Лесной рыцарь (Бушующий эдем) - Блейк Дженнифер - Страница 37
- Предыдущая
- 37/79
- Следующая
Индеец отступил, приготовившись сделать последний выпад и окончательно сломить ее сопротивление. На какой-то краткий миг он оказался незащищенным — поскольку Элиз не отвечала на его удары, он не ожидал нападения. Вцепившись обеими руками в свою палку, она замахнулась и изо всех сил шарахнула корявым концом ему по животу.
Элиз готова была закричать от восторга, когда поняла, что удар пришелся ему прямо в солнечное сплетение. Глаза Лесного Медведя потускнели, дыхание перехватило, он откачнулся назад. Острый сучок поцарапал ему живот, на землю капала кровь. Лицо его стало багрово-медным, он весь напрягся, готовясь снова напасть.
В этот момент послышалась резкая властная команда, и между ними выросла черная испанская лошадь. Рено соскочил с седла. Бросив взгляд на Элиз и удостоверившись, что она не получила каких-либо серьезных повреждений, он, не говоря ни слова, подошел к Лесному Медведю.
Только тут Элиз заметила, что вместе с Рено к ним подъехали и другие начезы. Лица индейцев, как обычно, ничего не выражали, но Элиз давно научилась читать по их глазам. Ей показалось, что они насмешливо переводили взгляды с ее палки на царапину на животе Лесного Медведя.
Элиз не поняла ни одного слова из разговора Рено и Лесного Медведя. Она заметила только, что индеец сопровождал свою речь энергичными обвиняющими жестами, направленными в ее сторону. Рено что-то сказал суровым голосом, тогда Лесной Медведь бросил палку и погрозил ему кулаком. Лицо Рено помрачнело, он скрестил руки на груди и отчеканил несколько фраз. Лесной Медведь некоторое время стоял молча, а затем ретировался, не поднимая глаз. Большими шагами он направился к своей лошади и одним движением вскочил в седло. Начезы развернулись и двинулись вперед по дороге.
Элиз наконец выпустила из рук палку и судорожно вздохнула. Только сейчас она поняла, в каком напряжении были все это время ее нервы. Она как-то сразу ослабела и, казалось, могла упасть от малейшего движения. Услышав легкое шуршание кожаного плаща, она открыла глаза и увидела перед собой Рено.
— Скажи, ты умеешь орать? — спросил он.
Судя по угрюмому выражению его лица, это был не праздный вопрос, однако он показался ей абсолютно бессмысленным.
— Что?
— Ты должна быть наказана. Я сказал, что ты моя женщина, поэтому наказывать тебя буду я. Хотя мне доставило бы большое удовольствие положить тебя к себе на колено, но ты, по-моему, и так достаточно наказана. Всего этого можно избежать, если ты будешь вопить по моей команде. Давай!
Произнеся последнее слово, Рено размахнулся и ударил ладонью по кожаному испанскому седлу. Звук, раздавшийся в лесной тишине, походил на сильный шлепок по человеческому телу. Лошадь слегка подалась, но осталась на том же месте, закрывая их собой от отряда воинов.
Поскольку Элиз молчала, Рено схватил ее за запястье и, крепко сжав, притянул к себе.
— Помогай мне, или я буду вынужден взять палку Лесного Медведя и задрать тебе юбки…
— Нет! — ответила она резко.
— Вот так-то лучше. — Он отпустил ее. — Давай!
Они разыграли эту сцену. Элиз послушно кричала, отвернувшись от него и прижавшись лбом к теплому вздрагивающему боку лошади. Слезы подступили ей к горлу. За последнее время она столько всего испытала и перечувствовала, что хватило бы на много лет вперед. Она хотела быть самостоятельной, ни от кого не зависеть, но судьба распорядилась иначе, обрушив на нее боль и потери, усталость и разочарование. Все получилось не так, как она ожидала и на что надеялась. Было ясно, что она не в состоянии защитить себя…
Удары прекратились. Наступила неловкая тишина. Ее прервал Рено:
— Ну а теперь, если ты попытаешься выглядеть наказанной… — начал он.
Элиз резко повернула голову, уязвленная прозвучавшей в его голосе насмешкой, хотя было очевидно, что смеется он и над собой тоже. Слезы, которые она с таким трудом удерживала, хлынули из глаз и покатились по щекам.
— Зачем? — сердито крикнула она, вытирая щеки тыльной стороной ладони. — Зачем ты все это делаешь?
— Можешь считать это моей причудой, но я не могу поднять руку на женщину.
— Нет, не это!
— Ты имеешь в виду, почему я заставляю тебя ехать со мной? Ответ прост — ты нужна мне, я хочу тебя.
Эти слова как-то странно подействовали на нее.
