Вернись домой, Землянин - Блиш Джеймс Бенджамин - Страница 23
- Предыдущая
- 23/69
- Следующая
Ракета металась из стороны в сторону. Извиваясь и бешено вибрируя, она неслась над деревьями. Никогда в жизни Амальфи не чувствовал себя таким беспомощным, пение ракеты действовало ему на нервы. Появились новые, непонятного происхождения звуки. А может — это он сам просто брюзга. Где-то рядом произошел взрыв. Амальфи отчетливо слышал этот характерный звук. Взрывы в городе были делом привычным — этого требовала работа по добыче ископаемых. Но следующий протяжный, повторяющийся звук оказался совершенно необычным. Он напоминал дребезжание бешено вибрирующего сверла: с совершенно невероятным жизнерадостным воплем в воздухе пронесся какой-то невидимый объект.
Амальфи с удивлением заметил, что корпус ракеты вокруг него испещрен мелкими отверстиями. Врывающийся сквозь них воздух свистел, словно флейта. С ужасом он наконец осознал, что причудливые звуки — и дребезжание, и скрип, и странные выкрики — все это исходило от снарядов, которые изрешетили ракету, угрожая ему смертью.
Кто-то тряс его за плечо. Амальфи опустился на колени, протирая глаза, словно скованные холодом.
— Амальфи! Амальфи! — голос, звучавший у самого уха, казалось, зародился где-то в парсеке от него. — Да соберись ты, быстро! Они сейчас собьют нас!..
Рядом прогремел еще один взрыв, отбросивший Амальфи на палубу. Демонстрируя невероятное упорство, он вскарабкался по стене и пробрался к смотровому окну. Через разбитое стекло он разглядывал мчащийся ему навстречу город. Внезапно Амальфи ощутил приближение тошноты: онианский город-бандит исчез, отгороженный от него паутиной слез. Немного оправившись, мэр снова уставился вниз. Город проплывал мимо еще раз; Амальфи пытался определить, какое из зданий защищено лучше других, а затем, решившись, указал на выбранный им объект.
Ракета, сбросив хвостовое оперение на ближайшие облака, носом вперед устремилась вниз. Амальфи повис, уцепившись за край выбитого окна. Из порезанных пальцев брызнула кровь; подхваченная потоками воздуха, она, словно туман, окутала его лицо.
— Давай!
Никто не слышал, только Хэзлтон заметил его жест. Волна чистейшего света прорвалась в накренившуюся лицом вниз кабину через экран, отгораживающий ее от двигателя. Фиолетово-белый свет этого беззвучного взрыва едва не ослепил Амальфи, несмотря на то, что он спрятал глаза, опустив голову. Он почувствовал световой удар, обрушившийся на плечи и грудь. Да, на этой планете он теперь точно не заболеет: каждая молекула гистамина в его крови в это мгновение прошла интенсивную детоксикацию.
Ракета, рыская, металась из стороны в сторону, пока, наконец, пилот не подчинил ее себе. Шум орудий затих, его словно отрезало в момент вспышки.
Онианский город-бандит ослеп.
Шум двигателей также стих, и Амальфи, возможно, впервые в жизни, ощутил, сколь болезненной и пустой может быть тишина. Ракета, сильно накренившись, скользила вниз; воздух вокруг нее угрюмо стонал.
Прямо впереди резко нырнула вниз еще одна ракета, управлял которой Кэррел. Установленные на ней портативные мезотронные пушки открыли беспощадный огонь, выкосив в джунглях узкий проход, — города-бандиты не имели вокруг себя свободной от растительности полосы.
Не успела ракета остановиться, как Амальфи и наспех собранный небольшой отряд его города-Бродяги и ониан выскочил из нее и, увязая в грязи, направился к вражескому городу, из которого доносились слившиеся воедино бесчисленные человеческие крики. Жители Фабр-Суита, обезумевшие от страха, что все они каким-то ужасным, непонятным образом в один момент ослепли навсегда, вопили, охваченные неудержимым гневом и печалью. Амальфи не сомневался, что некоторые из них действительно больше никогда не увидят солнечного света. Те, кто имел несчастье смотреть в небо в тот миг, когда вся мощь ракетного двигателя выделилась в форме видимого света, вряд ли когда-нибудь снова прозреют.
