Только вперед - Раевский Борис Маркович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/67
• Следующая

Этот труд скрыт от зрителей, и многие из сидящих на трибунах часто и не догадываются о нем. Метнул кто-то копье дальше всех… «Ну и что? Значит, у него мышцы крепче, чем у других! Вот и все!» — так думают некоторые зрители.

Я тебе когда-нибудь расскажу подробно об одной копьеметательнице… — тут Галузин назвал фамилию известной советской спортсменки. — Девять лет она тренировалась, чтобы побить мировой рекорд немки Мейерберг. Девять лет, изо дня в день. Не денег, не личной славы добивалась спортсменка. Она страстно хотела, чтобы этот рекорд принадлежал нашей Родине.

Возле ее дома когда-то рос старый жилистый дуб. Его давным-давно спилили, остался могучий, в три обхвата, пень. Каждое утро подходила спортсменка к этому крепкому как камень пню и тупым топором рубила его. Пень дуба-великана она, конечно, так и не срубила, но мускулы рук у нее стали сильнее. Она читала книги по физиологии, изучала строение человеческого тела, изобретала сотни новых приемов — изменяла темп разбега, положение ног при броске, по-разному держала копье.

Она выжимала штангу, толкала ядро, прыгала и бегала — каждый день, девять лет! И все-таки добилась своего: послала копье за пятьдесят метров и установила мировой рекорд!

Галузин помолчал, будто вспоминая что-то:

— Я мог бы рассказать тебе еще — о непобедимом борце Иване Поддубном. До глубокой старости, copoк лет подряд выступал он во всех странах мира и неизменно укладывал на обе лопатки всех своих противников: американцев и англичан, французов и итальянцев, египтян и шведов. О себе он говорил: «Я родился не богатырем, а обыкновенным деревенским парнем». Он всю жизнь тренировался и поэтому стал силачом. Недаром Поддубный любил повторять: «Хочешь быть сильным — трудись, работай, упражняйся».

Леня внимательно слушал Ивана Сергеевича.

— Подумай еще раз хорошенько, Леня, прежде чем сделать окончательный выбор, — сказал на прощанье Галузин.

Но Кочетову уже не о чем было думать. Разговор с тренером устранил последние колебания. Трудности не пугали, а лишь сильнее подзадоривали Леню.

Однажды, сдав выпускной экзамен по истории, Кочетов поехал в институт физкультуры. До следующего экзамена было четыре дня, и ему захотелось посмотреть институт, в котором он собирался учиться,

Кочетов приехал на улицу Декабристов к большому дому рядом со стадионом и вместе с группой студентов вошел в проходную.

— Пропуск! — сердито остановил Кочетова высокий, хмурый старик вахтер.

Пропуска у Лени не было. Он стал смущенно объяснять сердитому старику, зачем приехал. За его спиной в узком проходе выстроилась уже целая очередь нетерпеливо шумящих студентов с раскрытыми удостоверениями в руках.

— Подайтесь в сторонку, гражданин! — строго перебил Леню вахтер. — У нас не сад для гуляний. Без пропуска ходу нету.

Леня отодвинулся. Мимо него, весело переговариваясь, торопливо прошли студенты.

Возвращаться домой ни с чем было обидно. Но что предпринять, — Леня не знал. Он стоял возле неумолимого вахтера, переминаясь с ноги на ногу. Наконец тому, очевидно, стало жаль паренька.

— Завтра приходите, гражданин, — уже не так грозно сказал старик. — Чего ломиться-то, когда завтра у нас этот… как его?.. «день отпертых дверей». Приходите и осматривайте всласть все етажи!

— А сегодня нельзя, дедушка? — спросил Леня.

— Сегодня никакой возможности! — непреклонно ответил вахтер и отвернулся.

В проходную вошел высокий, худощавый человек в вязаном тренировочном костюме.

— Все ворчишь, Данила Кузьмич?! — пошутил он, на ходу показывая удостоверение вахтеру.

— Поворчишь тут! — ответил вахтер. — Порядков не знают, Николай Александрович. Лезут без пропуска, — мотнул он головой в сторону Лени. — Приспичило ему, вишь ты, аккурат сегодня разглядеть институт. Не берет в толк, что у нас завтра «отпертые двери». Нет, вынь да положь ему обязательно сейчас же!

