Сага о Хелоте из Лангедока - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 40
- Предыдущая
- 40/136
- Следующая
– Дай мне молока, – сказал Греттир.
Добрая женщина тупо молчала, пытаясь, видимо, сообразить, что происходит. Потом на всякий случай она всхлипнула и невнятно запричитала, сопровождая мольбы подвыванием. Слушать ее было жутко и противно. Греттир бросил ей монету. Схватив деньги, она поглядела куда-то мимо и, повернувшись, ушла, волоча ноги. Греттир стоял у провалившегося порога, поскольку заходить внутрь этого жилища ему совершенно не хотелось. Женщина не появлялась. Раздраженный, Греттир грохнул кулаком в шаткую стену хижины. Снова послышалась слабая возня, и существо в мешковине, подслеповато щурясь, возникло вновь.
– Эй ты, горячего молока, живо! – грубо сказал ей Греттир.
На этот раз он встретил полное понимание. Возможно, даже одобрение. Почтительно перемещаясь к порогу задом, прелестная особа вновь пересекла границы своих владений и появилась с кувшином молока. Греттир обтер край его рукавом, от чего кувшин, разумеется, чище не стал, и начал пить. Сложив крупные, изуродованные работой руки на животе, женщина с подобострастием смотрела на него.
– Ну, – более милостиво сказал Греттир, – что там у вас стряслось во Владыкиной Горе? Женщина взяла из его рук кувшин и поморгала.
– Гора, – невнятно отозвалась она, – а как же... Гора...
И уставилась себе под ноги, шевеля губами.
Так и не дождавшись ответа, Греттир уселся на лошадь и двинулся дальше по дороге. За околицей протекала речка, мутная после дождей. Греттир спуетился к ней, решив немного отдохнуть, спешился и сел на валун, поросший темно-зеленым, почти черным мхом. Чары заколдованного места обрушились на него с новой силой. В шуме ветра он слышал стоны, вздохи, рыдание. «Видно, так и родилось предание о Звере Рыкающем», – подумал Греттир, который слышал эту историю от Бьенпенсанты. Прогуливаясь по библиотеке старинного замка и время от времени зависая в воздухе, прабабушка оживленно размахивала руками, смеялась, горевала. Она очень увлекалась древними легендами. Бедный Зверь никому не делал плохого – так, изредка подцепит на рога пару-другую простолюдинов. Из интереса, может, из озорства, но не по злому же умыслу! Когда же он встречал девственницу, то лизал ей пятки своим шершавым языком. Однако обуреваемые жаждой подвигов рыцари, почуяв его присутствие, испускали боевой клич и устремлялись в чащу для единоборства, думая лишь об одном: как воткнуть в теплый мохнатый бок свое железное копье. Самый неистовый в этой погоне был сэр Паломид. От браконьерства отвлекала его лишь другая, не менее преступная страсть: любовь к прекрасной Изулт. Кстати, Паломид был сарацин. Его так и звали: сэр Паломид-Сарацин.
Греттир вздрогнул. Неприятные мысли сами собой полезли ему в голову, поэтому он снова сел в седло и поднялся на холм, откуда открывался вид на самую большую и богатую деревню на ноттингамской дороге – Владыкину Гору.
Он сразу увидел, что слухи о волнениях во Владыкиной Горе не были пустыми. На деревенской площади возле колодца стояли люди, окруженные плотным кольцом стражников, среди которых выделялся всадник. В отличие от солдат, он был без шлема, и его светлые волосы слиплись от дождя. Греттир тут же узнал в нем Гая Гисборна. Юноша тронул лошадь и неторопливо спустился с холма. Как только он оказался в низине, до него почти сразу же долетел знакомый, охрипший на ветру голос Гая:
– В последний раз говорю вам: выдайте убийц и разойдитесь!
Ответом было угрюмое молчание. Гай снова крикнул:
– Шериф приказал мне строго карать беспорядки! В толпе переминались с ноги на ногу, но никто не трогался с места. Кто-то заорал петушиным голосом:
– Сволочь! Плюю на тебя!
– Прошу вас, разойдитесь! – повторил Гай. Упорное топтание на месте продолжалось. Вести переговоры больше не было смысла. Гай взмахнул рукой, и стражники, обступившие площадь, двинулись на толпу, выставив вперед пики. Греттир стоял чуть в стороне, неподвижно восседая в седле, и смотрел. В разворачивающемся зрелище было что-то величественное и завораживающее. Гай прокашлялся и крикнул:
– Не щадить! Никого не щадить!
Избегая ударов, люди заметались. Несколько человек с криком рухнули и забились, сраженные ударами копий. Пролилась первая кровь. Стражники смешались с толпой. Один за другим люди ложились на землю лицом вниз, прямо в грязь, но и это немногих спасало от расправы. Их избивали, кололи, рубили мечами. Гай не принимал в избиении никакого участия, лишь время от времени он возвышал голос, чтобы еще раз повторить:
– Никого не щадить!
Неожиданно Греттир обнаружил у своих ног какое-то существо. Молодой крестьянин в широкополой шляпе с обвисшими от дождя полями был жестоко избит и истекал кровью. Греттир нагнулся к нему, и в ту же секунду раздался яростный окрик Гая:
– Не смей трогать! – Видя, что ослушник и ухом не ведет, Гай заорал, срывая голос: – Я сказал, не сметь! Брось его!
Греттир поднял голову:
– Это я. Гай.
Лицо Гисборна, перекошенное ненавистью, с запавшими, почти черными глазами, показалось Греттиру страшным. Юноша даже не понял, узнал ли его Гай, потому что тот, не желая пускаться в объяснения, молча махнул рукой и отвернулся.
Ударом в переносицу Греттир отшвырнул подбежавшего было к нему стражника, поднял с земли оборванное, окровавленное существо, перепачканное к тому же глиной, и перекинул свою ношу через седло. Затем сел на лошадь и двинулся прочь к речке, откуда путь его лежал к урочищу Девять Изб.
Спасенный им мальчик прижался к Греттиру и безмолвно дрожал всем телом. Греттир сидел в седле, слегка склонившись вправо, поскольку прямо перед его глазами качалась потерявшая всякую форму грязная шляпа, нахлобученная по самые уши.
Справа и слева от дороги в причудливых позах застыли мокрые деревья. Чахлые ели были словно черное кружево, изрядно побитое молью. Дождь перестал, но холодный, пронзительный ветер трепал одежду обоих всадников, и мокрая ткань быстро высыхала.
Наконец Греттиру надоело сидеть перекосившись из-за того, что спасенная им личность предпочитает такие странные фасоны шляп. Не долго думая, он снял эту часть одеяния с головы своего спутника.
- Предыдущая
- 40/136
- Следующая
