Стрела в сердце - Блейк Дженнифер - Страница 14
- Предыдущая
- 14/60
- Следующая
Нет.
Она плотно закрыла глаза. Удар в голову должно быть повредил мозг, ее легкомыслие — следствие ушиба. Она не могла понять, откуда взялись эти распутные мысли.
Мужчина, державший ее, был самой большой опасностью. Что бы осталось от ее целомудрия, чистоты, да и от самоуважения, если бы она позволила своим защитным силам против него ослабеть таким образом?
— С вами все в порядке? — с тревогой в голосе спросил он. — Удар в затылок вроде бы не так серьезен. Я встречал людей, которые, приходя в сознание после подобного ушиба, приступали к работе. Но если нужно, я съезжу за доктором. Лошадь не ушиблась, она привязана там, в лесу.
Кэтрин деланно улыбнулась.
— Я думаю, все в порядке. Вы ведь… прекрасно все устроили. А теперь, если вы позволите мне встать…
— Да, конечно, — как никогда, он глотал слова, его сознание затуманивалось.
Он немного напрягся, встал и поставил на ноги Кэтрин. Она подхватила обеими руками сползавший сюртук из прекрасной мягкой шерсти. Его рука была на талии Кэтрин, желая помочь ей обрести равновесие, поскольку сохранить его мешали юбки.
— Спасибо! — сказала она несколько напыщенно. Он не ответил, только отошел, повернулся к ней спиной и направился к открытой двери. Прислонившись плечом к косяку, он стал смотреть на дождь.
Кэтрин поняла, что он дает ей возможность привести себя в порядок. Она была благодарна ему и за то, что он сделал, и что понял ее. Теперь уже, кажется, не было причин, чтобы он раздражал ее, но тем не менее это было так.
Через некоторое время он заговорил:
— Дождь перестает. Мне не хочется оставлять вас здесь, пока я съезжу в Аркадию за другим экипажем. Вы можете взять лошадь, а я пойду пешком.
Она посмотрела на его напряженную спину.
— Там нет ни седла, ни узды. Я не уверена, что без них смогу сдержать лошадь, если она увидит развевающиеся юбки.
— Я обязуюсь сдерживать ее, если вы не против ехать вдвоем.
Он напоминал ей о ее настойчивом желании править самой, которое привело их в столь неприятное положение.
— Отчего же я должна возражать? — вяло ответила Кэтрин.
Эту поездку нельзя было назвать удобной. Кэтрин была вынуждена отделаться от обруча и нижних юбок, но все же на ней оставалось достаточное количество складок на юбке, могущих напугать лошадь.
Она никогда не ездила вдвоем, а сейчас сидела впереди Рована, его руки обнимали ее. Ее обычная нижняя одежда не защищала от прикосновений твердых мышц его бедер и движений лошади, ритмично толкавших ее. Хорошо, что расстояние, которое им нужно было преодолеть, было небольшим.
Они уже приближались к Аркадии, когда Ро-ван заговорил:
— Вам кое-что необходимо знать. Это касается вашего экипажа.
Кэтрин издала звук, означавший вопрос, но ее внимание было отвлечено необычной суетой у парадного подъезда их огромного дома. Как оказалось, они отсутствовали достаточно долго, чем вызвали любопытство окружающих.
— Экипаж принадлежит вам? Вы обычно сами правите?
Она бросила на него снизу вверх быстрый взгляд.
— Да, с тех пор как сама смогла брать в руки вожжи. Жиль не возражает — эта коляска подарена им на день рождения.
— Было сломано колесо, поэтому она перевернулась. Наполовину подрезано несколько спиц.
Она молчала, так как обдумывала его предположение, что кто-то сломал колесо, чтобы совершить аварию и убить ее.
— Вы, должно быть, ошибаетесь.
— Может быть. Но вы должны приказать вашему груму или конюху с этого момента следить за экипажем.
Времени для дальнейших обсуждений не осталось: как только они приблизились к дому, несколько человек вышли навстречу — Алан и Сэтчел, Мюзетта и Перри, дворецкий Като и Дельфия. Жиль стоял на верхних ступеньках под готическим портиком.
Восклицания, требования объяснений и комментарии по поводу их удачного спасения сопровождали их по дороге в дом. Жиль позволил еще некоторое время продолжиться этой сумбурной беседе, нахмурившись после того, как узнал об ушибе Кзтрин. Наконец, он прервал этот нескончаемый поток вопросов:
— Хватит, хватит. Я думаю, Кэтрин и Рован расскажут нам о своем приключении в деталях, а теперь, я считаю, Кэтрин необходимо лечь и отдохнуть.
