Порочный ангел - Блейк Дженнифер - Страница 15
- Предыдущая
- 15/86
- Следующая
— Вы… Вы не можете поступить так.
— Не могу? А кто меня остановит? Вы спрашивали о моем прозвище. Меня называют — и это не комплимент — Железный Солдат. Потому что я всегда делаю только то, что следует делать. Под моим началом команда, которая расстреливает. Я отдаю приказы — кого наказать, кого заклеймить позором. Мне было приказано привести сегодня женщину, и я ее приведу, чего бы мне это ни стоило, какова бы ни была цена.
— Это хорошо, что вы заговорили о цене, — с горечью проговорила она.
— Не вам придется платить.
— Это как посмотреть. — Он подошел к двери и распахнул ее. — Сеньора! — крякнул он и, стоя в дверях, подбоченился, ожидая спешащую на крик худую испанку с морщинистым лицом. — Сеньора Паредес, молодая леди решила пойти на прием. Помогите ей одеться.
— Мне не нужна помощь, — объявила Элеонора. Но они оставили ее слова без внимания.
— Ее вещи прибыли, но из них мало что можно выбрать, — сказала испанка.
— Но должно же быть что-то еще, кроме того, что на ней, — нетерпеливо сказал полковник.
— Да, есть еще одно.
— Принесите.
Поджав губы, женщина сделала, как ей велели, и вернулась с корзиной из пальмовых волокон, в которой лежали вещи Элеоноры.
— Я бы хотела попросить воды помыться, — сказала Элеонора.
Она обратила внимание, как полковник Фаррелл и испанка внимательно взглянули на нее. На пароходе приходилось мыться только морской водой, в отеле «Аламбра» они с Мейзи доставляли себе удовольствие, отмокая от соли, проникшей во все поры. В доме вдовы подобных удобств не было.
Переглянувшись с худой женщиной, полковник кивнул.
— Но запомните, прием начнется через полтора часа. Генерал не любит, когда его заставляют ждать. И я тоже.
Когда шаги полковника стихли, Элеонора повернулась к пожилой женщине.
— Вам нет необходимости оставаться, — сказала она. — Я вполне справлюсь сама.
Сеньора отвела взгляд.
— Мне наказали.
— Понимаю. Вы хотите сказать, что вас приставили сторожить меня. А вас не волнует, что меня держат здесь против моей воли?
— Я ничего не знаю о причинах и не хочу знать, — отрезала она. — Я не вмешиваюсь в дела полковника.
— Вы его так боитесь?
— Он хорошо обошелся со мной, разрешив остаться в моем доме.
— Разрешив вам быть его служанкой?
— Я экономка. Да. Я делаю это за еду. Но это лучше, чем нищенствовать на улице, что ожидало бы меня и что может произойти, если я не угожу ему.
— Презренный варвар! — вспылила Элеонора, резко повернувшись, и, шурша юбками, пошла к открытому окну на галерее.
— Но он всегда справедлив.
— И вы еще защищаете его!
Пожилая женщина прошла мимо и закрыла стеклянные двери на галерею.
— Это нетрудно. Во-первых, потому что это правда. Во-вторых, я не хотела бы оскорбить полковника, обсуждая его за спиной. Тем более что он может услышать нас из своей спальни. — Взгляд, который женщина бросила через плечо, вызвал у Элеоноры дрожь опасения. Но она расправила плечи — почему ее должно заботить, что он почувствует? Он ведь не побеспокоился скрыть от нее все, что думает.
Лежа в теплой пенистой, пахнущей фиалками воде, Элеонора закрыла глаза. Оловянный бак был невелик, и колени упирались в подбородок. Но как хорошо, что никто не ждет своей очереди, не стоит над душой. Она удивилась — неужели еще что-то способно обрадовать ее, несмотря на то что впереди маячило тяжелое испытание, эта ужасная неясность?
А когда прием закончится, что потом? Необходимость в ней отпадет? Разрешат ли ей уехать с билетом в руке? Причины думать иначе у нее нет, однако ее губы помнили поцелуй Фаррелла, а на руках остались синяки от его пальцев. Она не могла обманывать себя, будто совершенно равнодушна к нему, нет, она явно неравнодушна. В этом и была ее слабость, и, поняв это, Элеонора ощутила, как внутри что-то дрогнуло.
Она стояла перед зеркалом в корсете и в нижней юбке, поправляя волосы, когда полковник вошел в комнату. Повернувшись, она обхватила себя руками, прикрывая грудь под тонкой батистовой рубашкой.
