Анахрон. Книга вторая - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 16

Сигизмунд вдруг схватил ее за руку и пристально посмотрел ей в глаза. Решение все-таки созрело. Где-то в глубинах, минуя верхние слои сознания.

Вика слегка отшатнулась.

— Вы что?..

— Идемте! — сказал он сквозь зубы. — Идемте же. Я вам что-то покажу. Важное.

Сигизмунд даже не ожидал, что эта видеозапись ударит его так больно. Он мгновенно забыл о Вике, о последствиях, которые мог иметь его достаточно рискованный шаг. Он даже о золотой луннице забыл. Лантхильда была рядом — казалось, стоит только протянуть руку… Он с трудом сдерживался, чтобы не окликнуть ее. Вспомнил, как она сама, просматривая эту запись, пыталась вступать с видеоизображением в какие-то переговоры…

Временами это становилось почти невыносимо. Лантхильда бродила по кухне, читала нотации кобелю, трепалась по озо… Какой бес его дернул снимать ее? Неужели он уже тогда знал, что она исчезнет?

Потом Лантхильда начала петь. Рядом с Сигизмундом вдруг судорожно перевела дыхание Вика. Он покосился на нее — Вика сидела напряженная, с распахнутыми глазами. Так и влезла бы в телевизор.

Потом изображение прервалось. Секунд тридцать на экране «шел снег». Затем показались сидящие в обнимку Сигизмунд с Лантхильдой. На Лантхильде была лунница.

Глядя на экран, Сигизмунд неожиданно для себя отметил: каким он, оказывается, был тогда счастливым, сияющим, как молодожен, блин! Сейчас… Да. Сигизмунд-экранный раскрыл рот и, глупо ухмыляясь, произнес:

— Вы видите перед собой, дорогие зрители, спятившего Моржа Сигизмунда Борисовича, генерального директора фирмы «Морена»…

Сигизмунд нажал на «стоп». Вика вздрогнула, как от удара.

— А дальше?

— Дальше неинтересно.

— Пожалуйста! — взмолилась она так истово, что он сунул ей оготиви, а сам ушел на кухню — курить.

Минут через двадцать Вика бочком вошла на кухню. Вид у нее был смущенный и виноватый. Зачем-то протянула Сигизмунду оготиви.

— Я пойду, — сказала она тихо. — Уже поздно.

Он не отреагировал. Курил. Отгонял воспоминание о плачущей перед камерой Лантхильде.

Спохватился, когда Вика уже натягивала сапоги.

— Вы куда?

— Домой. — Она говорила нарочито-бесстрастно.

— Да бросьте вы.

— Мне лучше уйти. — Она посмотрела ему в глаза. Он увидел, что Вика в настоящем смятении.

— Знаете что? — сказал Сигизмунд, берясь за куртку. — Пойдемте прогуляем кобеля. И не надо ничего говорить. Куда вы пойдете? К Аське? Там никакого электрошокера не хватит, чтобы всю их кодлу угомонить.

Она молча вышла с ним во двор. Побродила в сторонке от Сигизмунда по тающему снегу. И когда они уже возвращались, сказала ему негромко:

— Спасибо.

Засыпая, Сигизмунд слышал, как Вика возится за стеной. Он выдал ей постельное белье и показал на «светелку».

Утром, выбравшись на кухню, он увидел Вику. Она стояла у плиты — варила кофе. На Вике была без спроса взятая из шкафа мужская сорочка. Сигизмунд подивился викиной голенастости. Когда она приходила в джинсах, это не так бросалось в глаза.

Нимало не смущаясь своей голоногостью — принято так на Западе, что ли? — Вика повернулась к нему, спокойно улыбнулась.

— А я тут немного похозяйничала. Кофе будете пить?

Сигизмунд поблагодарил, сел за стол.

— Вы завтракаете по утрам? — спросила Вика.

— Честно говоря, нет.

— Плохо. А меня приучили завтракать тостами. Я привезла из Рейкьявика тостер… Надеюсь, аськины упыри его не сломали.

Вика поставила перед Сигизмундом чашку кофе. Он курил и смотрел на Викторию сквозь дым. Видел, что ее спокойная доброжелательность скрывает бешеное волнение. Он вообще много что видел. Сегодня.

— Вы знаете, — начала Вика, усаживаясь с чашкой напротив него, — вчерашняя кассета перевернула все мои представления.

— О Лантхильде?

