Сборник стихов - Ахмадулина Белла Ахатовна - Страница 21

Любо мне возвратиться сюда и отпраздновать нежно и скорбно дивный миг, когда живы мы оба: я - на время, а лес - навсегда.

x x x

Я завидую ей - молодой и худой, как рабы на галере: горячей, чем рабыни в гареме, возжигала зрачок золотой

и глядела, как вместе горели две зари по-над невской водой. Это имя, каким назвалась, потому что сама захотела, нарушенье черты и предела и востока незваная власть, так - на северный край чистотела вдруг - персидской сирени напасть.

Но ее и мое имена были схожи основой кромешнойлишь однажды взглянула с усмешкойкак метелью лицо обмела. Что же было мне делать - посмевшей зваться так, как назвали меня?

Я завидую ей - молодой до печали, но до упаданья головою в ладонь, до страданья я завидую ей же - седой в час, когда не прервали свиданья две зари по-над невской водой.

Да, как колокол, грузной, седой, с вещим слухом, окликнутым зовом: то ли голосом чьим-то, то ль звоном, излученным звездой и звездой, с этим неописуемым зобом, полным песни, уже неземной.

Я завидую ей - меж корней, нищей пленнице рая иль ада. О, когда б я была так богата, что мне прелесть оставшихся дней? Но я знаю, какая расплата за судьбу быть не мною, а ей.

ИЗ ЦИКЛА "ЖЕНЩИНЫ И ПОЭТЫ"

Так, значит, как вы делаете, друга? Пораньше встав, пока темно-светло, открыв тетрадь, перо берете в руки и пишете? Как, только и всего?

Нет, у меня - все хуже, все иначе. Свечу истрачу, взор сошлю в окно, как второгодник, не решив задачи. Меж тем в окне уже светло-темно.

Сначала - ночь отчаянья и бденья, потом (вдруг нет?) - неуловимый звук. Тут, впрочем, надо начинать с рожденья, а мне сегодня лень и недосуг.

Теперь о тех, чьи детские портреты вперяют в нас неукротимый взгляд: как в рекруты забритые поэты, те стриженые девочки сидят.

У, чудища, в которых все нечетко! Указка им - лишь наущенье звезд. Не верьте им, что кружева и челка. Под челкой - лоб. Под кружевами - хвост.

И не хотят, а притворятся ловко. Простак любви влюбиться норовит. Грозна, как Дант, а смотрит, как плутовка. Тать мглы ночной, "мне страшно!" говорит.

Муж несравненный! Удели ей ада. Терзай, покинь, всю жизнь себя кори. Ах, как ты глуп! Ей лишь того и надо: дай ей страдать - и хлебом не корми!

Твоя измена ей сподручней ласки. Не позабудь, прижав ее к груди: все, что ты есть, она предаст огласке на столько лет, сколь есть их впереди.

Кто жил на белом свете и мужского был пола, знает, как судьба прочна в нас по утрам: иссохло в горле слово, жить надо снова, ибо ночь прошла.

А та, что спит, смыкая пуще веки, что ей твой ад, когда она в раю? Летит, минуя там, в надзвездном верхе, твой труд, твой долг, твой грех, твою семью.

А все ж - пора. Стыдясь, озябнув, мучась, надела прах вчерашнего пера и - прочь, одна, в бесхитростную участь, жить, где жила, где жить опять пора.

Те, о которых речь, совсем иначе встречают день. В его начальной тьме, о, их глаза - как рысий фосфор, зрячи, и слышно: бьется сильный пульс в уме.

Отважно смотрит! Влюблена в сегодня! Вчерашний день ей не в науку. Ты здесь щи при чем. Ее душа свободна. Ей весело, что листья так желты.

Ей важно, что тоскует звук о звуке. Что ты о ней - ей это все равно. О муке речь. Но в степень этой муки тебе вовек проникнуть не дано.

Ты мучил женщин, ты был смел и волен, вчера шутил - не помнишь нынче, с кем. Отныне будешь, славный муж и воин, там, где Лаура, Беатриче, Керн.

По октябрю, по болдинской аллее уходит вдаль, слезы не уронив, нежнее женщин и мужчин вольнее, чтоб заплатить за тех и за других.

НОЧЬ ПЕРЕД ВЫСТУПЛЕНИЕМ

Сегодня, покуда вы спали, надеюсь, как всадник в дозоре, во тьму я глядела. Я знала, что поздно, куда же я денусь от смерти на сцене, от бренного дела!

Безгрешно рукою водить вдоль бумаги. Писать - это втайне молиться о ком-то. Запеть напоказ - провиниться в обмане, а мне не дано это и неохота.

И все же для вас я удобство обмана. Я знак, я намек на былое, на Сороть, как будто сохранны Марина и Анна и нерасторжимы словесность и совесть.

В гортани моей, неумелой да чистой, жил призвук старинного русского слова. Я призрак двусмысленный и неказистый поэтов, чья жизнь не затеется снова.

За это мне выпало нежности столько, что будет смертельней, коль пуще и больше. Сама по себе я немногого стою. Я старый глагол в современной обложке.

О, только за то, что душа не лукава и бодрствует, благословляя и мучась, не выбирая, где милость, где кара, на время мне посланы жизнь и живучесть.

Но что-то творится меж вами и мною, меж мною и вами, меж всеми, кто живы. Не проще ли нам обойтись тишиною, чтоб губы остались свежи и не лживы?

Но коль невозможно, коль вам так угодно, возьмите мой голос, мой голос последний! Вовеки я буду добра и свободна, пока не уйду от вас сколько-то-летней...

x x x

Ни слова о любви! Но я о ней ни слова, не водятся давно в гортани соловьи. Там пламя посреди пустого небосклона, но даже в ночь луны ни слова о любви!

Луну над головой держать я притерпелась для пущего труда, для возбужденья дум. Но в нынешней луне - бессмысленная прелесть, и стелется Арбат пустыней белых дюн.

Лепечет о любви сестра-поэт-певунья вполглаза покошусь и усмехнусь вполрта. Как зримо возведен из толщи полнолунья чертог для божества, а дверь не заперта.

Как бедный Гоголь худ там, во главе бульвара, и одинок вблизи вселенской полыньи. Столь длительной луны над миром не бывало, сейчас она пройдет. Ни слова о любви!

Так долго я жила, что сердце притупилось, но выжило в бою с невзгодой бытия, и вновь свежим-свежа в нем чья-то власть и милость. Те двое под луной - неужто ты и я?

ОТРЫВОК ИЗ МАЛЕНЬКОЙ ПОЭМЫ

О ПУШКИНЕ

1. ОН И ОНА

Каков? - Таков: как в Африке, курчав и рус, как здесь, где вы и я, где север. Когда влюблен - опасен, зол в речах. Когда весна - хмур, нездоров, рассеян.

Ужасен, если оскорблен. Ревнив. Рожден в Москве. Истоки крови - родом из чуждых пекл, где закипает Нил. Пульс - бешеный. Куда там нильским водам!

Гневить не следует: настигнет и убьет. Когда разгневан - страшно смугл и бледен. Когда железом ранен в жизнь, в живот но стонет, не страшится, кротко бредит.

В глазах - та странность, что белок белей, чем нужно для зрачка, который светел. Негр ремесла, а рыщет вдоль аллей, как вольный франт. Вот так ее и встретил