Наркосвященник - Блинкоу Николас - Страница 28

• Предыдущая
• 28/54
• Следующая

– Мы едем обедать в "Аль-Бардони".

Тони не хотелось сейчас обсуждать проблемы своего брата. Тем более что на самом деле они представлялись ему трудноразрешимыми. У всех хевронцев были какие-то инвестиции или недвижимость в Палестине, и мало кто из них всерьез думал о том, чтобы все это бросить и куда-нибудь уехать. Вифлеем и Рамалла – другое дело. Там у всех имелись родственники за границей, почти все там знали хотя бы один иностранный язык, а многие по два и по три. Хеврон был иным, и он все больше претендовал на то, чтобы стать сердцем Палестины. Проблемы Элиаса Хури и его соседей и эта Битва За Куриную Ферму – не более чем еще один инцидент в хевронизации Палестины.

Они подъезжали к контрольно-пропускному пункту перед въездом в Рамаллу. Дэвид замедлил ход машины, влившись в длинную линию ползущих автомобилей. Тони полагал, что у них не должно возникнуть никаких, проблем. В это время дня солдаты проверяли машины выборочно, что, однако, не мешало ему чувствовать себя слегка напряженно.

Возможно, из-за этого он придал лицу мрачное выражение и положил руки на колени. Когда солдаты заглянули в салон через ветровое стекло, Дэвид почувствовал, что друг нервничает, и шепнул:

– Они заинтересовались тобой. Похоже, хотят попробовать твою сладкую задницу.

Тони скосил глаза назад и успел шепнуть: "Тсс", еще до того, как Дэвид собрался оглянуться и посмотреть, слышала ли София эту милую шутку.

Кажется, она не слышала. Но София была умной женщиной. Тони не испытывал особого удовлетворения оттого, что им пришлось изобрести историю про сдачу квартиры. Не потому, что не любил врать, а потому, что знал: племянница очень умна. Скорее рано, чем поздно, она догадается, что ее дурачат. И то, что Дэвид так внезапно впал в игривое настроение, отнюдь не способствовало успеху их вранья. Лучше уж он продолжал бы ныть о своей бессоннице или о подозрениях, что подхватил какую-нибудь местную заразу. Тони метнул на Дэвида негодующий взгляд. Дэвид кивнул и пожал плечами, совсем неубедительно изображая раскаяние. Затем его глаза скользнули на зеркало заднего вида, и Тони понял, что он смотрит на Софию. В следующий момент Дэвид достал из нагрудного кармана пачку сигарет, встряхнул ее и протянул Софии.

– Сигарету?

Она покачала головой. Потом взглянула в зеркало и поймала его взгляд.

– Все равно спасибо, Дэвид. И, кстати, спасибо за помощь с соседями.

– Ну, я же ничего не сделал.

– Без вас могло быть хуже. К тому моменту, когда дядя Тони прибыл с шефом полиции, это выглядело уже совсем безобразно.

– Ну, если я действительно помог...

Его глаза по-прежнему смотрели в зеркало. Тони понял, что улыбку, которая расщепила его лицо на две половины, следовало расценивать как скромную.

Ресторан "Аль-Бардони" находился в самой оживленной части центра города, неподалеку от карусели, в центре которой стояло что-то наподобие обелиска. Обелиск обвивали зеленые провода, с наступлением темноты они загорались праздничной иллюминацией. Над улицей были протянуты канаты, на которых висели разноцветные флаги и вымпелы, и обелиск был центром этой праздничной паутины. Все главные мероприятия Национального палестинского фестиваля музыки и танцев проходили здесь, в Рамалле. Здесь висел и вымпел с объявлением на английском языке, извещавшим о фестивале. Вовсю играла музыка. Дэвид не понял, имела ли музыка отношение к фестивалю, но она звучала повсюду – из ресторана, из всех автомобилей, разъезжающих туда-сюда по улице, из всех лавок торговцев сластями, расположенных по периметру площади.

Обстановка внутри ресторана резко контрастировала с суетой и шумом города. Даже музыка, казалось, звучала синкопой, когда Дэвид шагнул с улицы в этот городской оазис. На террасе розового и белого камня были накрыты столы, за один из которых они и сели, выбрав место в тени вьющегося винограда и глициний. Тони заказал подошедшей официантке чай с лимоном и тарелку оливок. Дэвид – бутылку пива и местный напиток под названием "тайбех". София тоже взяла пива. Адвоката пока не было.

