Дневник войны со свиньями - Биой Касарес Адольфо - Страница 17

• Предыдущая
• 17/36
• Следующая

– Бедняга думал, что раз он идет с сыном, то ему ничего не грозит, – заметил Аревало.

– Я назвал его самоубийцей, – повторил Рей.

– Бедный парень, – сказал Видаль. – Какой груз на его совести.

– О ком они говорят? – спросил Данте.

– Я назвал его самоубийцей, – ответил невпопад Рей.

В комнату вошел лысый, флегматичный, тучный господин с огромными руками и тихим, мягким голосом. Видалю объяснили, что это родственник Нестора или доньи Рехины. Когда упомянули имя хозяйки, Видаль спросил:

– Где она?

– В своих покоях, – торжественно ответил Рей.

– Могу я пройти к ней поздороваться?

– Не докучай ей, – раздраженно посоветовал Джими. – Ты же ее, в общем-то, никогда не видел.

– Что ты читал? – спросил Видаль. Появились двое молодых людей. Один был высокий, тощий, с прыщеватым лицом. Второй – приземистый, с очень круглой головой и выпученными глазами, которые, казалось, смотрели снизу вверх с плохо скрытым любопытством. Парни поздоровались издали, судорожно кивнув, и уселись на другом конце комнаты. «На самом холодном месте, – подумал Видаль. – Нам, старикам, повезло, мы-то рядом с печуркой. Запах эвкалипта в сочетании с керосином полезен при простуде». И опять вспомнил о Несторе.

– Видишь их? – указал Джими на парней. – Эти два типа мне не нравятся.

– Что ты читал?

– В «Ультимаора» статью о «войне со свиньями».

– Войне со свиньями? – переспросил Видаль.

– Вот и я спрашиваю, – сказал Аревало. – Почему «со свиньями»?

– И я не понимаю почему, – подхватил Рей.

– Да нет, – возразил Аревало. – Я спрашиваю, почему они пишут «со свиньями». У этих щелкоперов нет никакой логики, даже в употреблении слов.

– Достаточно какому-то газетчику что-то ляпнуть, и вся страна будет твердить о войне со свиньями, – рассудил Рей.

– Вовсе нет, – возразил Данте. – Другие называют ее «охотой на сов».

– Сова, по-моему, лучше, – заявил Аревало. – Сова – символ мудрости.

– Но признайтесь, – сказал Джими, обращаясь к Аревало и Рею, – вы двое предпочли бы, чтобы вас называли свиньями.

Все засмеялись. В столовую вошла соседка, неся на подносе чашечки кофе. Она укорила их:

– Ведите себя прилично, сеньоры. Вы забываете, что в доме покойник.

– Его уже привезли? – спросил Видаль.

– Пока еще нет, но это все равно, – ответила женщина. – Кофе хорош?

– Какой ужас, – сказал Данте. – Покойника привезли, а мы как ни в чем не бывало.

Помешивая сахар, Видаль обратился к Джими:

– Послушай, что это за разговор о каких-то совах и свиньях?

– Почем я знаю.

– Спрашиваете, откуда такое название? Говорят, что старые люди, – пояснил Аревало, – эгоисты, жадины, обжоры, неряхи. Настоящие свиньи.

– Пожалуй, это справедливо, – согласился Джими.

– Посмотрим, что ты скажешь, – уколол его Данте, – когда за тебя возьмутся.

– Я не из этой компании, – возразил Джими. – Я не старик. Все меня уверяют, что я в самом расцвете лет.

– То же самое говорят мне, – поспешил вставить Рей.

– Мне уже надоело это слушать, – сказал Данте.

– Ты нам не чета, – с раздражением возразил Джими.

– Недаром эскимосы и лапландцы отвозят стариков в тундру, чтобы они там замерзли насмерть, – сказал Аревало. – Защитить стариков можно только сентиментальными доводами: мол, сколько они для нас сделали, у них тоже есть сердце, они тоже страдают и так далее.

Джими, снова развеселясь, заметил:

– Очень жаль, что молодые этого не знают, а знаем только мы, несчастные. Я думаю, даже активисты комитетов молодежи не знают…

– Беда в том, – сказал большерукий господин, – что они не нуждаются в разумных доводах. Им хватает тех, которые у них есть.

Вошел невысокий, худощавый человечек с острым лицом, напоминающим набалдашник трости.

– Вы знаете, как это случилось? – спросил он.

