Золотой ключ. Том 3 - Роун Мелани - Страница 47

Дверь на улицу открылась, вошла женщина, волосы прикрыты вдовьей шалью, сбросила шаль на плечи, и Сарио увидел копну великолепных черных волос. Служащий поднял голову; они с женщиной обменялись многозначительными, как показалось Сарио, взглядами.

В следующее мгновение он ее узнал.

Элейна Грихальва! Не в теплых объятиях дона Эдоарда и не за надежными стенами Палассо Грихальва. О чем думают ее родители? Элейна, конечно, вдова, но она молода, привлекательна и — что важнее всего — обладает талантом, который он намеревался развить. Ей ни в коем случае нельзя позволять бродить по улицам Мейа-Суэрты.

Дверь снова открылась, внутрь ворвался запах сырости и звон колокольчика, оповещающего: “Комендантский час! Комендантский час!"

Посетители начали поспешно расходиться, приглушенными голосами жалуясь на комендантский час, установленный десять дней назад начальником городской стражи. Служащий получил деньги — зная Оливиано, Сарио был уверен, что тот заплатил меньше, чем стоила работа, — и поднялся. Они с Элейной Грихальва ушли вместе.

Сарио последовал за ними.

Он старался держаться в тени, как, впрочем, и они тоже. Сарио предполагал, что парочка переберется через сокало Грандо и отправится дальше, но они остановились возле Катедраль Имагос Брийантос. Было холодно, ни единый звук не нарушал тишину; дождь прекратился. Но комендантский час окутал мрачными тенями город, готовящийся к Пенитенссии.

Мужчина зажег фонарь. Моронно! Свет обязательно привлечет к ним внимание стражников.

И тут Сарио увидел, что делает Элейна Грихальва: она рисовала мелом на каменной стене собора, быстро и уверенно создавая огромную фреску. Великий герцог Ренайо, за спиной которого выстроился шагаррский полк, стоит, выставив перед собой меч и глядя на толпу бедняков, опустившихся на колени на холодный камень, а позади них молодой человек в костюме подмастерья размахивает знаменем либертистов.

Осквернить Катедраль! Это святотатство. Сарио восхищался наглостью Элейны. Поступок в его собственном стиле!

Мужчина, сопровождавший Элейну, погасил фонарь. Спрятавшись в тени колонн, Сарио наблюдал, как отряд стражи, освещая себе путь факелами, провел через площадь коней. Никто не встретился им на пути, и всадники исчезли в конце авенидо Шагарра.

Фонарь снова ожил, одинокий колокол пробил полночь; вскоре Элейна закончила работу, и они поспешили скрыться в одной из боковых улочек — только серые тени скользили по светлому камню домов.

Сарио, стараясь оставаться незамеченным, следовал за ними. Один раз им пришлось нырнуть в подворотню, потому что мимо проходил патруль, потом они встретили парочку бродяг, перекинулись с ними несколькими словами — прошелестело слово “Парламент”! — и без происшествий продолжали идти дальше своей дорогой. В конце концов Сарио удалось узнать, где они живут: оказалось, это ничем не примечательная гостиница, над которой висела вывеска с нарисованными на ней серпом и снопом пшеницы. Элейна и ее спутник исчезли за дверью.

"Элейна Грихальва и ее талант принадлежат мне. Я должен развивать и учить ее, сделать настоящим мастером. Только я — и больше никто — могу помочь ей расцвести”.

Сарио не собирался отдавать ее какому-то простому писарю! Или поверхностному, сентиментальному искусству, отражающему политику либертистов! Разве можно допустить, чтобы талант растрачивался так бездарно?

Только он в состоянии обеспечить ей возможность занять достойное место среди великих художников рода Грихальва. И пусть у Элейны нет Дара, в душе у нее торит свет великого мастерства. Они все ошибаются, считая, что только Одаренный мужчина может стать великим живописцем.

Сарио видел немало примеров, подтверждающих его правоту. Конечно, с ним самим не сравнится никто, но за свои многочисленные жизни он узнал, воспитал и научился уважать художников из семейства Грихальва. Даже тех, у кого не было и намека на Дар, а всего лишь глаза, руки и стремление к славе. Даже среди иностранцев, знакомых ему только по работам, попадались такие, кто мог посоперничать с ним в таланте. Он должен все увидеть, осознать, понять, чтобы — когда придет время — создать настоящий шедевр, который превзойдет все остальные произведения. Сарио в очередной раз докажет всем, сколь велика сила Золотого Ключа.

Он вернулся в ателиерро на рассвете. Аласаис мирно спала. События прошедшей ночи пробудили в его памяти старые и неприятные воспоминания: каль веноммо, ядовитое перо.

Северин рисовал карикатуры на Арриго. Тому так и не удалось получить доказательства, но Сарио знал, кто их автор и что сделаны они с молчаливого согласия Лейлы. И к чему привело соперничество Тасии и Мечеллы? Ничего значительного не произошло — если не считать, что мечты и жизнь Рафейо были разрушены.

Сарио открыл сундучок, осторожно развернув, вынул свой череп и поместил на столе. Они уставились друг на друга, Сарио и череп, живые глаза встретились с пустыми, мертвыми глазницами. И тем не менее он не умер, настоящий Сарио жив — и так будет всегда. Его собственные глаза смотрят на него с Пейнтраддо Меморрио, его глаза и дюжина разных лиц. Он никогда не мог запомнить, какому лицу принадлежит какое имя, но разве это имеет значение? Все они Сарио. Только Сарио важен.

И, естественно, Сааведра. Он сделал это ради нее и ради прославления искусства рода Грихальва. Вовсе не для себя.

Сарио опустился в кресло — старое, много раз побывавшее в починке кресло Алехандро, намочил кисть слюной и начал писать акварельный портрет Луиссы. Ее тонкие, изящные руки, держащие гирлянду из дикой герани, постепенно, по мере того как он наносил краски, распухали, пальцы становились шишковатыми. В течение следующих двух дней, пока им с Аласаис еще будет нужна ее помощь при подготовке к отъезду, Луисса лишь почувствует слабую боль в руках, которая несказанно ее удивит. Костная лихорадка — артрит, так ее теперь называют врачи, — разыграется чуть позже. Никто не должен заподозрить, что ухудшение ее здоровья каким-то образом связано с ним. Глаза Луиссы на портрете покрыла почти прозрачная белая пленка…