Анахрон. Книга вторая - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 12

Нет, что-то здесь не сходится. Неуловимое что-то остается. Такое, что словами не передать. Вика, конечно, девица логичная. С головой девица. Но… не сходится.

…А он-то, Сигизмунд, оказывается, по пьяной лавочке готской мовой в телефон сыпал! Вот какие дивные вещи о себе узнаешь.

Одеяние лантхильдино пощупал. Домотканина. Не каждый день встретишь, но все равно не Бог весть какое чудо. Завшивленность? Тем более. Чуни? Тут народ и в мокасинах иной раз щеголяет. Мало ли.

Та-ак. На Лантхильде в первые дни еще пояс был. Куда она его дела? Точно. Был пояс. Диковинный какой-то.

Сигизмунд отправился шарить по квартире. После получаса усердных поисков пояс нашелся.

Повертел в руках, разглядывая в основном пряжку. Затертая медь, по краям немного позеленевшая. Видно было, что носили эту штуку долго, — пряжка аж истончилась местами. Изображена клювастая скотина — морда, вроде, птичья, а туловище не то змеиное, не то вообще какое-то абстрактное. По обеим сторонам от пряжки по два кружочка нашиты.

Сигизмунд рассмотрел кружочки повнимательнее (его в основном интересовало, почему они такие разные) — и вдруг сообразил: монеты. Продырявленные.

Ишь ты, все как в фольклоре. По какой-нибудь «Археологии СССР» работала, чтобы все в точности. Сигизмунд поймал себя на том, что примеряет на Лантхильду викину версию. Если думать только головой, намертво отключив сердце-вещун, то все, вроде бы, сходится. Как есть сумасшедшая. Раздвоение личности.

На кривовато обрезанных монетках были какие-то фигурки. С обратной стороны наверняка имеются чьи-нибудь морды в профиль. Тогдашних президентов.

Сигизмунд взял бритвенное лезвие (Лучше для Мужчины нет), осторожно отпорол ту, что побольше и поновее. Под монеткой скопилась грязь. Сигизмунд потер кружочек о джинсы. Поднес к глазам. Так и есть. Чей-то целеустремленный носатый профиль. Даже полустертого изображения на монете хватило, чтобы понять: человек этот, кем бы он ни был, не обладал высокими морально-этическими качествами.

Интересно, откуда у девки монетки? Новодел или все-таки из кургана вытащила?

Сигизмунд отпорол остальные три. На двух обнаружил одинаковую физиономию — мужик с вытаращенными глазами. На четвертой — тоже мужик, только постарше, с рожей отставника. Вокруг мужиков вились буквицы.

Взял все четыре монетки, сыграл зачем-то в «орлянку». Проиграл неведомо кому. Где же все-таки девку-то искать? Ментам, что ли, сдаться?

От всех этих размышлений Сигизмунда неудержимо потянуло в сон. Ослабленный стрессами мозг отказывался подолгу принимать участие в напряженных мыслительных операциях. Сигизмунд бросил монетки на столе и ушел спать.

Созваниваясь с Федором, договариваясь с клиентами, беседуя со Светочкой и вообще занимаясь всей этой клопоморной тряхомудией, Сигизмунд то и дело ловил себя на том, что вот на хер не нужно ему все это. Неинтересно. С души его от тараканов воротит. И от «Восходов» тоже. И с людьми общаться он сейчас почти не может.

По большому счету, общаться сейчас он мог только с Викой. И то лишь потому, что только с Викой он распутывал сложный клубок загадок, связанный с появлением и исчезновением Лантхильды. А все остальное его попросту сейчас не парило.

Поэтому вечером Сигизмунд поехал к Вике. Пояс и монетки прихватил с собой. Показать, побеседовать.

Открыла Аська, от пят до подбородка завернутая в одеяло.

— Ой, это ты, Морж… — сказала она расслабленно. — Хорошо, что это ты, а не этот…

— Кто, реж?

— Какой реж… Этот, мудила из жилконторы. Когда, мол, долги заплачу. Я ему говорю: денег нет, а натурой жилконторе не дам. А что они со мной сделают? Выселят? Это конституцию нарушает…

— Ты что в одеяле? Новая роль? Мумию играешь в мюзикле «Клеопатра»?

— А что, есть такой мюзикл? Врешь ты все, Морж. У тебя деньги есть?

— В Центральном Сбербанке.

— Без дураков. Двадцатка есть?

— Двадцатка… есть.