Мужчина в тренировочном костюме остановился и внимательно посмотрел на Леню.

— К нам в институт собираешься? — спросил он.

— Собираюсь, — хмуро ответил Кочетов.

— О це гарно! — воскликнул мужчина и задумался.

— Знаешь, Данила Кузьмич, пропусти-ка ты паренька! — вдруг весело сказал он. — А я тебе потом пропуск на него выпишу.

— Балуете вы, Николай Александрович, юнцов-то, — проворчал вахтер.

Леня вслед за незнакомым мужчиной пересек двор и поднялся по лестнице.

— Ну, осматривай наш институт, — сказал мужчина. — А если помощь будет нужна, — заходи ко мне: к Гаеву — секретарю партийной организации.

Кочетов медленно шел по институтскому коридору. Возле одной комнаты он остановился. Из-за дверей доносились гулкие удары и шарканье многих ног. Леня заглянул в щелку. Огромный зал. Находилось там человек тридцать студентов — все в трусиках и майках.

Четверо юношей с зашнурованными на руках кожаными перчатками осыпали тяжелыми ударами свисающие на блоках с потолка огромные туго набитые кожаные мешки и груши. Груши дробно стучали о круглые деревянные площадки, к которым они были подвешены.

Человек десять студентов, тоже в кожаных перчатках, легко, будто танцуя, передвигались по залу. Они то яростно молотили воздух кулаками, двигаясь вперед, то вдруг наклонялись и отступали, защищая лицо огромными перчатками. Казалось, каждый ведет бой с собственной тенью.

В дальнем конце зала шесть юношей дружно прыгали через скакалки. Пестрые веревочки быстро мелькали в воздухе; юноши прыгали то на одной ноге, то на другой, то двумя ногами вместе.

Это тренировались студенты-боксеры.

Леня отошел от двери и направился дальше по коридору. Возле одной из комнат он снова остановился и заглянул в дверное стекло.

К обычной черной доске, какие есть во всех школах, был прикреплен кнопками большой фотоснимок. На нем изображены футбольные ворота, вратарь и устремившиеся к воротам нападающие. Один из игроков вел мяч. Вратарь изогнулся, готовясь к броску.

Возле доски стоял студент с указкой и преподаватель. Кочетов прижался ухом к приоткрытой двери. Студент уверенно рассказывал, какую комбинацию должны сейчас провести игроки: кому должен передать мяч нападающий и куда надо ударить, чтобы вратарь не смог взять мяч.

«Да это настоящее искусство!» — восхищенно подумал Леня.

Он и сам играл в футбол, но никогда не думал, что можно так детально, с чертежами и сложными расчетами, изучать эту игру.

То, что увидел Леня в другой комнате, озадачило его. Студенты в белых халатах стояли возле скелета, девушки сидели за длинным столом, склонившись над черепом и какими-то костями. Леня поспешно захлопнул дверь.

Побывал он также в огромном светлом гимнастическом зале, в химической лаборатории…

Поздно вечером, усталый, но довольный, ушел он из института. Решение его окончательно окрепло.

Эта мысль возникла не у Кочетова и не у Галузина. Впервые сказал об этом Николай Александрович Гаев. И сказал так буднично просто, словно дело шло о чем-то самом обычном.

Был сентябрь 1937 года. Уже целый год Леонид Кочетов занимался в институте физкультуры.

Гаев сидел в бассейне, на трибуне, и наблюдал за тренировкой Леонида, который под руководством Галузина отрабатывал в это утро технику движения ног.

Галузин в институте, как и в детской школе, преподавал плавание.

Леонид держался руками за длинную, выкрашенную под цвет воды, зеленую доску и быстро плыл, работая одними ногами. Так, «без рук» проплыл он свою обычную утреннюю порцию — тысячу метров. Сорок раз пересек бассейн.

Николай Александрович сидел молча. Он присутствовал на тренировке уже не первый раз, внимательно следя за Кочетовым.

Леонида до сих пор удивляло лицо Гаева, хотя казалось бы, за год он мог привыкнуть к нему. Худощавое, с резко очерченными губами, скулами и подбородком, с высоким лбом и наголо обритыми волосами, оно на первый взгляд казалось чересчур строгим и даже суровым.

• Предыдущая
• 8/67
• Следующая