Билет на погост - Блок Лоуренс - Страница 24
- Предыдущая
- 24/59
- Следующая
— Они спустили все свои деньги, — объяснил его друг, — прежде чем успели добраться сюда, в наши трущобы. А этот господин не таков, он знает цену деньгам.
Я прошел пешком весь Бродвей из конца в конец, но только один раз мне представился случай заплатить деньги. Почти сразу же мне удалось получить конкретную информацию, так что определенный прогресс был явно налицо. Теперь я точно знал, где он жил в Нью-Йорке до двадцать четвертого августа. Я узнал также, что Мотли выдавал себя за другого, а из этого следовал вывод, что он был нечист на руку — зачем честному человеку представляться вымышленным именем?
Что было еще более важно — я установил, что по сделанному Галиндесом портрету действительно можно было узнать Мотли. Правда, прическа его оказалась более короткой, однако за это время волосы могли успеть отрасти. В принципе он мог завести бакенбарды или отпустить усы или бороду, но скорее всего не сделал этого, так как через шесть недель после освобождения еще не пытался отпустить их.
Когда я завершил обход Бродвея и вернулся к «Бреттон-Холлу», ноги мои налились свинцовой тяжестью. И неудивительно — я исходил мили, разговаривая об одном и том же с многими десятками людей, и в подавляющем большинстве случаев толку от этого — как будто с деревом разговариваешь. Только один раз мне улыбнулась удача в тот день; ну что же, для меня это было в порядке вещей. Когда собираешься заняться подобным сбором сведений — полицейские называют это «стучаться в двери», — нужно быть готовым к тому, что девяносто пять процентов усилий — и это при самом благоприятном стечении обстоятельств — будет потрачено впустую, и только пять дадут какой-нибудь результат. Ну что же, без девяноста пяти не добраться до пяти. Это напоминает стрельбу по уткам из дробовика — почти все дробинки пролетают мимо цели, зато хоть одна, но попадет почти наверняка. А из «двадцать второго калибра» попасть практически невозможно — цель мала, а небо вокруг нее необъятно.
На автобусе я добрался к себе в отель, поднялся в номер и первым делом включил телевизор. Сражались две школьные команды; вокруг игрока одной из них царило небывалое оживление, и каждый его прорыв встречался дикими криками болельщиков. Я рухнул на диван и вскоре понял, из-за чего такая суета. Парень был белым и к тому же огромных размеров — вполне подходящих, чтобы играть в профессиональный баскетбол. Что-то подсказало мне, что лет через десять его счет в банке будет существенно превышать мой.
Постепенно я провалился в сон, но вскоре меня разбудил телефонный звонок. Открыв глаза, я отключил звук телевизора и поднял трубку.
Звонила Элейн.
— Привет, любимый!.. — прощебетала она. — Я тебе раньше звонила, но мне сказали, что тебя нет дома.
— Мне не оставили никакой записки.
— Я не просила ее оставить, мне только хотелось поблагодарить тебя, и все. Ты просто чудо, хотя, наверное, тебе все наперебой говорят это.
— Нет, далеко не все, — ответил я. — Сегодня мне пришлось переговорить с многими десятками людей, и ни от одного из них я не услышал ничего подобного. Большинство из них не сказали мне даже того, что я сам хотел услышать.
— Чем ты занимался?
— Нашего друга разыскивал. Нашел отель, в котором он жил целый месяц после того, как освободился.
— Где это?
— На какой-то из западных девяностых улиц. Называется отель — «Бенджамин Дэвис»... Сомневаюсь, чтобы ты захотела бы туда с кем-то зайти.
— А если все-таки захочу?
— Лучше не стоит. Портрет наш оказался вполне пригодным, даже просто отличным — это самое важное, что мне удалось установить сегодня.
— Оригинал у тебя?
— Он все еще нужен тебе?
— Конечно. Слушай, что ты делаешь сегодня вечером? Ты не мог бы его занести?
— Я сегодня уже столько отшагал, просто ноги отваливаются.
— Распухли, наверное?
— И к тому же мне надо идти на собрание, — добавил я. — Я позвоню тебе потом, если будет не слишком поздно. А может, и приду, если ты захочешь.
— Отлично!.. — сказала Элейн. — Слушай, Мэтт, это было так замечательно...