Не успела официантка отойти на пару шагов, как Тони попросил ее вернуться. Он подумал, что стоит заказать сразу что-нибудь посущественней. Когда появится Эдвард Салман, стол уже будет накрыт. Тони быстро пробежал глазами меню и заказал десять или двенадцать блюд. Он спросил Дэвида, нравятся ли ему их названия. Дэвид одобрительно кивнул. Даже в качестве абстракции они звучали интригующе. Хотя он не был окончательно уверен, что к нему вернулся аппетит.

– Как там твой отец, София? – спросил Тони. – Ему не лучше?

– Да, он уже в порядке. Хотя вся эта история сильно его утомила. Еще минут сорок после твоего ухода он был совсем слаб, но потом постепенно начал приходить в себя.

– Слаб?

– Да, поговорит минутку, а потом вдруг бледнеет и садится отдохнуть.

– Эти ублюдки точно хотят загнать его за решетку. И Тони и София оба знали, как Элиас боится тюрьмы.

Официантка принесла пиво. Дэвид налил себе стакан и, залпом осушив его, стал наливать следующий.

– О чем вы говорите? – спросил он. Они разговаривали по-арабски, и он ничего не понимал.

– О моем отце и о тюрьме, – ответила София по-английски.

– О, господи! – воскликнул Дэвид. – Не говорите мне о тюрьме. – И тут же осекся, вспомнив, что он священник, а не беглый преступник. – Я посещал тюрьмы, – объяснил он. – Фобия вашего отца вполне понятна.

Дэвид надеялся, что Тони одобрит то, как быстро он сориентировался. Однако Тони выглядел озадаченным и не смотрел на друга. Дэвид взглянул на Софию, но по выражению ее лица было трудно понять, о чем она думает.

– Откуда вы знаете, что у Элиаса есть такая фобия? – спросил Тони.

Последовала пауза. Дэвид сморщил лоб и подвигал бровями, соображая, что ответить.

– Я не знаю, – сказал он наконец. – А у него есть такая фобия?

– Наверное, это я рассказывала вам об этом, – пришла на помощь София.

– Да? – Дэвид не помнил этого. Он встряхнул головой, пытаясь нащупать что-то в своей памяти – смутную тень воспоминания о подобном разговоре. Летние запахи, аромат цветов, маленькая девочка... Воспоминания складывались в цельную картину. Да, исповедь маленькой девочки в саду за церковью. Неужели эта изящная женщина и есть та самая маленькая девочка? Так вот откуда он знает об этом!

– О да. – Когда их глаза встретились, луч понимания прошел между ними, высвечивая их общую тайну. Тайну исповеди.

Тони чувствовал себя слегка смущенным. Он шумно прокашлялся и сказал:

– Элиас был членом коммунистической партии. Израильтяне арестовали их всех в семидесятых годах.

– Он был коммунистом?

– Ну, я не знаю, насколько глубоко он исповедовал диалектический материализм... – Тони вопросительно взглянул на Софию. Она только пожала плечами, и он продолжал: – Так или иначе, но Элиас вступил в эту партию. В то время коммунисты были единственной партией, которая открыто обращалась к израильским политикам. Это оказалось неудачной идеей, потому что в результате израильтяне посадили их всех в тюрьму.

– И как долго он там пробыл?

– Больше года. Его там пытали, и с тех пор он плохо ходит. Поэтому мы все очень беспокоимся за него.

Одна мысль о пытках заставила Дэвида отставить в сторону тарелку с едой. Впрочем, у него так и не проснулся аппетит. Хотя блюд было много и все они выглядели очень привлекательно. Что еще надо, чтобы возбудить его аппетит, если с этой задачей не справляются маринованные оливки, разнообразные салаты, приправленные зеленой петрушкой, свежие помидоры и салат из проросшей пшеницы? А закуски? Хумус, тхина[33] в разных вариантах: тхина и баклажаны, тхина с петрушкой, тхина с томатами и огурцами. Хлеб и мясо, запеченная кафта[34], жареные куриные печенки, питта и шпинатный хлеб, который и не хлеб вовсе, а перемолотый запрессованный шпинат. Мясо с рисом, завернутые в виноградные листья, фалафель и киббех[35], в форме лимона с побегами проросшей пшеницы, и все приправленное восточными специями и издающее дивные запахи.

• Предыдущая
• 28/54
• Следующая