— Вот и хорошо, — обрадовалась Аська, — я тебе сейчас десятку добавлю, купи чего-нибудь пожрать. А то сейчас сестрица явится. Она знаешь какая из своих библиотек приходит? Глаза красные, как у кролика, а жрет, как удав. Я целый день сегодня из дома выйти не могу. И вчера не могла. Никак не одеться. Все лежу, лежу… Ты пельменей каких-нибудь купи. Что-нибудь посытнее.

Удаляясь и путаясь в одеяле, Аська крикнула:

— И хлеба!

— Десятку-то дай.

Аська вернулась, сунула мятую десятку.

Да. Деньги стали не те, что раньше. Это раньше зелененькую трешку можно было с шестьдесят лохматого по восьмидесятый год жевать и ничего-то бумажке не делалось. А нынешние так и норовят развалиться.

— Дверь захлопни, Морж! — проговорила Аська, снова удаляясь.

Сигизмунд купил пельмени, хлеб и три бутылки пива. Дверь открыла Вика. Приняла из рук покупки, кивнула на вешалку:

— Раздевайтесь.

И ушла на кухню.

Из кухни донесся голос Аськи:

— Явился, Морж?

Аська уже оделась. Сидела на кухне с сигаретой. Вода в кастрюле закипала в ожидании пельменей.

— Слушай, Морж, — сказала Аська, — мне тут бумажка странная пришла… Из налоговой инспекции. Будто я в 95-м году заработала а-ахреновенно много денег и должна теперь поделиться с голодающей державой…

Она вытащила из-за наружной проводки несолидный с виду мятый квиточек. Сигизмунд взял, вник. Вика тем временем молча вытряхивала пельмени в воду.

— Пиво откройте, Сигизмунд, — сказала она вдруг.

— Угу.

Бумажка содержала скрытую угрозу («в 1995-м году вы имели дополнительные источники дохода») и неумелую лесть («мы надеемся на взаимопонимание и сотрудничество»).

— Источники дохода! — сказала Аська, внимательно следившая за читающим Сигизмундом. — Дополнительные! Морж, я подохну! У меня в 95-м году не то что дополнительных — у меня вообще никаких источников не было… Ни доходов, ни приходов…

Сигизмунд и сам знал, что в том году Аська с голоду дохла. Месяцами в доме сахара не водилось, вместо чая какую-то кору заваривали. Иногда Сигизмунд Аську подкармливал, иногда — реж.

— У тебя трудовая в 95-м где лежала?

— А у меня ее нет.

— Как нет?

— Потеряла… — А потом вдруг нахмурилась и вспомнила. — Нет, была. Она и сейчас там лежит, только я забыла.

— Где?

— В столовке. Тошниловка на углу Большого… Ее сейчас закрыли. Года полтора уже как закрыли. Ой, — закручинилась Аська, — точно, была трудовая. А теперь что делать? Морж, посадят меня без трудовой за тунеядство?

— В долговую яму тебя посадят, — сказал Сигизмунд. — За недоимки.

Последнее слово он произнес не без яда, поставив ударение на второй слог.

— Сигизмунд, пиво откройте, — повторила Вика.

Аська схватила бутылку и принялась снимать пробку зубами. Сигизмунд у нее отобрал. Аська потрогала зуб пальцем.

— Держится.

Сигизмунд, подумав, открыл все три бутылки об угол стола. Открывашки тут отродясь не водилось. Зато один аськин хахаль предусмотрительно набил на край стола металлический уголок. Для удобства.

Аська — то ли от того, что одеться несколько дней не могла, то ли от общей расслабленности — от одной бутылки пива окосела так, что Сигизмунду стало завидно.

— Еда, — изрекла Аська, помахивая вилкой, — это самый сильный наркотик.

Глаза у нее и впрямь сделались дурные.

— Ну так что мне с этой бумажкой делать, Морж? Идти в налоговую али не идти? А если они за мной жандармов пришлют? И повлекут?..

— В Сибирь. Мимо станций метро «Электросила», «Парк Победы», за памятник героическим защитникам Ленинграда, звяк-звяк, так звенят кандалы…

— Ты смеешься, а мне не смешно. — Аська отобрала у Сигизмунда бумажку и снова запихала ее за проводку. — Меня же заберут, не тебя.

— В масках. И с пистолетами. С маузерами в деревянной кобуре.

— Морж, я серьезно.

— И я серьезно. Подотрись ты этой бумажкой и забудь.

— Мне ее в ящик кинули. Они мой адрес знают.

— Мало ли какое говно в ящик кидают. Ты за нее не расписывалась.