Настежь распахнутые городские ворота толстым слоем покрывала многолетняя ржавчина, опутанная буйной зеленой порослью. Ониане прокладывали себе путь, ловко орудуя острыми длинными ножами.
Внутри города двигаться было так же трудно. Всем своим видом Фабр-Суит наглядно демонстрировал губительное воздействие безразличия и отчаяния, охватившее его жителей. Большинство зданий утопали в буйной растительности, дикие виноградники буквально опутали их со всех сторон. Многие строения были похожи на руины. Твердые, как железо, беспорядочные побеги растений пробивались между камнями, забирались в окна, под карнизы и водосточные и печные трубы. Ядовито-зеленые сочные листья жадно облепили практически все доступные поверхности, а в затененных местах торчали кроваво-красные гигантские поганки, от которых исходил тяжелый трупный запах, наполнявший воздух сладким болезненным дурманом. Даже из составлявших мостовую блоков вырывались побеги не знающей препятствий растительности, что, впрочем, было неудивительно, поскольку большинство дорожных блоков — особенно более поздней кладки — вырезали из зеленых деревьев.
Крики горожан постепенно перешли в мерное хныканье; Амальфи старался не обращать на них внимания: не очень-то приятно видеть человека, уверенного в том, что он только что навсегда лишился зрения, даже если этот человек ошибается. И все же было невозможно не заметить разительное сочетание измазанных грязью роскошных одежд со сверкающей наготой. В городе, казалось, встретились два совершенно разных периода, словно сборище хрунтанских вельмож было странным образом смешано со знатными дикарями. Вероятно, люди, полностью сдавшиеся на милость джунглям, все же сумели сохранить верность непременному умыванию. Если это так, то скоро, подобно многим животным, они пристрастятся и к валянию в лужах, и постепенно утратят свой величественный облик.
— Амальфи, вон они…
Плохо скрываемая симпатия, которую мэр испытывал к слепцам, совершенно испарилась, как только он увидел, что стало с пленными Бродягами. Судя по всему, сначала их подвергли методичному избиению, после чего пленных истязали с невероятной жестокостью, свидетельствовавшей о полнейшей дикости и вырождении бандитов. Одного из несчастных безжалостно задушили, видимо, в самом начале допроса на виду у его товарищей. Другого — «обрубок» без рук и ног — наверно, еще можно было спасти: речь его звучала довольно разумно. Однако, бедняга так настойчиво умолял о смерти, что Амальфи в приступе неожиданной сентиментальности пристрелил его. Трое остальных сохранили способность говорить и передвигаться, но двое из них лишились рассудка, каждый по-своему. Кататоника унесли на носилках, а маньяка, связанного, с кляпом во рту, осторожно увели прочь.
— Как вы нашли нас? — спросил у Амальфи тот мужчина, который, единственный из всех своих товарищей, сохранил рассудок. Говорил он по-русски. Этот давно умерший язык когда-то господствовал на Земле. Пленник походил скорее на скелет, чем на живого человека, однако, несмотря на это, он словно излучал какую-то удивительную силу. Потеряв в ходе чудовищного допроса язык, он пытался изъясняться искусственным способом, что получалось у него совсем неплохо.
— Как только дикари услышали звук ваших ракет, они пришли, чтобы убить нас, — так можно было понять и звуки, и жестикуляцию измученного пленника. — Затем произошла какая-то вспышка, и они все начали вопить. Приятно было это слышать, клянусь вам.
— Не сомневаюсь, — подтвердил Амальфи. — Вы говорите на интерлинге? Русский я почти уже забыл. То, что вы называете «чем-то вроде вспышки», на самом деле представляло собой фотонный взрыв. Это единственный способ, который мы смогли придумать, чтобы отбить вас живыми. Сначала мы намеревались применить газ, но потом решили, что если у них имеются защитные маски, они все равно убьют вас.
— Масок я не видел, но не сомневаюсь, что они у них есть. В этой части планеты много перемещающихся облаков, содержащих вулканические газы. Наверняка они используют какой-нибудь абсорбент. Древесный уголь здесь широко распространен. Мы, к счастью, находились в подземелье, иначе тоже ослепли бы. Вы, наверно, инженеры?
- Предыдущая
- 23/69
- Следующая