— Я еще не одета! — возмутилась она. Но он и не подумал уйти.
— Да, я вижу, — ответил он. — Поторопитесь.
Его форма была безукоризненна. Алый мундир, украшенный множеством наград, белые замшевые брюки, аккуратно заправленные в сапоги. Увидев на кровати ее платье, он сунул шляпу под мышку и подошел ближе.
Сеньора Паредес отступила в сторону.
— Я отгладила его.
— Хорошо.
Действительно, задача выполнена прекрасно. Платье из бледно-зеленого муслина являло собой ряды оборок, наплывающих один на другой и отделанных нежной вышивкой. Широкий вырез, обнажающий плечи, украшал широкий воротник из тонкого кружева. Кружева ниспадали до локтей и прикрывали руки вместо рукавов.
— Вы довольны? — спросила сеньора. Он неспешно кивнул.
— Я доверяю вашему вкусу.
— Спасибо, — ответила она с серьезной вежливостью и, подхватив свои обвисшие черные юбки, поспешила из комнаты.
Полковник Фаррелл повернулся к Элеоноре, не обращая внимания на искорки гнева в ее глазах.
— Вы всегда носите такую прическу?
— Всегда, — коротко ответила она, забросив длинную толстую косу за спину.
— Мне не нравится.
Резкость уже готова была сорваться с ее губ, но она увидела его ожидающий взгляд.
— А какую бы прическу вы хотели? — спросила она приторно сладким голосом.
— Что-то более мягкое, с локонами.
— Извините. Понятия не имею, как это делается. — Ее глаза смотрели ясно, она безмятежно улыбалась. Швырнув шляпу на кровать, он подошел к ней.
— Начните с того, что расплетите косу.
Элеонора было отшатнулась, но недостаточно проворно. Он схватил ее за локоть, резко повернул и принялся расплетать носу. Ее волосы, освободившись, рассыпались волнами по плечам, ниспадая ниже бедер. Полковник молча стоял за ее спиной, погрузив руки в теплые локоны. Элеонора резко отступила в сторону, желая отойти от него подальше. Но у него была молниеносная реакция. Одной рукой он схватил ее за волосы, а другой — за широкую бретельку сорочки. Раздался треск разрываемой старой материи. Медленно, но безжалостно он притянул ее к себе и, склонившись, прижался своим твердым ртом к мятному изгибу ее шеи.
— Не надо, — сказала она, задержав дыхание.
— Пожалуйста? — спросил он.
— Пожалуйста.
— Грант?
Она замялась, а потом, со слезами боли на глазах, смиренно повторила:
— Пожалуйста, Грант.
И не только из-за того, что он применил силу, она произнесла эти слова, но из-за какой-то особенной искры, которая проскочила между ними.
На пороге возникла сеньора с букетом белоснежных цветов в руке.
— Два цветка — в волосы, один — на корсаж. — Положив перед ними цветы, она стояла, переминаясь с ноги на ногу.
Грант Фаррелл не спеша отпустил Элеонору и, подойдя к кровати, взял шляпу.
— Хорошо. Я буду ждать внизу. Элеонора объяснит вам, что делать с ее волосами.
Самоуверенность, исходившая от всего его облика, заставила Элеонору стиснуть зубы. Не помня себя, она схватила оловянную коробку с иголками, в которой когда-то было миндальное драже, и со свистом запустила ее в Фаррелла, так что иголки посыпались стальным дождем. В цель она не попала, коробочка перелетела через перила галереи и с металлическим стуком ударилась о камни патио. Сеньора Паредес вздрогнула. Ее лицо побледнело и приобрело цвет дикой гардении, которую она держала в руках. Полковник остановился, медленно повернувшись и намеренно сдерживая движения. Глаза его стали холодными и пустыми, но потом в них появилось уже знакомое презрительное выражение.
— В следующий раз, — сказал он тихо, — цельтесь прямо в сердце и выбирайте более смертоносное оружие.
Элеонора ничего не ответила, но и не отвела взгляд. Последнее слово осталось за ним. Но она почувствовала удовлетворение, видя, как дрогнул Железный Солдат.
Когда она вышла и остановилась на верхней площадке лестницы, душистый аромат патио поднялся теплой волной, словно приветствуя ее. Увидев полковника, ожидавшего ее в тени апельсиновых деревьев, она приподняла обруч и стала спускаться с отчетливо сознаваемой грацией и мягким колыханием тонких прозрачных оборок.
- Предыдущая
- 15/86
- Следующая
