Екатерина II: алмазная Золушка - Бушков Александр Александрович - Страница 51

В июле 1741 г. к американским берегам подошел «Святой Павел» Чирикова – и возникла неразгаданная по сей день тайна...

Чириков отправил на берег шлюпку с несколькими моряками, им было поручено отыскать подходящее для якорной стоянки место, найти пресную воду и, если окажется, что поблизости обитают туземцы, войти с ними в контакт.

Шлюпка ушла в туман – и исчезла. Прошла неделя. На берегу, в районе предполагаемой высадки, был замечен огонь. Чириков послал туда вторую шлюпку. Исчезла и она. Пятнадцать человек и сегодня числятся пропавшими без вести. Поскольку море было совершенно спокойным, а в тех местах не имелось никаких таких коварных подводных скал, совершенно ясно, что обе шлюпки все же достигли берега...

Выяснить, что с ними случилось, Чириков не смог. Шлюпок на его корабле больше не было, вода и продовольствие подходили к концу, на борту началась цинга – и, спасая оставшийся экипаж, Чириков увел пакетбот...

А слухи о некоем старинном русском поселении на Аляске стойко держались на протяжении всего XVIII века. Об этом упорно твердили путешественники: Малгин (1710), Дауркин (1765), казачий сотник Кобелев (1773), ученые, участники экспедиции Беринга Иннлер, Штеллер, Линденау (О том же говорили иностранные мореплаватели – например, капитан Горо (1789). Составляя карту американского побережья, помянутый Дауркин отчего-то изобразил на берегу самую настоящую крепость. А Кобелев подробно описал все, что слышал от чукчей: на берегу реки Юконде стоит крепость под названием Кынгевей, и там живут бородатые белые люди, которые умеют читать, писать, имеют книги и молятся иконам. Он отправил даже письмо этим «бородачам» через тех же чукчей, но о судьбе послания сведений нет.

Потом в тех водах появился Григорий Иванович Шелихов, тот самый, о котором Ломоносов писал в своем стихотворении:

Родился он в городе Рыльске Калужской губернии, происходил то ли из семьи крупного купца, то ли владельца мелкой лавочки. В семидесятых годах XVIII столетия он вместе с купцом Лукой Алиным построил небольшое судно и вывез с Алеутских островов богатый груз – шкуры морских бобров, каланов и голубых песцов. Потом построил еще несколько кораблей, которые сначала плавали к Алеутским и Командорским островам, а потом добрались и до Американского континента. В 1788 г. «Американская компания» Шелихова поставила первые укрепления на Аляске. Именно укрепления, говоря по-американски, форты – поскольку тамошние индейцы особым миролюбием не отличались. Племя колошей подчинило себе всех окрестных краснокожих, драло с них три шкуры, а потому в русских моментально увидело опасных конкурентов и реагировало соответственно...

Вот тогда-то, на переговорах с вождями племен, Шелихов и увидел среди индейцев... светловолосых и голубоглазых и сразу вспомнил об исчезнувших моряках Чирикова. Индейцы ему рассказали две совершенно противоположных версии: согласно одной, высадившихся на берег «бледнолицых» заманил в лес один из вождей, нарядившийся в медвежью шкуру. Моряки приняли его за настоящего зверя, увлеклись погоней, и их всех до одного перебили из засады. По другой версии, их взяли в плен, и они долго жили среди индейцев, оставив тех самых белокурых и голубоглазых потомков. Ясности нет и, наверное, уже не будет...

Именно компания Шелихова стала уже при Павле I знаменитой «Русско-Американской компанией», успешно осваивавшей Аляску, много лет находившуюся в русском владении. Этих земель Россия лишилась, вопреки официальной версии, не в силу неких «непреодолимых обстоятельств», а попросту из-за бездарнейшей политики Александра II, проваливавшего все, за что он брался – и внутри страны, и за ее пределами (подробно об этом – в одной из следующих книг).

В 1793 году произошла любопытнейшая история. В залив Кука приплыл английский капитан Джордж Ванкувер (тот самый, чьим именем назван город в Канаде). Почти месяц он изучал залив – считая, что это то ли устье реки, то ли попросту пролив, по которому и можно пройти из Тихого океана в Северный Ледовитый.

