Загадочные племена на «Голубых горах» - Блаватская Елена Петровна - Страница 13

• Предыдущая
• 13/42
• Следующая

За этим следует уже известное описание наружности тоддов. Параграф о тоддах кончается фактом, на который я нарочно напираю, ввиду его многозначительности и прямого отношения к разъяснению события, коего мы были очевидцами, и опять-таки сознанием полного неведения их истории и происхождения.

Мистер Салливан оказался весьма скоро вполне порабощенным «Нильгирийскими Адонисами», как их прозвали ранние поселенцы и плантаторы на «Голубых горах». То был первый, может единственный а Англо-Индии пример, чтоб английский чиновник бара-сааб открыто братался, вступал бы в такие интимные дружеские сношения с подвластными ему аборигенами, как то делал куимбатурский коллектор. В награду за подарок Компании еще лишнего куска территории в Индии его также повысили в чин «главноуправляющего» «Голубыми горами». Там мистер Сэлливан прожил около тридцати лет; там он и умер.

Что же его привлекало к этим людям? Что могло быть на самом деле общего между цивилизованным европейцем и совершенно примитивными людьми, как тодды? На этот вопрос, как и на многие другие, нам никто еще не мог ответить. Не потому ли, что все неизвестное, таинственное, привлекает нас, как пустое пространство, и, производя головокружение, притягивает к себе, подобно бездне? С практической точки зрения, конечно, тодды не более как дикари, совершенно незнакомые с первыми основными правилами цивилизации, и даже на вид, невзирая на их физическую красоту, довольно грязные. Но дело не в наружной их оболочке, а во внутреннем, духовном мире этого народа. Во-первых, тодды совершенно незнакомы с ложью. На их языке даже не имеется таких слов, как «неправда» или «ложь». Воровство или даже простое присваивание не принадлежащего им – также им неизвестны. Достаточно прочесть то, что о них говорит капитан Гаркнесс в своей книге, озаглавленной «A Strange Aborigenal Race» («Странное племя аборигенов»), дабы убедиться в том, что такие редкие качества не суть продукт единственно нашей цивилизации. Вот что пишет о них этот известный путешественник:[33]

«… Прожив около двенадцати лет в Уттакаманде, говорю положительно, что никогда не встречал народа, как в цивилизованных, так и в первобытных странах, который выказывал бы такое религиозное уважение к праву meum et tuum, как тодды. Они внушают это чувство детям с самого нежного возраста. Мы (англичане) не нашли между ними ни одного вора! Обман и ложь им неизвестны, кажутся невозможными» (с. 18–36). А далее: «Как и у туземцев низменной страны южной Индии, ложь во мнении этого племени самый подлый, непростительный порок. Фактическим доказательством этому врожденному в них чувству является на высоте Додабетского пика их единственный храм: он посвящен ими отрешенному божеству, Истине (Temple of Truth). Тогда как среди жителей долин как самый символ, так и самое божество слишком часто забываются, тодды поклоняются обоим, питая к идее и символу, в теории, как и на практике, самое искреннее ненарушимое чувство уважения»… (с. 31). Вот именно такая нравственная чистота тоддов и их редкие душевные качества привлекли к себе не только мистера Сэлливана, но и многих миссионеров. Надо принять во внимание значение такой похвалы в устах людей, непривыкших отзываться с особенною похвалой о тех, на кого они сами не производят никакого впечатления.[34] А на тоддов прибытие миссионеров да и вообще англичан с первого до последнего дня произвело не более впечатления, как если бы вместо живых людей эти дикари были каменными статуями. Мы знавали миссионеров и даже одного епископа, которые не устрашились ставить нравственность тоддов в пример своей «высокорожденной» пастве публично в церквах по воскресеньям.

Но в них действительно есть нечто еще более привлекательное, если не для публики – вообще, и для статистиков в частности, то для тех, которые посвятили себя всецело изучению более отвлеченной стороны человеческой природы: именно таинственность, чувствуемая всеми в соприкосновении с тоддами, и та психическая сила, о которой было упомянуто в первой главе. Об обеих мы имеем сказать многое.

Коллектор, проведя в горах дней десять, вернулся в Куимбатур, а оттуда отправился в Мадрас, дабы отдать лично полный отчет главной конторе Компании о своем путешествии на «Голубые горы». Исполнив эту обязанность, Сэлливан вернулся немедля в привлекающие его горы и к сильно уже интересовавшим его тоддам. Там он первым построил себе европейский дом, каждый камень которого был ему принесен тоддами.

«Откуда они доставали эти большие, хорошо обтесанные камни, так и осталось до сей пори загадкой», – рассказывал генерал Морган.

С первого дня коллектор сделался другом, покровителем и защитником тоддов, и в продолжение тридцати лет он стоял за них горой, ограждая их самих и их интересы от алчности и несправедливых захватов Ост-Индской Компании. Он не говорил о них в официальных бумагах иначе, как «о законных владельцах почвы» (the legal lords of the soil) и заставил «почтенных отцов» считаться с тоддами. В продолжение многих лет Компания платила им аренду за уступленные ими леса и поляны. Все время, пока мистер Сэлливан был жив, никому не позволялось обижать и делать захватов на землях, которые тодды заранее указали англичанам, как на свои священные пастбища, оговорив их в контрактах.

Эффект донесения мистера Сэлливана в Мадрасе был громадный. Все, что только жаловалось на климат, все, что страдало печенью, лихорадкой и другими болезнями, так щедро расточаемыми европейцам тропиками, да имело средства на переезд, все это бросилось по направлению к Куимбатуру. Из несчастной деревушки Куимбатур сделался в несколько лет уездным городом. Установилось тотчас регулярное сообщение между Матополламом у подошвы Нильгири и Уттакамандом,[35] городом, основанным в 1822 году на высоте 7500 футов. Вскоре стала переезжать туда, с марта до ноября, вся мадрасская бюрократия. Вилла за виллою, дома за домами стали вырастать на цветущих скатах гор, как грибы после весеннего дождика. По смерти мистера Сэлливана плантаторы завладели почти всею местностью между Котхагири и Утти. Пользуясь тем, что «владетели гор» выговорили себе самые высокие места на Нильгири для пастбищ «священных» буйволов, англичане присвоили себе девять десятых «Голубых гор». Миссионеры воспользовались случаем, чтобы осмеять туземцев и их суеверие в богов и горных гениев. Все оказалось напрасным. Баддаги продолжали держаться своих особенных взглядов на тоддов, хотя скоро тем пришлось довольствоваться голыми верхушками скал, которые они теперь разделяют с лангурами. «Отцы» Компании, а после них и правительственные бюрократы, хотя и продолжали на бумаге величать тоддов «законными властителями почвы», на деле же под шумок стали заявлять себя, как и всегда, «лордами над баронами».[36]

На курумбов пока не обращали внимания. С первого появления англичан курумбы, словно они были действительно тем, чем казались, отвратительного вида гномами, точно исчезли под землей. О них не слыхали и их не видали в первые годы по открытии. Потом они стали мало-помалу показываться и селиться в болотах и под сырыми нависшими скалами. Однако вскоре они дали о себе знать… Каким образом, – это будет рассказано в дальнейших главах; теперь же мы займемся сперва тоддами и баддагами.

• Предыдущая
• 13/42
• Следующая