– Могу сказать вам мое мнение, – не унимался Аревало. – В основе этой войны со стариками в пользу молодежи одни лишь сентиментальные доводы.

– Вам известно, как это случилось? – повторил новоприбывший. – Его, кажется, повалили наземь и затоптали те, кто поднимался и спускался с трибуны.

– Бедный Нестор, эти скоты затоптали его насмерть, – сказал Видаль.

С другого конца столовой высокий парень провозгласил:

– Уже едут!

– Ну, тогда я пойду заниматься своими делами,

– заявил Эладио. – Будем мы здесь присутствовать или не будем, бедняге Нестору уже все равно.

– Вы мне должны, – предупредил друзей Рей.

– Я заказал венок от имени всех.

– Венок твой либо из чистого золота, либо тебя надули, – проворчал Данте, расплачиваясь.

– Не говорил ли я тебе, Исидро, – подмигивая одним глазом, пошутил Джими, – что венки нынче дороги?

После стольких лет дружбы он впервые вошел в комнату Нестора. Рассеянно глядя на портреты незнакомых людей, подумал: «Хотя мы о нашей личной жизни не говорили, это не мешало нам быть друзьями». Эта мысль побудила его сформулировать сентенцию: «Нынче все тебе приятели, а друзей нет».

– Боже, как его изуродовали, бедняжку! – ахнула одна из женщин.

Весть о гибели Нестора меньше взволновала Видаля, чем это уменьшительное «бедняжка». «Я плачу, как ребенок, – подумал он. – Или как лицемер. Какой позор».

Он закрыл глаза. Он не хотел, чтобы последним воспоминанием о друге было лицо мертвеца. Собрался было поздороваться с доньей Рехиной, но она оказалась такой отупевшей от горя и дряхлой, что его протянутая рука опустилась. Он вернулся в столовую.

– Могу тебе сообщить, – сказал Аревало, – что этот тощий был на трибуне.

Видаль подошел к прыщавому парню:

– Вы видели, как его убили?

– Видеть, собственно, не видел. Но у меня есть своя версия, подтвержденная очевидцем.

– И это правда, что его затоптали? – спросил Видаль, посмотрев на него с отвращением.

– С чего бы это стали его топтать? Он же сидел на самом верху трибуны… Знаете, как было дело? Игра долго не начиналась, народ заскучал, а тут кто-то предложил: «Скинем какого-нибудь старика на поле». Вторым стариком, которого скинули, и был сеньор Нестор.

– А сын защищал его?

– Если я правильно понял, – сказал большерукий, – кое-кто утверждает, что не защищал. Верно я говорю?

– Точно, – подтвердил юнец и холодно прибавил: – У кого в семье нет стариков? Это никак не компрометирует. Но ведь есть такие, что своих стариков защищают.

Видаль почувствовал, что Джими тронул его локоть. Остролицый спросил:

– Вы уверены, что его не затоптали?

– Зачем было его топтать, – сказал парень, – если он шлепнулся, как дохлая жаба?

– Пойдем, Джими, – предложил Видаль. – Пойдем поговорим с Реем. Ну, что ты скажешь об этой молодежи?

– Мне от нее тошно.

Видаль приблизил ладони к печурке.

– Зачем приходит на бдение человек с таким настроением? – спросил он.

– Ты говоришь об этом юнце? – спросил Рей. – Он и его товарищ, похожий на лупоглазого морского окуня, ошиваются здесь, потому что они – пятая колонна.

Данте, словно только что проснувшись, услышал их разговор и напророчил:

– Боюсь, что мою теорию вскоре подкрепят факты. Поймите, мы в мышеловке. По первому сигналу этих типов их сообщники, притаившиеся снаружи, ворвутся в дом.

– Еще чашечку? – предложила соседка.

– Где же он сейчас, этот сынок Нестора? – спросил Видаль.

Женщина ответила:

– Предатели всегда прячутся. Джими заметил с ехидцей:

– Тебе не удастся с ним поздороваться.

– Говорят, что теперь, – заявил Рей, – человеку безопасней находиться вне дома.

– Ну ясно, ведь дома ты все равно как в мышеловке, – повторил свою теорию Данте.

Рей пояснил:

– Чтобы соблюсти приличия, правительство больше не разрешает никаких бесчинств в общественных местах.

– Вряд ли бедняга Нестор согласен с твоими словами, – пробурчал Джими.

– Это отдельный случай, – не сдавался Рей. Данте еще раз сравнил дом с мышеловкой. К ним

• Предыдущая
• 17/36
• Следующая