— Вообще обо всем. В частности, разлетелась в прах моя версия о гениальном, но сумасшедшем филологе. Та девушка, которую я вчера видела… она не сумасшедшая. И не филолог.

— Из чего вы это заключили?

— Понимаете… Предположим, верна моя первая гипотеза. Исключительно одаренный филолог — кстати, сколько ей лет? не больше двадцати? — изучая готский язык, стремится преодолеть вопиющую недостаточность лексического материала. — В викиной речи опять явственно начал проступать акцент. — Понимаете? Очень мало текстов. И тексты очень специфические. Четыре евангелия, да и те не полностью. Фонетика гипотетична. Отчасти восстанавливается на основе изучения латинского произношения готских имен, отчасти — путем применения общих закономерностей развития германских языков. Но только отчасти. Хорошо. Она изучает весь дошедший до нас объем готской лексики. Она дополняет этот недостаточный лексический запас словами родственных языков. Она жестко придерживается какой-то одной, своей, фонетической системы. Заметьте, все это мертвые языки, а ей всего двадцать лет. Спрашивается — когда она успела? Но хорошо, предположим, успела. Она создает этот искусственный язык на базе готского. В конце концов, и нынешний израильский иврит реконструирован… Но ведь она на этом своем языке РАЗГОВАРИВАЕТ. Бегло! Как на родном! — Вика уже почти не владела собой. Глаза у нее разгорелись, волосы словно растрепались. — Хорошо! Предположим! Хотя все эти языки оставляют за бортом кучу понятий, для которых просто надо создавать новые слова.

— Например? — спросил Сигизмунд.

Вика огляделась.

— «Холодильник». «Газовая плита». «Телевизор»…

Сигизмунд похолодел.

Вика, поглощенная ходом своих рассуждений, продолжала со страшным напором:

— Современная газета оперирует, кажется, двумя тысячами слов. Всего. Гениальный филолог может создать такой запас. Теоретически. То есть, чисто теоретически на лексическом запасе вашей девушки можно выпускать готскую газету… Если считать, что она — именно гениальный филолог.

— А вы в этом сомневаетесь?

— Да, — прямо сказала Вика. — По-моему, она вообще не филолог. Это ее родной язык. И потом — песни…

— А что песни?

— Размер. Это скальдический размер. Только очень архаичный. Если лексику можно как-то воссоздать, по аналогам, то размер…

— То размер тоже, — сказал Сигизмунд. — Вы же определили.

— Не верю, — сказала Вика. Она подумала немного. — Конечно, есть еще одно объяснение, совершенно левое. Помните, была такая книжка — «Жизнь до жизни», кажется, Моуди?

Сигизмунд не помнил. Его мало интересовали подобные дисциплины. Пусть ими всякие воркутинские бодхисатвы интересуются, а у Сигизмунда своих дел по горло.

— Моуди довольно толковый психоаналитик, судя по его книге. Но на основе его исследований возросло немало шарлатанский теорий. В частности, согласно одной, человек может отправиться — сознанием, конечно, — в одно из своих предыдущих воплощений. И там застрять.

— А вы в это верите?

— Нет, — тут же ответила Вика. — Хотя, опять же, был необъяснимый эпизод со Львом Николаевичем Гумилевым… Гумилева-то вы хоть знаете?

Гумилева Сигизмунд знал.

— Однажды, находясь в состоянии смертельной усталости, он пришел домой, лег на диван и примерно час говорил на неизвестном языке. Потом очнулся, но ничего не помнил.

— Странно, — проговорил Сигизмунд. — Может, липа?

— Гумилев был вообще странный. И во многом непонятный. А насчет случая с неизвестным языком — нет, не липа, мне очевидец рассказывал… Но Гумилев ничего не помнил. А ваша девушка почему-то застряла.

Они помолчали. Потом Вика сполоснула чашки и, решившись, будто в воду бросилась — попросила:

— Сигизмунд, вы не могли бы мне позволить посмотреть кассету еще раз? Там огромная информация… Я еще не знаю, что с ней делать. Знаю только, что вы ее использовать не сможете. А я, может быть, смогу. Не исключено, что таким образом мы выйдем на след Лантхильды.

Сигизмунд видел, что сейчас Вика готова на все. Она, кажется, даже не заметила золотую лунницу. Ее вообще не волновало — золото это или не золото. Информация. Вот за что она удавится. Или удавит. Такая же шальная, как Аська, только по-своему.