Тут появились на нескольких эскимосских байдарах бородатые люди вполне европейского облика. «Господа, вы кто?» – в полнейшей растерянности вопросил Ванкувер, вовсе не ожидавший встретить тут белых.

«Живем мы тут», – бесхитростно ответили бородачи. – Местные мы, сэр...»

Это были русские зверопромышленники, обитавшие в этих краях уже несколько лет. Они и поведали англичанину, что его корабль находится не в устье реки и не в проливе, а в самом натуральнейшем морском заливе – и указали его размеры и глубину, полностью соответствовавшие тем данным, что месяц собирал Ванкувер.

Исследователь добросовестный и честный, английский капитан подробно описал эту историю в своей книге. Мало того, именно он назвал один из островов Кадьякского архипелага именем Алексея Чирикова: «...в честь сотоварища Беринга, которого подвиги на многотрудной стезе открытий не были еще, таким образом, переданы памяти потомства». Увы, эта ситуация встречается частенько – когда не сами русские, а иностранцы отдают должное нашим землякам...

Я обязательно напишу отдельную книгу о Русской Америке. А пока что, завершая главу, упомяну о событии, которое отношения к географическим открытиям не имеет, но является важнейшим для отечественной медицины.

Именно Екатерина стала инициатором оспопрививания в России. Эта «чума XVIII века» последний раз прокатилась по нашей стране в 1768 г., оставив десятки тысяч покойников и не меньшее число навсегда обезображенных. В Англии в том же оду врач Эдвард Дженнер наконец отыскал средство от страшной болезни – прививку. Он привил восьмилетнему мальчику сначала коровью, а потом человеческую оспу, и мальчик остался жив, подтвердив теорию.

Однако и Англия, и остальная Европа как-то не спешили внедрять новшество – как бы чего не вышло, дело новое и сомнительное...

Тогда Екатерина пригласила ученика Дженнера, военного врача Томаса Димсдейла, в Россию. В том же 1768 г. он привил оспу сначала Екатерине, а потом четырнадцатилетнему наследнику Павлу Петровичу и Григорию Орлову.

Здесь Екатериной нельзя не восхищаться: дело было новое, «просвещенная» Европа его откровенно побаивалась, и принять такое решение наверняка было нелегко...

Екатерина писала впоследствии: «Мне посоветовали привить оспу моему сыну. Но, сказала я, с каким лицом сделаю я это, если не начну с себя самой, и как ввести прививание оспы, если я не подам тому примера. Я принялась за изучение этого предмета, твердо решившись взяться за средство менее опасное. Последующее размышление заставило меня решиться наконец. Всякий благоразумный человек, видя перед собою две опасные дороги, избирает ту из них, которая менее опасна. Было бы тупостью оставаться всю жизнь в действительной опасности со многими миллионами людей, или же предпочесть меньшую опасность, продолжавшуюся короткое время, и тем спасти много народу. Я думала, что выбрала самое верное; миг прошел, и я в безопасности».

Оспу императрице, наследнику и Орлову прививали от больного ею пятилетнего мальчика «из простых», Александра Даниловича Маркова. После удачной операции он указом Екатерины был возведен в дворянство под фамилией Оспинный и пожалован тремя тысячами рублей. Ничем особенным, впрочем, он себя впоследствии не проявил – служил в армии и по болезни в тридцать лет вышел в отставку секунд-майором.

Пример императрицы произвел должный эффект: все столичное дворянство, а за ним и провинциалы, наперебой кинулось прививаться. Оспопрививание стремительно распространилось в России, опередив Европу. Димсдейл и его помощник-сын стали российскими баронами.

А теперь от мирных медицинских дел перейдем к вещам прямо противоположным – к тем войнам, что велись в царствование Екатерины. Среди них нет ни одной проигранной.

Это – строчки из Державина. Ничуть не противоречащие исторической правде, в царствование Екатерины велись три больших войны, одна со Швецией и две с Турцией. Все они были оборонительными, все они закончились для русского оружия самым почетным образом.