— Я в полном порядке, — механически ответила она, — тем более, что мне кое-что необходимо сделать. Мне нужно кого-то послать за ананасами, если мы хотим иметь их к вечеру, затем приказать починить экипаж и принести…
— Не беспокойся, об этом позаботятся. Займись собой. Я думаю, ты захочешь переодеться. — Жиль повернул ее к зеркалу в простенке.
Кэтрин не обратила внимания на приказной тон мужа, она видела, что он имел в виду. Волосы ее упали вниз, а в них торчали кусочки коры с дерева, лицо было в грязи, юбки обвисли, волочась без кринолина по полу. Она ничего не сказала, но сделала знак Дельфии, и они пошли наверх, в ее спальню. Жиль следовал за ними. Он вошел с ней в комнату, подождал Дельфию и закрыл дверь. Он настойчиво смотрел на бледное лицо Кэтрин.
— Я волновался за тебя, — резко сказал он.
— Сожалею, но что поделаешь. — Она села к туалетному столику. Дельфия тут же начала вынимать из волос шпильки.
— Сначала, когда ты не появилась в положенное время, я подумал, что ты, возможно, передумала. — Тон его голоса был предполагающим. Он ждал ее ответа.
— Ты думаешь… — начала она. — Нет, я не сделала этого.
— Это же судьба. Правда, были кое-какие реплики о де Блане, когда он уходил с тобой. Будет очень жаль, если все будет испорчено проявлением невежливости с чьей-то стороны.
— Я уже думала об этом, что ты все равно будешь счастлив, каким бы образом это ни было бы организовано, — язвительно сказала она.
— Ты не права, моя дорогая. Мне не нравится публично выглядеть дураком или рогоносцем. Ты должна знать, что в этом случае можно скрыть истинную причину.
Кэтрин встретила взгляд служанки в зеркале и свой гнев, отразившийся в нем. Она сказала ему: «Можешь не беспокоиться».
— Я понимаю. Но в будущем ты должна держать эту мысль в голове.
Она повернулась и долго смотрела ему прямо в лицо.
— Сомневаюсь, что в этом будет необходимость.
Он секунду покачался на каблуках, прежде чем подойти к ней.
— Ты устала и у тебя все болит от падения, поэтому я не настаиваю сейчас. Но я последний раз тебе напоминаю, что ты дала мне слово. А я сказал тебе, что заставлю сдержать его. И намерен выполнить это, не имеет значения, как сильно это расстроит тебя. Будет намного лучше, если ты не заставишь меня принять меры, о которых мы оба можем потом сожалеть и раскаиваться.
В его голосе прозвучало нечто, с тревогой отозвавшееся в ней.
— Что вы такое говорите?
— Существуют способы, которые заставляют сопротивляющуюся молодую кобылу стоять смирно, когда жеребец садится на нее. Ты обязана это помнить.
Кончив говорить, он отошел. Она вскочила на ноги и подбежала к нему. Они стояли лицом к лицу. Его лицо залило багровой краской, но он был неумолим. Слова протеста роились в ее голове, затем исчезли, оставляя место голому ужасу. Горло так перехватило, что говорить было невозможно.
— Да, моя дражайшая Кэтрин!
Его ласковый голос придал ей храбрости.
— Скажи мне, Жиль, только одну вещь. Ты меня хоть любишь?
— Я люблю тебя страстно, но по-своему. Разве я не говорю тебе это постоянно?
— Как же ты любишь меня, если можешь совершить это? — это уже был крик души.
— Ты должна знать, что так будет лучше для тебя. Я пытаюсь, Кэтрин, быть бескорыстным, хотя это очень трудно. — Он еще раз повернулся на каблуках. Дверь спальни закрылась за ним.
Он не имел в виду то, о чем говорил, он просто пытался испугать ее, чтобы заставить быть покорной. Жиль всегда относился к ней с вниманием, граничащим со снисхождением. Он никогда не поднимал на нее не только руки, но и голоса. Он был, она должна это признать, сама доброта.
Но она не могла забыть день, когда он взял ее с собой в конюшни посмотреть на прекрасную молодую кобылу благородных кровей, только что приобретенную. Кэтрин знала, что кобыла должна была быть покрыта жеребцом-чемпионом, он говорил ей об этом, но она не думала, что это произойдет тем утром. Кобыла, хоть и была уже физически готова к спариванию, была объята ужасом от неистового пыла, ржания и любовных укусов жеребца. Она с дикими глазами носилась до загону, брыкаясь и кусаясь. Потом Жиль приказал поймать ее, привязать веревкой и прижать к стене так, что она не могла двигаться, А муж Кэтрин стоял и наблюдал с удовлетворением, как пылкий жеребец снимал свое напряжение па беспомощной и дрожащей кобыле.
- Предыдущая
- 14/60
- Следующая