— Тебе это не сулит ничего хорошего, — нахмурилась Элиз.
— Посмотрим.
— Не думай, что проявленное тобой сейчас великодушие что-нибудь изменит.
— Хорошо. Но и ты не думай, что я не смогу отбросить свою причуду, если понадобится.
Она скривила губы.
— Я ни на минуту не сомневалась в этом!
— Замечательно. Значит, мы понимаем друг друга.
Понимаем? Элиз не была в этом уверена. Задумавшись над тем, что он сказал, она не заметила, как оказалась на его лошади. Рено взлетел в седло за ее спиной и, ведя на поводу ее кобылу, поскакал вслед за остальными.
Обида и признательность боролись в душе Элиз, мешая собраться с мыслями. Она хотела презирать его — и не могла. Вместо того чтобы прийти в ярость из-за выраженного им желания обладать ею, она испытала какой-то странный трепет. «Я просто устала, — сказала она себе. — Устала ехать верхом, устала путешествовать, устала от споров. Но это ненадолго. Завтра будет лучше, должно быть лучше».
Рено держал в объятиях хрупкое гибкое тело Элиз, ощущая через плащ и юбку ее тепло. Когда она немного расслабилась и прислонилась к нему, он почувствовал, что и его напряжение стало спадать. Рено едва сдержался, чтобы не направить лошадь в глубь леса и там, на опавших листьях, овладеть ею. Остановила его не гордость, которую он чувствовал в Элиз, а вид ее рук, лежавших на коленях ладонями вверх. Они медленно багровели после сражения с Лесным Медведем, и Рено было тяжело смотреть на них. Но была и другая причина. Хотя он страстно желал физической близости с Элиз, еще больше хотелось ему постичь ее душу. Ему хотелось знать ее мысли, мечты, тайны; ему хотелось, чтобы Элиз пришла к нему сама, чтобы увидела, как он открыт для нее. Пока это было невозможно — если вообще будет когда-нибудь возможно… Вместо этого Рено стал размышлять, как бы отплатить Лесному Медведю, по чьей вине у нее такие синяки. Начезы никогда не дрались между собой. Ни одна ссора не заканчивалась дракой — это грозило изгнанием. А жаль…
Когда стемнело, Элиз легла спать с мадам Дусе. Ей было неуютно. Меховая подстилка, не согретая жаром тела Рено, казалась холодной и влажной. Пожилая женщина ворочалась и стонала во сне, поэтому Элиз без конца просыпалась. Дождь прекратился, но морось висела в воздухе, постепенно превращаясь в изморозь. Все лежали вокруг небольшого костра, который Рено разрешил развести. Сам он большую часть ночи просидел в дозоре и только на рассвете прилег, закутавшись в меха. Именно в эти часы лучше всего спалось и Элиз.
Дни стояли серые и холодные. Однажды ночью пошел дождь, а когда они утром выползли из наскоро сооруженного шалаша, то обнаружили, что каждая веточка, каждый листочек и каждая травинка покрыты блестящей корочкой льда. Лед потрескивал под копытами лошадей, когда они перебирались через ручьи, и ослепительно сиял на выглянувшем солнце, вызывая боль в глазах. Окоченев от холода, Элиз уже не думала о побеге. Этот переход стал тяжелым испытанием, которое нужно было выдержать: лес без конца и края, бесчисленные ручьи, скудная еда из кукурузы с сушеным мясом — и чувство, что за ней неусыпно наблюдают воины-начезы. Иногда Элиз видела знакомые места: залив с солоноватой водой, где они с Рено купались при луне; река, где они построили плот, чтобы перебраться на другой берег, хотя сейчас они просто переплыли реку на лошадях; поляна, где в ту первую ночь Рено, обнаженный, стоял под дождем. Элиз замечала все это, узнавала — но не более. Она была слишком измучена, чтобы испытывать какие бы то ни было эмоции.
Однажды к вечеру они наконец добрались до Миссисипи. Там их ждали большие пироги и несколько воинов-начезов. Переправились быстро: им помогал попутный ветер. И все же к тому времени, когда они добрались до восточного берега и переправили лошадей, плывших за пирогами, уже смеркалось. Элиз решила, что это к лучшему. Рассеянный свет смягчал очертания беспорядочно разбросанных обгоревших бревен там, где когда-то стоял форт Розали. Покосившиеся амбары и другие хозяйственные постройки на холме казались в сумерках не такими заброшенными. Темнота скрыла кости людей и животных, начисто объеденные воронами и черными дроздами. Разбитая, искореженная посуда, растерзанные куклы, валявшиеся повсюду обрывки одежды казались просто мусором, а не уничтоженными пожитками мертвых и угнанных в рабство.
- Предыдущая
- 37/79
- Следующая