— Да, ты права.
— Ты всегда такой романтичный? Должна сказать, что я вполне оценила это.
Положив трубку, я опять включил звук. Игра близилась к концу, так что я определенно проспал довольно долго. Теперь уже азартом сражения и не пахло, но я все-таки досмотрел ее до конца, а затем спустился вниз перекусить.
С собой я прихватил стопку портретов Мотли и пачку визиток в палец толщиной, так что, перекусив, сразу отправился в деловую часть города. Посетив отели и жилые дома в Челси, я двинулся в Виллидж, специально рассчитав время, чтобы успеть на наше собрание, которое на этот раз проводилось на Перри-стрит. В зал набилось человек семьдесят, хотя он мог вместить от силы половину, и все сидячие места были заняты — можно было только стоять, да и то в тесноте. Однако несмотря на это, собрание получилось интересным, а во время перерыва я смог найти свободный стул.
Закончилось оно в десять, и я посетил еще несколько притонов — «По коням!» на Кристофер, «Чаквагон» на Гринвич, а также пару полулегальных кабаков на Вест-стрит. Обычно здесь царила атмосфера мрачноватого уюта, но теперь, с наступлением эпохи СПИДа, я с удивлением обнаружил, что обстановка в них значительно переменилась; связано это было скорее всего с тем, что их грациозные посетители, одетые в воловью кожу и грубую бумажную ткань, непрерывно курившие «Мальборо» и попивавшие дорогие напитки, уже были обречены на смерть в ближайшие месяцы или годы. Вирус завел часы, и теперь мне было гораздо проще смотреть на них спокойно — то ли благодаря этому знанию, то ли вопреки ему.
Туда я пошел, движимый смутным предчувствием. В тот день, когда Мотли так поразил нас своим внезапным появлением в квартире Элейн, он был одет как типичный городской ковбой — вплоть до металлических наконечников на узких туфлях. До «кожаной королевы» ему, конечно, было еще далеко, но вообразить его завсегдатаем подобного заведения я мог без всякого труда: грациозно облокотившегося на что-нибудь, поигрывающего бутылкой пива своими длинными и сильными пальцами и наблюдающего, оценивающего все и вся пустыми, холодными глазами. Я отлично знал, что жертвами Мотли обычно становились женщины, но о подлинных причинах этого мог только догадываться. Если его мало заботило, лежит ли он с живой женщиной или трупом, то какое значение для него мог иметь пол партнера?
Двое владельцев баров в ответ на мои расспросы ответили, что лицо Мотли кажется им знакомым, хотя и не были до конца уверены в этом; в одном из баров на Вест-стрит по выходным дням пропускали только посетителей, одетых в кожу и холщовые рубахи, и в дверях передо мной с многозначительным видом возник местный вышибала и указал на предупреждающий знак.
Ну что же, это была игра по правилам. Я достал фотографию Мотли и поинтересовался, не знает ли он этого человека.
— А что он натворил?
— Несколько человек из-за него в больницу попали.
— У нас бывают, знаете ли, разные посетители. Иной раз с очень буйным норовом.
— У этого норов куда более буйный, чем вы думаете.
— Дайте-ка взглянуть, — сказал он; приподнял солнцезащитные очки и поднес рисунок поближе к глазам. — Да, в самом деле... — вдруг произнес он.
— Вы знаете его?
— Видел несколько раз. Он не из нашей постоянной клиентуры, однако у меня память на лица просто сучья. Как и на другие части тела.
— Он часто бывал у вас?
— Не знаю... раза четыре или пять, наверное. Первый раз я увидел его где-то в первых числах сентября, возможно, чуть раньше. После этого он бывал здесь, эээ... раза четыре. Может, он был и сегодня, не знаю — я заступил на дежурство только в девять часов.
— А как он был одет?
— Не помню... ничего особенного, что могло бы привлечь мое внимание. Джинсы и ботинки, должно быть. Я каждый раз пропускал его, так что одет он был так, как и принято в нашем заведении.
Я задал ему еще несколько малозначительных вопросов, вручил свою визитную карточку и портрет Мотли и добавил, что был бы не прочь зайти вовнутрь и показать такой же рисунок бармену, если, конечно, мой вид не покажется посетителям слишком уж вызывающим.
- Предыдущая
- 24/59
- Следующая
