нигде не повторится. Но что произошло, то произошло. Я находилась постоянно с лейтенантом Докерти с самого начала его расследования. Хотя он подозревает этого Шелтона в смерти Шарлотты, но все же сомневается. Он все больше и больше узнает об особых отношениях, установившихся между Кристиной Билл и Шарлоттой. Он упомянул даже о возможности ее допроса на детекторе лжи. Я ни за что не допущу этого. В первый раз сидящие за большим столом обменялись беспокойными взглядами. Никто из них не видел, чтобы она теряла над собой контроль. Атмосфера в комнате понемногу накалялась.
– Мы все принадлежим к одной организации, которая связала нас воедино, – продолжала Пегги. – Наши узы священны и нерасторжимы, словно скреплены кровью. Когда одна из нас страдает, все должны разделить ее боль. Когда одной угрожает опасность, как Кристине сейчас, все должны броситься ей на помощь. Я и каждая из вас должны добиться максимального от наших сестер. Мы должны защитить ее! – голос женщины сорвался на удушливый, почти отчаянный крик. Она замолчала, остановившись у окна. Стало так тихо, что были слышны удары тяжелых капель о стекло. Беспокойство сидящих за столом усилилось, уступив место дурным предчувствиям. Смятые лепестки цветка выпали из руки Пегги.
– Пегги, благодарю тебя, – произнесла Барбара Литтлджон, пытаясь взять ведение собрания в свои руки. – Ты прекрасно знаешь, что все мы разделяем твои взгляды и твое отношение к движению. Мы определенно окажем Кристине Билл посильную поддержку, – уверенно произнесла она, особо не надеясь, однако, что Пегги, откажется от задуманного. Отсутствующий взгляд Пегги подтверждал ее опасения.
– Я хочу, чтобы этого человека признали виновным, – сквозь стиснутые зубы едва слышно произнесла Пегги.
Женщины изумленно уставились на нее. Дотти Дельримпл закрыла лицо руками.
– О чем ты говоришь? – первой опомнилась Сюзан Бергер. В ее голосе слышались недоверие и гнев одновременно.
Пегги уставилась на нее, но Сюзан стойко выдержала этот взгляд.
– Сюзан, я хочу снять подозрения с Кристины Билл. Нет необходимости объяснять тебе, что может случиться с ней или с нашим Союзом, если полиция расколет ее. Наша работа слишком важна. Я хочу, чтобы совет принял любые меры предосторожности, которые необходимы для защиты Кристины и наших интересов. При небольшой ловкости, я уверена, мы убедим полицию в виновности доктора Шелтона. Учитывая его прошлое, самое большее, что может грозить ему – несколько месяцев во второразрядной больнице да отлучение на пару лет от ящика с лекарствами. По-моему, это невысокая цена за...
– Пегги, я с этим не согласна, – возразила. Руфь Серафини. – Мне наплевать на то, что натворил этот Шелтон. То, что мы собираемся сделать, противоречит достойной жизни человека... совершенно противоречит тому, за что мы боремся. – Ее возвышенные слова вызвали гул одобрения и поддержки некоторых членов! Серафини обвела взглядом сидевших за столом. Из пятнадцати женщин семь поддержат Пегги, о чем бы та не просила. А остальные? Голосование будет почти равным. Руфь решила идти напролом. – Что если мы оставим все, как есть, и посмотрим, как станут развиваться события? Если надо, мы можем снабдить Кристину Билл деньгами, адвокатами... всем необходимым. Но в данный момент нет даже уверенности, что...
– Нет! – Слово прозвучало как удар хлыста, и Руфь Серафини попятилась от глаз Пегги, словно это были копья, направленные в ее грудь. – Разве ты не понимаешь? – продолжала наседать Пегги. – Пройдет совсем немного времени, и Кристина расскажет им о нас, как бы она ни сопротивлялась. Разве вы не представляете, как пресса все исказит? Для нас это конец. Я никогда не допущу этого! – Она швырнула измятый цветок на стол и отвернулась к окну, тяжело дыша. Какое-то время слышалось ее затрудненное дыхание да причудливая музыка осеннего урагана. Но когда Пегги обернулась, на ее лице была улыбка.
– Сестры, – мягко произнесла она, – год назад я представила план, в соответствии с которым решила, что мы должны наконец объявить общественности о нашем существовании и священной задаче, стоящей перед нами. Располагая многими тысячами катушек с магнитофонными записями, на которых записаны слова самых уважаемых в мире медицинских сестер, я считаю, что мы можем развернуть такую широкую кампанию, что тем, кто противится нашей идее, ничего другого не останется, как согласиться. Это явится достойным завершением дела всей нашей жизни, вашей и моей.
– Согласно нашей процедуре, я представила свое предложение на голосование и потерпела поражение. Следовательно, я была вынуждена подчиниться требованиям нашего "Союза". Однако, обещаю вам, что если сегодня мы не защитим эту женщину от угроз, я обнародую свой план. Пусть будет лучше так, чем полиция и пресса представят "Союз" в сенсационном, вульгарном и искаженном виде. Я предам гласности магнитофонные записи. Они у меня есть, все. И я сделаю это!
- Предыдущая
- 34/71
- Следующая
