Неизвестный солдат - Рыбаков Анатолий Наумович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/61
- Следующая
— Какой нож у вас страшный.
— На фронте без холодного оружия как без рук, — ответил Бокарев.
— Фрицев скоро прогоните?
— Точную дату назвать не могу, но думаю, что в будущем году войну закончим успешно. Сейчас на фронте положение слоеного пирога.
— Какого такого пирога? — удивилась Клавдия.
Бокарев, ударяя ребром ладони по столу, показал:
— Тут мы, тут фриц, опять мы, опять фриц. Вопрос в том, кто кого в котел возьмет. Все от вас зависит.
— От нас? — еще больше удивилась Клавдия.
— От того, как тыл будет сочувствовать фронту, — многозначительно произнес Бокарев, подвигаясь ближе к Клавдии.
Она опустила глаза, тронула медаль на его груди.
— «За отвагу»… А в чем отвага-то была?
— Все вам надо знать? — загадочно ответил Бокарев.
— Военная тайна, — засмеялась Клавдия.
— Вот именно. Могу рассказать только близкому человеку.
Она подняла голову, посмотрела ему в глаза серьезным, глубоким взглядом.
— Тебе сколько лет?
— Двадцать три.
— Молодой… — Она протянула руку, провела рукой по его волосам, слегка потрепала их. — Русоволосый… Любят тебя, наверно, девки.
Он попытался удержать ее руку.
— Любили когда-то. А сейчас не знаю: любят или нет.
Она вздохнула:
— Полюбят еще молодые, красивые…
— Такую, как вы, мечталось встретить.
— Я старая, — вздохнула Клавдия, — тебе двадцать три, а мне тридцать.
— Самый возраст для женщины… — начал Бокарев.
Она кивнула на его полевую сумку:
— Сумка-то, наверно, письмами набита и фотографиями. Показал бы свою девушку?
— Какую девушку, нет у меня девушки. — Бокарев суетливо открыл планшет. — Письма у меня только от матери, мать у меня в Сибири живет… фотокарточка вот, снялись мы с командой.
На фотографии он был снят вместе с Вакулиным и Лыковым — справа, Краюшкиным и Огородниковым — слева.
— Военный фотокорреспондент снял. Ехал с нами, ночевали вместе, вот и снял. Всем по карточке на память роздал, известный фотокорреспондент, для «Правды» и «Известий» снимает. Могу оставить на память. Если взамен свою дадите.
— Фотографии у меня старые, я на них молодая, непохожая, — засмеялась Клавдия.
— Подарите, прошу убедительно.
— Подумаем, — сказала она, вставая, — пойдем, миленький, посмотрим, что у колодца.
Бокарев недовольно поморщился:
— О колодце не беспокойтесь. Все будет сделано согласно предписанию. В армии приказ командира — закон!
— Неудобно, — Клавдия натянула жакет, покрыла голову платком, — люди работают, а мы сидим.
Краюшкин и Лыков сидели на обтесанных досках, перед крынкой молока и краюхой хлеба, закусывали, дожидаясь, когда Вакулин и Огородников кончат свою работу.
Зияло открытое отверстие колодца; рядом, в луже, валялись гнилые доски старого сруба; их растаскивали по дворам бабы и ребятишки.
Над колодцем, с веревкой в руках, стоял Огородников. Тут же на корточках сидела Нюра, заглядывая в колодец, держа в руках веревку, которой был обвязан Вакулин.
— Тащи! — послышался из колодца голос Вакулина.
Перебирая веревку, Огородников вытащил из колодца ведро, неловко перехватил, немного воды выплеснулось.
— Осторожнее, боров! — закричала Нюра. — Там человек.
— Брысь! — ответил Огородников.
Бокарев заглянул в ведро: вода была чистой, свежей. Все же он приказал:
— Еще одну пробу.
Огородников выплеснул воду, снова спустил ведро, Вакулин опять наполнил его.
Попробовав воду и причмокнув от удовольствия, Бокарев сказал Клавдии:
— Прошу произвести дегустацию!
Клавдия сдвинула платок со лба, наклонилась к ведру, отпила и согласилась, что вода хорошая — пить можно.
За ней и другие женщины, наклоняясь к ведру, пробовали воду, хвалили.
Лыков удовлетворенно сказал:
— Чистый аш два о!
— Аш два о по-ученому означает: чистый лимонад, — объяснил Бокарев. — Попрошу местное население убрать территорию в смысле санитарии и гигиены. Завтра кладем сруб.
— Идите, ребята, парьтесь, затопили для вас баньку, — сказала женщина с подоткнутой юбкой, — а хотите, придем веничком постегаем.
— А Ваня там останется?! — закричала Нюра.
— Поднять наверх рядового Вакулина! — распорядился Бокарев.
Солдаты потащили веревку и подняли Вакулина. Он был в трусах, майке, сапогах и широкой соломенной шляпе, с которой капала грязь, — черный как трубочист.
— Ванечка, бедненький, — жалобно проговорила Нюра.
— Вот на какие жертвы идет геройский советский солдат Во имя тыла, — назидательно проговорил Бокарев. И, наклонившись к Клавдии, тихо добавил: — А вы, чуть что — отодвигаетесь…
- Предыдущая
- 18/61
- Следующая
